«Сеть жжет его, врезаясь в кожу, на камнях заклятие-ловушка. Колдун читает… это заклинание, призванное забрать энергию у другого колдуна. Я пущу через тебя магию — просто отпусти ее, мы попробуем сбить сеть, чтобы можно было пободаться с основным колдовством».

Я согласно кивнула, позволяя магии просто просочиться сквозь меня, пройтись под кожей мощным, обжигающим потоком.

Жахнуло. Не знаю, что именно пыталась сколдовать Варнава через мое тело, но она будто создала вокруг нас сферическую взрывную волну, ударившую во все стороны одновременно. Сеть заискрила, раздулась шаром и лопнула, осыпавшись бесполезными веревками. Мечеслав тут же отпустил меня, метнулся куда-то в сторону и оттуда раздался вскрик. Я встала прямо и быстро огляделась, оценивая ситуацию. Прямо передо мной, шагах в пяти стоял мужчина в длинной мантии, подметающей тротуар. На его голове был глубокий капюшон и расчерченная знаками маска, скрывающая лицо, разведенные в стороны руки были закрыты перчатками. А вокруг него были… люди. Вот только глаза их светились странно, очень напоминая мне глаза того призрака, которого мы видели, когда добывали кусочек савана. Но они явно имели плоть и кровь — одному из них Мечеслав как раз перегрызал горло, двое уже лежало на земле. У меня ушла какая-то секунда на то, чтобы осознать все это, но этого времени казалось слишком много — колдун продолжал плести свое заклинание, и я уже чувствовала, как начинает кружиться голова.

«Атакуй, давай же!»

И внутри зародилась новая волна магии, обжигающей, болезненной — смертельно опасной. Я вскинула руку, не позволяя себе засомневаться, и воздух вскипел острым копьем, летящим прямо в грудь колдуна. Но в следующий же миг между мной и колдуном оказался один из тех людей, закрыл его собой, приняв удар на себя, а двое других побежали ко мне. Тот, что подставился под копье, выгнулся дугой, вспыхнул на миг ярким, лучащимся светом, и кулем опал на землю, и я, признаться честно, на миг растерялась, глядя, как падает его тело. Я… только что убила человека?

«Колдуй! — приказала Варнава. — Колдуй, если хочешь жить!»

Мечеслав метнулся тенью между мной и нападающими, свернул шею одному, впился в глотку другому, кажется, вырвав целый кусок, а меня будто переполнило магией, которую я никогда бы не хотела ощущать. Темной, злой, жестокой. Она, кажется, прожигала кости, требуя выхода, в то время как перед глазами все сильнее рябило, и я… я не хотела умирать. Не хотела дать этому колдуну, кем бы он ни был, победить. Поэтому позволила этой магии вырваться и смести все на своем пути. Первую волну этих странных людей, бегущих на меня, кажется, со всех сторон, отшвырнуло прочь. Тут и там вспыхивало такими же вспышками, как то было с первым из них, и среди этих вспышек и все новых и новых волн магии Варнавы я на миг даже потерялась, будто весь мир превратился в хаос из движения, света и колдовства. Среди всего этого затих даже голос колдуна, читавший заклинание, но когда свет угас, и все люди оказались лежащими на земле, он остался стоять, и в руках у него был Мечеслав. Темные перчатки сияли рунами, вампир хрипел, прижатый к колдуну спиной, и от пальцев на его горле расходились темные пятна, в которых я не сразу опознала ожоги. Какую-то секунду мы смотрели друг на друга, а потом он резким движением ударил вампира в грудь широким кинжалом, одновременно с тем перехватив пальцами его подбородок и дернув вверх.

Хрустнуло. Вампир повалился на тротуар, заливая его своей кровью, и я сама не поняла, в какой момент закричала, глядя на него.

А потом был резкий удар, будто само пространство деформировалось и врезалось в меня.

И наступила тьма.

Это было очень странно.

Она лежала перед ним, растрепанная, бледная, незнакомая. Он рассматривал ее снова и снова, и понимал, что странное чувство узнавания вызывает только ожерелье на ее шее. То самое ожерелье, которое его заинтересовало тогда — украшение древней ведьмы, по записям спящей где-то там, под старым заклинанием. В первый раз оно его просто заинтересовало, но сейчас, глядя на него так близко, он не мог отделаться от ощущения, что знает эти камни и этот металл, что имеет к этому ожерелью непосредственное отношение.

