— А это что? — сквозь зубы процедил он, вытаскивая их и поднося к самому носу жены.

Кровь ударила ему в лицо. Елена, ожидая вспышки гнева, укрылась одеялом. Но Кондратий только замахнулся на нее сапогами, быстро вышел с ними в заднюю избу, взял топор и прямо на пороге изрубил их на куски.

Когда, тяжело дыша, он вернулся в переднюю, Елена уже успела встать и перед зеркалом приводила в порядок волосы. «Сколько ни ругай ее, она все за свое, — подумал он, глядя ей в спину. — Оттаскать бы ее за косы как следует…» Но Кондратий сдержался: в задней избе сидел чужой человек. Тут еще эти душераздирающие стоны матери. Он, присмирев, опустился на переднюю лавку.

— Давай поговорим без шума, — сказал он, поглядывая на жену сбоку. — Ты уже не молода — за сорок перевалило, время остепениться, поумнеть. Зачем тебе связываться с каким-то сопляком? Был Васька, теперь опять кого-то подыскала. Стыд-то в тебе есть или нет?

— Ты во всем, виноват! Иссушил мою жизнь!.. — Ее голос вдруг оборвался. Она бросила заплетать косу и села, закрыв ладонями лицо. Дрожь пробежала по ее телу. — Уйду, уйду отсюда к матери! — уже сквозь слезы выкрикивала она. — Разве я здесь живу?! Разве это жизнь?!

Кондратий, не ожидавший от жены такой вспышки, моргал глазами, тупо уставившись на нее.

— Ну да, у матери тебе свободнее будет, муж не станет мешать.

— Какой ты мне муж?! — крикнула Елена.

Она еще что-то хотела сказать, но в это время в дверях появилась Аксинья.

— Вашей матери нехорошо стало, — сказала она. — Просится, чтобы ее положили на переднюю лавку.

— Чего еще там? — недовольно сказал Кондратий и вышел вслед за Аксиньей.

Старая Матрена лежала на спине и тяжело дышала, Кондратий давно видел, что его матери немного осталось жить, и лишь ждал, когда она испустит дух. Он полез на печь, оглядел мать и подумал, что, пожалуй, этот день не сегодня-завтра наступит.

С помощью Аксиньи он стал снимать больную с печи. Но она все еще была тяжелой, и они не удержали ее, уронили. Надя, на попечении которой в последнее время была бабушка, с плачем кинулась к ней. На стук падения вышла Елена. Втроем, и то почти волоком, они потащили ее к передней лавке, под образа. Елена побежала за попом.

— Помирать, что ли, собралась? — спросил Кондратий мать, когда та немного пришла в себя.

— Не радуйся, сын, моей смерти, я помру — успокоюсь, тебе еще жить надо.

Вскоре пришли поп Гавриил с дьяконом. Пока поп Гавриил читал отходную молитву, дьякон с елеем стоял позади него и беспрестанно икал.

Вскоре они ушли. Возле умирающей опять остались свои, если не считать сидящей в ее ногах Аксиньи. Состояние больной заметно ухудшалось. Вот она открыла глаза и кого-то стала искать. Увидев Надю, ее глаза остановились на ней, Кондратий подтолкнул дочь к умирающей. Как-то непривычно картаво умирающая произнесла, глядя на внучку:

— В саду есть закопанный горшочек с золотыми червонцами… Пусть это будет Наде… Ищите их у крр…

Дальше язык отказался повиноваться ей. В горле у нее еще хрипело, но слов нельзя было разобрать. Кондратий поспешно схватил мать за плечи, тряхнул ее.

— Говори же, где золото?! — сказал он не своим голосом.

Но умирающая молчала и бессмысленно смотрела округлыми глазами на сына.

— Оставь ее, чего кричишь? Не видишь — дух испустила. Иди в сад, — сказала Елена и, стрельнув глазами в сторону Аксиньи, умолкла.

Кондратий торопливо вышел из избы. Вскоре за ним выскользнула и Елена. У изголовья умершей тихо плакала Надя. Аксинья, как только вышли Кондратий и Елена, подошла к окну и стала наблюдать, что делается в саду.

