Я не хочу более повторять эту главную мысль, напоминанием о которой и был, по сути дела, весь наш маршрут. Ибо бывший «римский город» мы увидели впервые в самом начале поездки, в Барселоне. Он хорошо сохранился, как и более «молодая», средневековая часть города — сторожевые башни, мосты, храмы древней Кастилии.

Средневековая Барселона тщательно охраняется. И как музейный заповедный уголок, и как приманка для туристов, что имеет под собою и основательную коммерческую основу. Испания — страна мирового туризма, и туристический бизнес с его своеобразной «индустрией» здесь запущен, как говорится, на широкую ногу.

Интересно, что древнеримские и средневековые мосты нас встречали и в Валенсии, и в Мурсии, и в Гранаде, и в Кордове. И это здесь не реликты, не музейная неприкасаемая ценность — это действующие мосты! Таков же и самый старый, римских времен, мост в Толедо, переброшенный через пропасть и реку Тахо, огибающую гору и крепость древней столицы Испании. Толедо, раскинувшийся на склонах горы и вокруг выстроенной еще арабами в XII веке крепости Алькасар, — поистине удивительный в своем роде город-музей.

Его узкие улочки внутри крепостной стены, по которым с трудом протискиваются машины, его бегущие то вверх, то вниз мостовые как бы врезаны между домами с современными магазинами, витринами, кафе и ресторанами, и это сочетание впечатляет именно своей контрастностью стилей и эпох.

Римский мост тоже ведь стоит неподалеку от современного. И если древний действует исправно, то выстроенный двадцать лет назад уже ремонтируется. Сам этот анекдотический факт, сообщенный гидом, послужил, естественно, поводом для шуток и иронии относительно качества современного строительства.

Шутки шутками, а что может быть убедительнее совершенно очевидного: стоят, не падают мосты, «сработанные еще рабами Рима».

Наш гид по «гранадскому кремлю», в прошлом маленький республиканец, вывезенный из Испании в период гражданской войны, окончивший Московский университет, биолог, ученик академика Опарина, а сейчас доцент Гранадского университета, третьего по значению университета в Испании, Антонио Претель, свободно говорит по-русски.

Восемнадцать лет он прожил в нашей стране, годы трудного детства, возмужания. Можно ли забыть страну, по-матерински приютившую, давшую образование?!

Я не знаю, почему Антонио вернулся в Испанию. Никто не спрашивал его об этом. Мы путешествовали по франкистской Испании, лишенные каких-либо контактов с населением, и подобная любознательность могла быть истолкована превратно.

Антонио, между прочим, заметил, что он внештатный доцент, зарплата штатных преподавателей, то есть государственных чиновников, в два раза выше и что всякий раз, когда в Гранаде появляются пока еще немногочисленные советские туристы, его просят сопровождать их по Альгамбре. Свою роль гида Антонио выполнял со старанием, — быть может, это и была для него единственная возможность как-то выразить свои симпатии к нам и своей второй родине — Советскому Союзу.

Альгамбра, величественный дворец арабских завоевателей Андалусии, ставший после Реконкисты (освободительных войн) и дворцом католических королей, должно быть, оттого так хорошо и сохранился. Он впечатляет искусством древних строителей, каменным кружевом арок, стенных витражей, мозаичной росписью потолков.

На потолки Альгамбры Антонио обращал наше особое внимание.

— Арабы жили под звездами в своей пустыне, потому и потолки во дворцах всегда изображают небо, звезды и особенно седьмое небо, где, согласно Корану, и находится истинный рай, — говорил Антонио, показывая нам потолки Тронного и других залов. — Арабы в своем дворцовом раю жили как в шатрах, — продолжал он, — в одной комнате ели, спали и четыре раза в день молились. Отсюда и такое изобилие фонтанов и маленьких бассейнов. Они охлаждали воздух в жару, но главным образом служили для омовения во время молитв.

В Альгамбре немало и больших водоемов, они в самом дворце и под открытым небом, в окружении знаменитых «садов Альгамбры», составленных из аллей кипарисов, платанов, олив, арагонской коры, каштанов. Парковое искусство во времена арабов достигало больших высот.

