— Он официальный работник клуба, — КириллКирилыч налил вина мне, потом себе, потянулся к моему бокалу своим. — А официальные работники клуба находятся под защитой хозяина клуба. Ему там безопаснее, чем на улицах.

Я цокнула боком своего бокала о его, и вздохнула:

— Тогда за безопасность.

Мужчина покивал, выпил, доел свой кусочек пиццы и тоже оперся рукой о ладонь, только с другой стороны. Посмотрел задумчиво и выдал:

— А что будет, если ты не сможешь провести ритуал?

Я вздохнула. Это был как раз тот вопрос, о котором я даже думать не хотела, не то, что интересоваться на него ответом. А потому просто качнула головой:

— Кирилл Кириллович, а вам не пора ли? Вон, какой погожий вечер, вы еще успеете в какой-нибудь прелестный клуб на раздачу лучших красоток, — и поднялась из-за стола.

Это была моя вторая по серьезности ошибка в жизни, (после надевания медальона ведьмы, конечно). Потому что стоило мне встать на ноги, как мир шатнулся, качнулся, и я поняла, что я не то, чтобы могу стоять ровно. Блин, это вино такое коварное или как?

«Вот, теперь ты на практике знаешь, что запивать алкоголем зелье восстановления — не лучшая идея» — проинформировала меня ведьма.

— Тихо-тихо, — сквозь смех приказал шеф, змеей выбираясь из-за стола и подхватывая меня под руку. — Ты что же это, пить совсем не умеешь, что ли?

— Можно было и предупредить, — возмутилась я.

«Я предупреждала» – хмыкнула ведьма.

— О чем? — нахмурился начальник.

Я вздохнула.

— Да я не с вами говорю-то, — и попыталась отобрать у него руку. — Я не больная, что вы меня схватили, нормально все.

— Я прямо–таки вижу, как нормально, — он принялся меня разворачивать, вместо того, чтобы послушаться. — А ну-ка, тихим ходом, на диванчик, не спеша.

— Кирилл Кириллович!

— Милена, я человек опасный, я могу и на руках понести.

— Не человек вы, — я обиженно надулась, но до дивана пошла своим ходом.

И уже там, удобненько откинувшись на спинку, дождалась, пока он усядется рядом, посмотрела чуть снизу вверх и попросила:

— Кирилл Кириллович, а покажите ушки.

— Показать что, прости? — опешил шеф.

— Ушки, — я приложила ладошки к голове и пошевелила сведенными вместе пальцами, сжимая и разжимая. — Собачьи.

— Милена…

Я с ловкостью, не типичной для не совсем трезвого человека, вцепилась ему в руку чуть выше локтя, и честно попыталась повторить этот его фирменный щенячий взгляд:

— Ну пожа-а-а-алуйста.

— Вот я с тобой раньше наедине не пил никогда, и теперь понимаю почему, — чуть отклонившись от греха подальше, сообщил мужчина. — Какие-то боги определенно берегли меня от этого, но сегодня я, видимо, чем-то заслужил их гнев.

Поджав губы, я уставилась на него пристальнее. Так пристально, что аж глаза заболели.

«Самоубийца» — постановила Варнава.

К кому конкретно относилась ее реплика, я как-то не уловила, но на всякий случай оскорбилась и решила до утра с ней не разговаривать.

— Милена, уймись, — глядя на меня несколько испуганно, тявкнул шеф. — Успокой свое лицо.

— Покажите ушки, — я упрямо продолжала пыриться, не моргая.

— Нет!

— Ну, вам жалко, что ли!

— Милена, это не миленько, — он посмотрел на меня с грозовой серьезностью. — Это частичная трансформация черепа, а не ня-каваи.

— Бука вы, Кирилл Кириллович, — я отодвинулась от него на другой край дивана и сложила руки на груди.

Али я у него часто что-нибудь прошу? Да никогда! Это он меня всегда просит. То за пончиками сходи, то в неприятности не лезь! Вечно все по его должно быть, тоже мне, властелин мира. Фе!

— Не бука, а заботливый оборотень, берегущий твою психику от лишних травм, — воздев перст к потолку, поведал шеф.

— Злая вы собака, а не заботливый оборотень, — я посмотрела на него искоса и едва подавила желание показать язык.

— А хочешь, фокус покажу? — он лукаво улыбнулся и, откинувшись на спинку дивана, похлопал себя по колену: — Иди сюда.

Я прищурилась:

— Да вы читер, Кирилл Кириллович. Мошенник!