Следствие о покушении на Канаева затянулось до самого лета. Против Лаврентия Кошманова были веские улики. Он вместе с Архипом Платоновым находился в уездном городе, в предварительном заключении. Обвинение Лаврентия было сильно подкреплено тем, что из реки во время ловли рыбы Егор Петухов сачками вытащил обрез. В сельсовете обрез опознали. Кузнец Петр подтвердил, что он сам как-то очень давно его делал для Лаврентия, и в доказательство принес конец дула, завалявшийся у него между железками. Это должно было решить судьбу Лаврентия. Однако следователь решил пересмотреть и другие данные. Не удовлетворившись результатами следствия, он искал чего-то нового, и один совсем незначительный факт натолкнул его на интересную мысль. Просматривая протоколы допроса, он в показаниях Кондратия Салдина обратил внимание на мотивы несколько рискованной поездки в лесничество Салдина и Дурнова во время разлива реки. Причина якобы была в опасении, что промысловая артель может перехватить у них делянку. Он немедленно вызвал из Наймана Василия Дракина и узнал, что артель тогда и не думала заниматься выделкой мочала. «А не была ли причиной их поездки в лесничество поездка Канаева в Явлей? — думал следователь. — Ведь тот, другой, Дурнов был очень обижен Канаевым». Следователь решил сам съездить в лесничество и на месте еще раз допросить сторожа. Затем он опять вызвал Салдина и Дурнова. Дополнительные вопросы дали много такого, что близко подводило к подтверждению его смелого предположения. Поделиться своими соображениями следователь зашел к Дубкову, очень интересовавшемуся этим делом.

— Что новенького копнули? — встретил он следователя.

Тот смахнул со лба непослушную прядь волос и заговорил:

— Когда я учился в Казани, один из наших почтенных преподавателей любил говорить, что в судебном деле слишком прямые улики — вещь сомнительная.

— Вы теперь придерживаетесь этого правила? — слегка усмехнулся Дубков. — Но ведь дело почти закончено. Преступник обнаружен. Вина его доказана. Следовательно, надо судить.

— И прокурор так советует, — перебил его следователь. — Виновник, говорит, найден и лишь ожидает должного наказания, а вот я вроде оттягиваю это наказание…

Дубков выжидающе посмотрел на него, кончиком ручки почесывая седой висок.

— Дело вот в чем, — заговорил следователь. — Я еще раз побывал в лесничестве, допросил сторожа. Он признался, что за ту ночь, когда у него ночевали те двое, он не может поручиться, в частности, за то, что кто-нибудь из них не отлучался из лесничества…

— Не понимаю, при чем здесь сторож лесничества?

— Вот при чем, — следователь придвинул свой стул ближе к столу Дубкова. — Теперь мне легче разговаривать с теми двумя. Подумайте, зачем им нужно было на ночь приезжать в лесничество и именно в тот день, когда Канаев выехал в Явлей? У одного лошадь, когда они ехали обратно, сильно хромала. Где она могла повредить ногу? Делянки осматривать они ходили пешком, лошади оставались под навесом у сторожа.

Дальше, что очень важно, из вторичного допроса выявилось, что один из них, Дурнов, ночью выходил проверить лошадей, а другой спал и не знает, сколько тот отсутствовал. Вернулся весь мокрый. Он говорит, что в темноте за домиком сторожа попал в канаву. Но я эту канаву осматривал: она неглубокая, можно было только промочить ноги…

Следователь замолчал и стал шарить по карманам. Дубков протянул ему свою пачку папирос.

— Вы предполагаете, что один из них ночью приехал в Найман, подождал возвращения Канаева и совершил покушение?

— Прискакал верхом в Найман, подкараулил возвращавшегося из Явлея Канаева, убил его и, бросив обрез в реку, ускакал обратно. Задумано не глупо. Он рассчитывал, что Канаев может задержаться, и действовал наверняка.

— Да-а… Что же вы хотите сейчас предпринять?

— Надо немедленно арестовать тех двоих и продолжить следствие. Думаю, что я на правильном пути.

Иван Дурнов и Кондратий Салдин совсем не ожидали, что их еще потревожат. Дурнов был в поле на пахоте. Взяли его прямо с поля. Вместе с Дурновым два милиционера заехали за Кондратием. Напуганный их появлением, тот стал торопливо наказывать жене:

— Возьми человека, чтобы закончил пашню, а на пчельник найми Егора Петухова, за ценой не стой: кто знает, когда вернусь…