Я думал об этом, сидя на семинаре. Не слишком ли много забот мы перекладываем на долю наших потомков? Да им и труднее будет, чем нам, рассказать о героях этой на наших глазах все более величественно развертывающейся строительной эпопеи. Где увлекательные, правдивые, масштабные писательские книги, достойные подвига создателей современной Москвы? Да их и почти нет, таких книг, и это ли не укор нам, писателям, живущим в столице, в новых домах, кварталах, районах!

Мне довелось еще раз побывать у строителей Будапешта. Теперь — в августе семьдесят четвертого года.

Нынешний грандиозный «строительный фронт» всех социалистических стран с его многими чертами индустриального тождества, с многими общими тенденциями развития и вместе с тем со всей яркой гаммой национального своеобразия и многообразия в методах, приемах, организации труда именно на берегах Дуная выражен, как мне представляется, особенно ярко и примечательно.

И это не только мое мнение. Такова логика и убежденность самих венгерских строителей, знакомых с практикой массовой застройки Берлина, Праги, Бухареста, Софии, Белграда и других столиц.

Четыре года, отделившие первую поездку от второй, дали мне возможность взглянуть на новый Будапешт уже во временной перспективе. С четырехлетней дистанции рельефнее чувствуешь динамику градостроительства.

Но самое главное в моем повествовании — это портреты людей рабочего класса, их судьбы, характеры. Когда вновь приезжаешь на знакомые стройки, заводы не только в своей стране, но и за рубежом, то лучше узнаешь новых друзей, яснее представляешь себе закономерности их рабочей жизни.

И тогда видишь, что на всем этом, а не только на сравнимых с советским опытом методах строительства, лежит все та же характерная печать коренной похожести и частых различий, глубокого единства и неповторимого своеобразия.

О бригаде Клауса Шебетшена я слышал еще в семидесятом году. Однако нам не удалось тогда встретиться. Но я знал, что Клаус работал в Келенфельде.

Келенфельд — я уже писал об этом — украшение Будайской стороны города. Из Пешта дорога ведет сюда по мосту Эржебет через Дунай, в обход горы Геллерт, увенчанной старинной Цитаделью.

Эта белостенная каменная крепость была выстроена в середине прошлого века большей частью принудительным трудом венгерских солдат. В те времена пушки крепости охраняли «спокойствие» столицы. Однако затем гарнизон из крепости был выведен, и крепость пустовала до заключительных месяцев второй мировой войны, когда тут весной 1945 года с отчаянностью обреченных держались окруженные части гитлеровцев.

И не случайно, что именно здесь, перед крепостью, высится знаменитая статуя Свободы. Она установлена в честь Советской Армии через два года после освобождения Будапешта.

Статуя Свободы хорошо видна со всех улиц Келенфельда. И в этом тоже есть своеобразная символика. Ибо район в теперешнем виде родился уже после освобождения, вытянувшись между склонами горы Геллерт и Дунаем рядами десятиэтажных типовых домов. Келенфельд как бы обрамлен оправой из лесистых и крутых склонов. Именно с высоты Цитадели, с площадки перед памятником Свободы, особенно рельефно просматривается просторная планировка, светлые ряды десятиэтажных прямоугольников, широкие, отлично обустроенные, площадки внутриквартальных интерьеров.

В семьдесят четвертом Келенфельд уже только достраивался. Центром же сосредоточения строительных эшелонов стали районы Обуды, Зугло, Чепеля, Ракошполатан, Нового Пешта, Бекашмедер и Кебанья.

Клаус Шебетшен в августе семьдесят четвертого возводил свои корпуса в Обуде, там я его и увидел впервые на строительной площадке. Если Келенфельд — это юго-восток, то Обуда — Старая Буда — юго-запад Будапешта. Эти два района разделяют несколько мостов по Дунаю и... много веков! Ибо Старая Буда — это историческая колыбель города.

