Колдун в маске сидел напротив. Все тот же капюшон, скрывающая детали фигуры мантия в магических рисунках, перчатки, сапоги. Даже глаз не видно — прорези в маске скрыты темными стеклами.

Прекрасно. Нет, просто превосходно. И как я докатилась до жизни такой?

— Доброе утро.

Голос хриплый, вибрирующий, будто измененный, не настоящий.

Вы посмотрите на него, ни одной зацепки, ни одной детали, по которой можно было понять что-то полезное. Мантия, конечно, примечательная, но толку от ее примечательности…

«Скрывающие и защитные знаки. Он знает свое дело, это работа не одного года, а то и десятка лет. Хотела бы я себе такую» — отчего-то почти неслышным шепотом сообщила Варнава.

— Что тебе нужно?

— Что мне нужно… — он поднял голову, будто в глубокой задумчивости. — Мне нужно твое ожерелье, — он снова «посмотрел» на меня. — Занимательная вещица. Уникальная.

Ишь! Ожерелье ему понадобилось. А еще ему чего? Может, грудь показать?

— Прости, но я думаю, оно тебе не пойдет. А мне, говорят, подходит очень.

— Дерзишь, — он хрипло хмыкнул. — Он любит дерзких, да. Наглых.

— Кто, он? — я нахмурилась, не совсем понимая, о чем это он вдруг.

— Твой любимый нелюдь. Знаешь, не лучший вариант для такой юной, милой девушки.

КириллКирилыч, что ли? Он-то тут при чем? И… Ох. Я прикрыла глаза, вспомнив вампира, падающего на землю. Это отчего-то было очень больно, там, глубоко внутри, под той уже привычной болью, которая гудела во мне сейчас — последствия вчерашнего колдовства. Где же мои зелья, где же моя спокойная жизнь… Ну, или хотя бы звон волшебных фей, ознаменовавших бы мое прекрасное спасение. Как-то в этой вашей магии совсем никаких чудес.

— Я уж со своей жизнью сама разберусь, спасибо. И да, ты уж прости, но ожерелье я тебе не отдам. Даже если бы хотела, не смогла бы — оно не снимается. Вечное украшение, ты, как колдун, должен бы понимать такие вещи. Так что… может, отпустишь меня?

— Отпустить? Прости, но этого не будет.

— Но я же говорю, ожерелье не снять…

— С живой тебя, — он поднялся на ноги, поправил мантию. — Я бы сказал, что мне жаль, но это не совсем так.

Ого. Нет, правда, ого. Как все обернулось-то.

Я смотрела на уходящего к двери у дальней стены колдуна и думала — прекрасно, просто восхитительно. Он же это не серьезно? Или серьезно? Мать моя, а что ж теперь делать-то, что делать?

— Неужели тебе настолько нужно это украшение?

Он оглянулся, и я нутром почувствовала, как изменился его взгляд.

— Это не просто украшение. Это — история. И теперь в этой истории у тебя есть своя роль, — он замолчал на пару секунд и добавил с какой-то очень странной уверенностью: — На закате ты умрешь.

Дверь перед ним распахнулась, и он вышел. Тут же щелкнул замок, кажется, даже громыхнул какой-то засов.

— Я вот сейчас не поняла, — глядя на дверь, заявила я.

«Очень странный колдун».

— Да я вижу! — я возмущенно указала рукой на дверь. — Он обещал меня убить!

«Да я не об этом, это-то как раз нормально, если он понимает силу ожерелья и придумал, как может использовать его в своих целях».

— То есть в вашем мире это нормально? Убивать ради побрякушек?! — мое возмущенное непонимание перешло на новый уровень.

«Не ради побрякушек. Ради силы. И он говорил серьезно, так что нам стоило бы выбраться отсюда до заката».

Я максимально бодро слезла с кровати — единственного предмета мебели, если не считать забытый колдуном стул. Окно здесь — тонкая полоска сантиметров десять где-то под потолком, а дверь — металлическая, укрепленная. И вряд ли мне знакома здешняя модель замка, чтобы помочь со взломом. Некрасивая картинка получается, некрасивая. Ой, а можно я сейчас проснусь, а никаких колдунов и ожерелий нет? Нельзя? Обидно, досадно, но ладно.

— Есть идеи, что делать?

«Садись».

С исполнительностью человека, который очень хочет жить, я приземлила свою задницу обратно на кровать и замерла, готовая выполнять дальнейшие указания.