Оно было важно. Для него, в прошлом.

— Неужели я забыл тебя, неужели тобой я поплатился, — он протянул к темным камням руку, но так и не прикоснулся. — Я знаю тебя. Мне нужно просто вспомнить.

Это было больно. Искать в глубинах памяти то, что никак не хотело возвращаться. То, что, вероятно, могло быть потеряно навсегда. Потерянное, но оставившее в его душе чувство значимости. Словно… словно за это он готов был умереть. Тогда, в своем прошлом.

Эноре прижал ладони к лицу, потер с силой, с нажимом почти до боли, и запустил пальцы в волосы, глядя в стену напротив себя.

— Я не должен был это терять, не должен. В чем тогда смысл, для чего тогда все? — он сорвался в болезненный стон, потянул себя разочарованно за волосы, дернул раз, второй, и покачал головой, опуская руки. — Ты должен все вспомнить. Не важно, какой ценой, — после чего развернулся и вышел из комнаты, заперев тяжелую дверь на все обороты: — Никого не выпускать.

Двое стоящих в коридоре у двери людей замерли по стойке "смирно", упершись взглядом в монолитную створку. Колдун кивнул и отправился в библиотеку — раз за разом перечитывать все, что найдет связанное с этим ожерельем или той ведьмой. Все, что может помочь ему вспомнить, в чем же дело.

У него было около шести часов, пока новая хозяйка ожерелья не проснется. К тому моменту он должен был быть полностью во всеоружии и с идеальным контролем ситуации.

Он снова и снова перебирал все доступные записи, перечитывал дневники и хроники, раз за разом повторяя для себя ключевые слова. Прокручивал имя старой ведьмы в своей голове, и чем больше он это делал, снова и снова вчитываясь в уже выученные на зубок слова, тем сильнее в душе разгоралось чувство жгучей, болезненной ненависти, причины которой он не знал.

— Неужели это она? Неужели она — мой недостающий элемент?

— Господин, вампир, которого вы приказали взять с собой, очнулся. Желаете увидеть? — один из слуг вошел бесшумно, но смотрел под ноги, не смея поднимать взгляд на святая святых своего хозяина.

— Да, пожалуй. Стоит с ним поболтать прежде, чем приступать к основной задаче, — кивнул Энорэ и без запинок пошел за своим человеком.

Кровосос был скован магическими кандалами, прикрепленными к стене, и выглядел не особо хорошо, но в глазах горела первобытная, звериная ярость. Увидев вошедшего колдуна, он рванулся вперед, будто и вправду надеялся разорвать свои оковы и вцепиться ему клыками в глотку. Растрепанный, окровавленный, в порванной одежде, он выглядел так, будто загрызет любого, кто сделает лишний вдох. Настоящий дикий зверь в клетке.

— Если ты хоть пальцем ее тронешь, я вырву твое сердце и сожгу его на твоих глазах. И пока весь твой мир будет гореть, пока душа твоя будет превращаться в пепел… Я буду смеяться, глядя тебе в глаза, потому что твои крики, пока ты будешь биться в агонии, будут лучшей песней для меня, сказкой на ночь, от которой самый крепкий сон и сладкие сновидения.

Мир двоился, слова наслаивались на слова, и вся ненависть, вся злость, бурлившая в нем этим утром, вдруг обрела смысл и цель, плоть и кровь, воплотилась в одном единственном существе, которому он смотрел в глаза.

— Этим вечером она умрет. И ты будешь на это смотреть, не смея опустить взгляд.

Его слова растворились в воздухе невидимой пылью, и этот воздух будто изменился, потяжелел, опадая на плечи вампира грузом страха в глубине искрящихся огнем глаз.

Энорэ улыбнулся. И ушел, унося с собой новое знание.

Я проснулась от ощущения пристального, немигающего взгляда. Резко села, окончательно приходя в себя, и тут же отшатнулась, отползла машинально, пока не уперлась спиной в спинку старой кровати, на которой теперь была.