— Не читер, а наблюдательный начальник, — хмыкнул мужчина. — Ну же, иди сюда.

Нет, ну надо же, это ж мало того, что заметил да запомнил, как я по нетрезвому у Дарии на коленочке лежала, так еще и выводы сделал! Вот же зараза, а!

Я вздохнула, подползла поближе и брякнулась на бочок, уложив голову ему на коленку.

— Не сочтите за интим!

— Для интима ты не той стороной повернута, дорогая, — рассмеялся начальник.

— Я вас сейчас за коленку укушу, — предупредила я. — Больно.

— Все, молчу, — откликнулся он, как-то очень по-душевному укладывая мне ладонь на плечо.

Я полежала так, полежала, а потом очень тихо проговорила:

— Знаете, я ведь этого всего не просила, не хотела. Просто ожерелье примерила, красивое очень.

— Ну, хоть что-то в тебе от типичной девушки нашлось, — тихо рассмеялся КириллКирилыч, а потом чуть сильнее сжал пальцы на моем плече: — Мы разберемся с этим. И ты снова будешь просто моей секретаршей, таскающей мне пончики, откармливающей супчиком и следящей, чтоб я не спился, не сгулялся и не сдох раньше сроку. И самой твоей большой проблемой будет Шушер под твоим столом. Ну, или появление у меня нового любимого ресторана, в котором не будет доставки, и к которому действительно придется ехать лично, если захочешь влить в меня еще супчику.

Я умиротворенно улыбнулась, представляя себе эту картину. И благополучно уснула прямо на его коленке.

Ниточка исчезла. Забилась, зазвенела, и исчезла. Одна ниточка в сети, но он почувствовал. Вздрогнул, невольно оглянувшись, но именно в тот момент ничего не смог сделать — другой город, насущные дела, требующие его личного присутствия. Но стоило ему вернуться домой, как он скрыл дорогой деловой костюм под длиннополой мантией, исписанной сложными сочетаниями символов, накинул на голову капюшон и исчез для простого взгляда.

Город всегда изменяется, когда смотришь на него сквозь зачарованный полог. Ночью или днем, утром или вечером, ткань испещренной знаками мантии показывает совсем другую сторону мироздания, где даже дома испускают легкий, призрачный свет своей жизни, созданной историями людей, когда-либо в них живших. И каждый раз, проходя по улицам под защитными чарами, он видел изменения вокруг, запоминал их, находил вероятные точки крепления своих новых нитей.

Старая пятиэтажка встретила его тенями. Свечение историй, прожитых в ней, никогда не было сильным, и время стирало их, будто закрывая этот свет накапливающейся слой за слоем пылью. Раньше здесь был один яркий огонек — основа для его нити, но теперь и его не было. Безвозвратно.

Он вошел в здание, легко перемахнув через пустую раму, и скинул капюшон, оглядываясь уже без завесы. Знакомые коридоры, усыпанные осколками стекол и мусором, облупленные стены и старые двери. Только призрачного звона цепей больше нет. Мужчина поджал губы и пошел к лестнице, больше не смотря по сторонам.

Здесь на втором этаже — запертая комната. Не одна она, конечно, под замком, но эта — особенная. От нее еще не утерян ключ — простой, зубчатый, желтоватый, будто потемневшее золото. Колдун хранил его на темной, плетеной веревке, как и десятки других, и в его доме у этого ключа было свое место — свой личный крючок на стене среди ему подобных. Теперь этот ключ бесполезен, но должен еще сослужить последнюю службу.

Энорэ вставил ключ в замок, провернул дважды и открыл дверь в абсолютно пустую квартиру. Здесь не было мебели, не было мусора, даже пыли не было. Только обрубки цепей, лежащие в центре двойного знака, отрисованного на полу в большой комнате — символа проклятия призрака, заключенного в вязь связующего заклинания. Все, что осталось от его нити.

Колдун подошел ближе, хоть и знал, что именно увидит — разрывы-трещины в пяти местах знака, по одному на каждую цепь. И каждая трещина будто обуглена по краям — сильное, очень сильное колдовство. Грубое, разрушительное. Он присел рядом, провел по разрыву подушечкой указательного пальца и потер указательный и большой пальцы между собой. Заискрило. Будто между его пальцами на мгновение вспыхнул маленький бенгальский огонь. Мужчина нахмурился, поднялся на ноги и оглянулся. Так, будто умел смотреть сквозь стены.