В доме у Кондратия на первый взгляд ничего не изменилось. В задней избе обедала Надя, только что вернувшаяся из школы. На печи охала и стонала больная старуха. Но когда он в передней увидел нарядную жену, ему подумалось, что тут что-то не так. Обычно небрежная к своему туалету, она теперь выглядела, как недавно взятая сноха. Кондратий покосился на нее.

— И встретить не вышла, — сказал он недовольно.

— А без меня не в те ворота, что ли, въехал? Чего тебя встречать, не с гостинцем небось вернулся, — ответила она, присаживаясь к переднему окну.

— Дай переодеться, не видишь — на мне все грязное?!

Елена молча достала чистую одежду, кинула ему на колени и снова вернулась на свое место. У нее было такое выражение лица, словно она кого-то ожидала.

— Ты, что ли, Кондратий, приехал? — простонала с печи мать, когда он вышел в заднюю избу и подсел к дочери за стол.

— Не мое же приведение.

— Кто его знает, сынок, кто ходит по нашему дому, может, и привидения появляются.

— Ты опять свое начинаешь, — сердито перебил ее Кондратий. — Лежишь на печи днем и ночью — вот тебе и чудится.

— Дай бог, если бы они только чудились, очень уж на живых людей они похожи…

— Замолчи там! А то вот как достану из-за трубы тебя ухватом, сразу прикусишь язык, — крикнула на свекровь Елена, копаясь перед печью, чтобы подать обед.

Кондратий тяжело вздохнул, утверждаясь в своих догадках.

Однако пообедать ему так и не удалось. Только было он взял ложку, как пришел Игнатий Иванович и объявил, что в Совете приказали Кондратию сейчас же ехать в Явлей к следователю. У Кондратия екнуло под ложечкой и сразу же пропал аппетит.

— Меня-то зачем туда? — недовольно спросил он.

— Кто его знает, Кондратий Иваныч. Почитай, половину села опрашивали. Не приведи господь такого дела на нашу голову… Он небось, супостат-то, сидит, поди, теперь как мышь в норе, и головку не кажет. А тут вот людей гоняют. И не придумаешь, Кондратий Иваныч, кто это мог сделать, нет у нас в Наймане таких, которые могли бы убивать людей. Ну, скажем, и раньше убивали: конокрадов аль поджигателей, а тут на тебе — ни в чем невинного человека… Да еще какого!..

Игнатий Иванович долго бы еще высказывал свои соображения, если бы его не прервал Кондратий:

— Скажи, что сейчас соберусь.

— Нет уж, Кондратий Иваныч, ты давай качай сейчас же, никаких сборов, потому так приказано. К Дурнову послали исполнителя, а сюда меня, чтобы, значит, для поспешности.

— Говорят тебе, сейчас соберусь, не могу ж я босиком ехать, — раздраженно отозвался Кондратий, бросая ложку и вылезая из-за стола.

— Ты хоть щей горячих похлебай, — заметила Елена.

— Ладно, сунь что-нибудь в карман, дорогой закушу.

Кондратий хотел ехать верхом, но, когда вывел лошадь за ворота, увидел Дурнова на легкой телеге.

— Давай, знако́м, сюда, на одной лошади поедем! — крикнул он Кондратию, подъезжая к клубу.

Тот отдал повод Елене, вышедшей проводить его, и заковылял к Дурнову.

— По той же дорожке, знако́м, и обратно, — сказал Дурнов Кондратию. — Я думаю, насчет убитого нас требуют в Явлей. Но что мы, знако́м, в этом деле знаем?.. Правда?..

Кондратий, нахмурившись, молчал.

— Мы с тобой вдвоем ночевали в сторожке лесничества, сторож это же скажет, — продолжал Дурнов. — Ну если я ночью выходил проведать лошадей, так об этом, я думаю, и не нужно говорить следователю, а то еще запутают, знако́м…

Николай Пиляев собрался было наведаться к Салдиным, но неожиданно приехал хозяин. Николай зашел потолкаться в клуб. Но Кондратию вновь пришлось уехать. Николай, заметив это, направился сразу же к Елене.

— Что же ты днем? — заметила она, встречая его в задней избе.

Она качнула головой в сторону печи и поторопилась провести его в переднюю.

— Иди-ка, Надюшка, побегай немного, видишь, какой теплый день, а ты дома сидишь, — сказала Елена дочери, пристроившейся со своими книгами у стола.