И тишина.

— Варнава?

«Что?»

— Что дальше-то?

«А дальше мы сидим. И ждем».

— Пока он не вернется и не отрежет нам голову?

«Пока он не отойдет подальше, — хмыкнула ведьма. — И пока он отходит, тебе нужно посидеть смирно, потому что здесь в стенах защита, и просто так ее не пробьешь, а значит, колдовать придется много и сложно. Ты должна хоть немного восстановиться после вчерашнего, а покой этому поможет».

Прекрасно, много и сложно колдовать — предел мечтаний. Зелья мои зелья, где же вы, когда вы так нужны, почему у меня нет чудо-сумки-невидимки, ну или хотя бы способности доставать заготовленное варево из какого-нибудь подпространственного кармана? Это очень грустно, между прочим, какая-то мне доступна недостаточно магическая магия!

— А мы сможем где-нибудь в процессе дать в морду этому мудаку в маске? — усаживаясь поудобнее, уточнила я.

«Мы же вроде не собирались героически умирать?»

— То есть, не получится, — я грустно вздохнула. — А жаль, жаль, очень хотелось бы.

«Как-нибудь в другой раз».

Я фыркнула и постаралась расслабиться, но в основном это привело только к тому, что я сильнее осознала, насколько после вчерашнего колдовства у меня все болит. Так, решено, когда выберусь отсюда, возьму у КириллКирилыча дня три выходных, чтобы просто лежать в кроватке и максимум дышать. Даже веки открывать не буду. А если он в своей манере заботливого начальника припрется вечерком проверять, как я там, не померла ли еще, то припашу его варить зелья восстанавливающие, да побольше. Вот прям, чтоб целая ванная получилась. Понятия не имею, сработает ли оно, если его не пить, а купаться, но я была бы не прочь занырнуть в какую-нибудь чудо-водицу и выйти оттуда огурцом.

«Так, вставай, иди поближе к двери, сейчас будем пробовать творить великую магию».

И как-то мне вот совсем не понравился тон, с которым она говорила «великую магию». Какой-то очень подозрительный был этот тон, настораживающий.

— А что за великая магия? Мы… — я добавила в тон энтузиазма: — Будем плавить дверь силой колдовства?

«Если мы попробуем плавить дверь через защитный контур, ты потеряешь сознание от боли раньше, чем мы получим хоть сколь либо значимый результат, дорогая моя. Мы же будем все делать по-умному, хотя я все еще не уверена, что оборотная магия сработает и продержится достаточно долго».

— Какая-какая магия?!

Мир изменился. Словно где-то далеко произошел еще один космический взрыв, и вселенная расширилась, а я нет. И вот чего греха таить, я даже присела от неожиданности, увидев, как эта самая дверь становится вдруг просто огроменнейшей. Это, между прочим, пугало! Громаднючая дверь! И потолок теперь — будто небеса далекие. И я… будто начала видеть все и сразу. Что происходит вообще?!

«Не жужжи, — приказала Варнава, и ее тон был очень… сосредоточенным. — Это очень сложная оборотная магия с максимальным изменением размера, так что удержать ее через тебя я долго не смогу. Давай, шевели крыльями».

Я нервно потерла лапки. И вдруг поняла, что я — муха.

Муха.

Я.

ЧТО?!

«Милена, шевелись!»

Елки пупырчатые, да понять бы еще, как!

Я перебрала лапками, подпрыгнула, стремясь к двери, да повыше… и поняла, что лечу. С очень характерным, противным звуком. Святые силы, лучше бы в жабу, право слово!

Приземлиться на дверь оказалось не так сложно. Я просто подлетела и села, максимально вцепившись всеми лапками в неровности поверхности, которые теперь были очень... заметными. А вот ползти оказалось сложнее — страх, что если я неправильно шагну, то навернусь с громадной высоты и разобьюсь напрочь, не позволял нормально передвигать лапками. Поэтому к замочной скважине — самому логичному пути наружу, когда ты муха, — я решила добираться перелетами, а не просто подползти по створке. Так, даже, возможно, быстрее. В полете меня тоже, конечно, основательно мотало из стороны в сторону, но это отчего-то было не так… мягко говоря, экстремально. Где-то в процессе подлета к вратам свободы, которые теперь и выглядели для меня как целые врата, я поймала мысль, а почему я все еще слышу звук полета привычным образом, но развивать эти размышления сейчас было некогда. Надо будет потом у Варнавы не забыть спросить.