Наверно, трудно встретить строителя, которому была бы безразлична история района, создаваемого его рабочими руками. А если сегодняшнее и прошлое в таком районе удивительно красочно переплелось и выражено в различных архитектурных формах, в сохранившихся памятниках старины, уходящих ко временам Римской империи, то уж и подавно такая история не может оставаться незамеченной. И уж в той или иной степени для разных людей, но все же существенно для каждого эта история излучает своего рода духовную эманацию, создает определенный рабочий настрой своей архитектурной индивидуальностью и неповторимостью.

О Старой Буде мне рассказывал, естественно, не только Клаус или начальник «панельно-производственной единицы» Легенди Йожеф, Тот Лайош, референт по делам рабочего соревнования, или же руководитель всего домостроительного предприятия Янош Кишвари.

Многое я видел сам с высоты девятого этажа монтируемого Клаусом дома, гуляя по площади Флориан — торговому центру Обуды, проспекту Верешвари, площади Фе, улице Корхаз, где именно и сохранились старые, деревенского вида, узкие улочки с низенькими домами, с их своеобразной романтикой, витающей в этих музейных реликвиях прошлого.

Только сто лет назад Обуда соединилась с Пештом и Будой в один город Будапешт, правда, еще долго оставаясь бедной и провинциальной окраиной. Это слияние трех частей в многокрасочном архитектурном выражении особенно отчетливо видишь, скажем, с моста Арпад, с острова Маргит или с широкой, с высокими бетонными парапетами набережной Дуная.

Но, кроме того, в Обуде есть еще и седая древность, представленная прежде всего знаменитым Аквинкумом — римским поселением в первом веке нашей эры. Сейчас на месте Аквинкума музей с остатками древних сооружений — форума-базилики, крепостных стен, мощеных улиц, римских бань, канализации и водопровода.

Римские бани можно увидеть и на площади Флориан в небольшом подземном музее, а на улице Надьсомбат — руины амфитеатра военного города, построенного во II веке и одного из крупнейших из созданных римлянами вне Италии.

А рядом с этой памятью о древнем мире память о прошлом веке — хоть и старенькие, но еще очень привлекательные, уютные, прохладные, не похожие друг на друга корчмы «Хид» («Мост»), «Вашмачка» («Якорь»), «Поштакочи» («Почтовая карета»). Они привлекают посетителей, особенно туристов, и по сей день.

«Приезжайте в Старую Буду на вкусную лапшу с творогом, музыка играет, на столе вино. И только здесь можно хорошо выпить. После первого поцелуя увидишь, как хорошо в Старой Буде».

Это слова из популярной в Будапеште песенки. Ее любит петь и Клаус. Это он вспомнил о романах венгерского писателя Круди Дьюла, который с особой любовью воспевал Обуду, жизнь и быт здесь в былые времена.

Да, удивительное это место в Будапеште! Оно являет как бы сразу несколько своих обликов, а все вместе они связывают воедино едва ли не всю историю одного из древнейших городов.

Клаус работает здесь уже два года. Он испытывает к Обуде особое чувство, которого у него не было ни в Келенфельде, ни в Ладьманьоше, ни на площади Уйвидек, ни в Пеште, где он построил много домов и гостиниц. А что это за чувство? Пожалуй, влюбленной гордости, которая тем прочнее, чем выше удовлетворение от сознания того, что новейший облик этого уголка старой Европы создает сейчас его «панельно-производственная единица», сам он и бригада.

Строительная площадка, где рядом высилось несколько панельных десятиэтажных домов, видны бетономешалка, подсобные помещения, рельсовые пути, панелевозы, с которых кран разгружает панели, и они плывут в воздухе, покачиваясь на стропах, словно раскрашенные каменные кубики, листы и гармошки лестничных маршей — все это в общем-то ничем не отличается от таких же площадок, скажем, как у Копелева или Суровцева, в нашей родной Москве.

Да и не должно отличаться, ибо «панельно-производственная единица» — это, по сути дела, аналог того, что в Москве именуется строительным управлением, таким, как у Масленникова или Ламочкина. А поэтому и построено оно по технологии наших домостроительных комбинатов, чью суть, как известно, можно выразить в трех ипостасях — типовое здание, индустриальный поток, почасовой график.