— Чего нам прятаться? — возразил Николай, когда они остались одни. — Его затребовали в Явлей, того и смотри, пойдет следом за Лаврентием.

Он обхватил ее и закружил по избе.

— Пусти, повалишь.

— Так пляшут, сам в городе видел.

Елена не удержалась от улыбки. Она чувствовала себя с ним, как в дни далекой молодости, — беспечно, ребячливо.

— Знаешь ли ты, Елена Петровна, что сегодня я еще ничего не ел, — сказал Николай. — Дома меня не кормят… И все это из-за тебя!.. Мать сказала, чтобы больше я вообще домой не приходил. Удивительно: как они все узнают? Вот, кажется, никто нас не видел, а по селу уже пошли разговоры…

— Ну и пусть их говорят, наплевать… Погоди, и я еще не обедала, сейчас принесу сюда, вместе поедим.

Она юркнула в заднюю избу. Николай засунул руки в карманы брюк и расхаживал по избе. «Что ни говори, — думал он, — а жизнь неплохая штука…»

У Елены он и заночевал, решив, что Кондратия задержали в Явлее.

…Елену даже подбросило на постели, когда сквозь сон она услышала сильный стук в окно. Подтолкнув Николая, который с перепугу чуть не грохнулся на пол, она поспешила к окну. Под окном стоял и ругался Кондратий: «Что тебя никак не добудишься?!» Николай, услыхав его голос, заметался по избе, словно загнанная лиса. Однако Елена быстро пришла в себя, сунула ему в руки одежду:

— Оденься скорее и спрячься под кроватью. Когда он уснет, я тебя выведу.

— Да под кроватью он найдет, — дрожащим голосом отвечал Николай, пытаясь просунуть ноги в рукава рубашки. Елена уже была во дворе. Звякнуло кольцо калитки. Тяжелые сапоги Кондратия загромыхали в сенях. Николай, схватив одежду в охапку и с рубашкой на ногах, бросился к окну. К счастью, вторые рамы уже были сняты. Николай вниз головой вывалился из окна в тот момент, когда Кондратий входил в избу, и шлепнулся в огромную лужу. Вскочив, он побежал к воротам клуба. Но только успел зайти во двор, на него налетел человек огромного роста. «Это привидение Артемия Осипова!» — о леденящим ужасом подумал Николай. Со двора Артемия донеслись крики: «Караул!..» Больше ни о чем не раздумывая, он прижал к груди свою одежду и бросился бежать.

У школы Николай остановился. Освободившись от разорванной рубашки и кое-как одевшись, он с огорчением обнаружил пропажу сапог. «Где их теперь искать? — недоуменно спрашивал он себя. — Или уронил я их, или там остались?..» Пришлось ему шлепать домой босиком по холодным лужам.

На другой день, едва рассвело, монашка Аксинья прибежала к Салдиным, чтобы, рассказать о ночном происшествии.

— Выходить стал. Вчера, любезная, сама видела, как он появился: весь белый, и веревка на шее, — затараторила она, поднимаясь на печь к старухе.

— Кто? — не поняла старуха.

Она со стоном перевалилась на другой бок, к собеседнице. Аксинья взглядом окинула ее дряблое, как пустой мешок, тело. «Эх, любезная, ты и сама-то, знать, скоро на том свете будешь», — подумала она. Куда девалась ее полнота? Она словно растаяла за зиму на печи. Только глаза напоминали салдинскую старуху; они глядели тускло, подернутые голубоватой пленкой.

— Кто выходит? — повторила она.

— Артемий. Вчера прямо со стороны кладбища шел. Как увидела его, веришь ли, чуть ума не лишилась.

— Эх, эх, — заохала старуха. — У вас привидения во дворе появляются, а у нас прямо по избе ходят.

— Что ты, Матрена бабай?! — испуганно сказала Аксинья и перекрестилась. — Это у тебя в глазах так.

— Восемьдесят четвертый год доживаю, ни разу в глаза ничего не появлялось…

Из передней стали доноситься громкие голоса Кондратия и Елены. Они, как только проснулись, продолжали вчерашнюю ссору. Вчера Кондратий обратил внимание на открытое окно. Елена заверила его, что в избе жарко, поэтому она и открыла.

— А что же оно было закрыто, когда я под окном стучался?

Перед голландкой он нашел окурок. Елене больше нечем было оправдываться, и она смолкла, забравшись в постель. Легли врозь. На этом, может быть, и закончилась бы ссора, но утром Кондратий неожиданно под кроватью обнаружил чужие стоптанные сапоги.