Вот, может быть, поэтому и не очень убедительно прозвучало замечание нашего гида Антонио о том, что арабы строили не слишком хорошо. Я не берусь с ним спорить. Казалось бы, Альгамбра говорила о другом. Но любопытно обоснование, которое привел Антонио.

— По арабским законам только бог мог строить вечное, — сказал Антонио, — ну, а люди, естественно, только временное.

Я подумал тогда: «Будь со мною рядом Владимир Копелев, он бы не удержался от иронического замечания примерно в таком духе:

«Не дай-то бог некоторым нашим московским строителям узнать о таких «заповедях». Они бы обратили их в оправдание своей нерадивости, людей, мало пекущихся о качестве и долговечности жилых домов».

Гранадская Альгамбра и Толедский Алькасар, сохранившиеся следы арабской культуры на земле Испании, памятники испанского барокко, которое здесь называют еще «тяжелым барокко» из-за обилия массивных колонн, гипсовой лепнины, фигур людей и ангелов. Или же великолепная испанская готика и влияние арабской культуры на готику, образовавшие свой эклектический стиль — модехас, арабские месхиды — мечети — и рядом соборы, или же удивительный архитектурный симбиоз, который можно увидеть в гигантском Кордовском соборе. Здесь мечеть непосредственно в одном здании соединена с собором, с тремя его частями, сооружавшимися в разное время и на протяжении многих десятилетий. Это, пожалуй, самое наглядное в Испании соединение культурных и религиозных напластований. И величественное зрелище, едва ли многим уступающее эстетическому впечатлению от Толедского — главного собора Испании.

Для чего я вспоминаю сейчас обо всем этом? Да все с той же целью — всей мерой своего эстетического восприятия засвидетельствовать благотворность сохранения исторических, культурных, духовных памятников и сооружений, архитектурных богатств, накапливающихся в течение столетий.

Эта же мысль переносит меня в нашу сегодняшнюю, московскую строительную действительность. Давно уже идет и все в нарастающих масштабах реконструкция центра столицы. Как важно сохранить именно здесь, в исторически сложившихся районах, все то, что дорого народной памяти, что связано с историей, культурой, духовной жизнью Москвы и всей страны.

Ведь о Москве мы думаем всегда. И архитекторы, и проектировщики, и писатели, и рабочие-строители, партийные и хозяйственные работники, все жители, все трудящиеся столицы, все советские люди. Мы любим Москву, которая и дальше будет развиваться как крупнейший административно-политический, промышленный, научный и культурный центр, архитектура которой должна сохранить исторические заповедные места и ярко выразить самые прогрессивные идеи нашего социалистического общества.

Заповедные места — это, конечно, особая огромная тема. Кстати говоря, в пределах Садового кольца почти каждую улицу можно было бы назвать заповедной.

Я хочу сейчас вместе с Копелевым бросить взгляд именно с этой точки зрения на одну лишь улицу — Герцена, лежащую в пределах района Красной Пресни, о котором не раз шла речь в этом повествовании, района, где расположены и главные заводы нашего комбината, и сама его дирекция, и строительный штаб Пятого монтажного управления.

Наша улица Герцена, казалось бы, такая знакомая, привычная, уже ничем не удивляющая! А ведь не только эта улица, но и весь район, к ней примыкающий, решением Исполкома Моссовета объявлен заповедным и должен быть реконструирован так, чтобы сохранить на века все свои достопримечательности.

Кстати говоря, в центре Москвы создается девять заповедных зон: улица Кропоткина, Старый Арбат, Петровка — Кузнецкий мост, Китай-город, улица Кирова, Богдана Хмельницкого, Чернышевского, Заяузье, Замоскворечье и наши улицы Герцена и Воровского.

Давайте же мысленно пройдемся по улице Герцена от ее истоков у проспекта Маркса. Московский университет! Тысячи студентов ездят сейчас на Ленинские горы, но идут занятия и в старых корпусах, которые выстроил в духе классицизма знаменитый Матвей Казаков в XVIII веке, а после пожара 1812 года перестроил Жилярди в стиле русского ампира.