— Иду. Поднеси стаканчик, а то долго придется простоять на холоду. В клубе у них как раз происходит собрание. Как только кончится… или в окно грохну…

— Это уж как там тебе сподручней, — зашептал Лаврентий, зашарил под лавкой, где стояла корчага с самогоном.

— Ты бы мне настоящего поднес, — недовольно сказал Васька следя, как из наклоненной корчаги в большую медную кружку бежала мутноватая струйка жидкости.

— Нет под руками. После достану тебе.

Кружку самогона Васька выпил одним духом и протянул еще.

— Не многовато будет? — заметил Лаврентий.

— Налей, налей напоследок, больше тебе угощать меня не придется.

Лаврентий накинул в плечи полушубок, они вышли кинув вторую кружку, Васька сказал:

— Давай обрез.

— Пойдем, давно уже приготовлен.

Лаврентий накинул на плечи полушубок, они вышли в сени. Там Лаврентий отыскал железный лом и пошел в небольшой чуланчик на конце длинного коридора.

— Иди придержи половицу, — раздался из чулана его голос. Васька подошел к нему. Из-под половицы у самой стены Лаврентий достал обрез.

— Как есть заряжен, — прошептал он и сунул его Ваське в руки.

— Это все хорошо, — помедлив, сказал Васька. — Но деньги-то где?

— Деньги приготовлены.

— Как приготовлены и где они?

— Приготовлены, как договаривались, а где они — об этом узнаешь после, когда вернешься.

— Мне надо видеть их, — настаивал Васька.

— Ну, а если ты так вернешься, не сделав дело, тогда что? Сначала нужно дело сделать, потом и о деньгах разговаривать. А то попадутся они в твои руки, после ищи тебя.

— Но о сделанном ты только завтра можешь узнать, нельзя же мне оставаться до завтра, поймают. Или ты, может, этого и хочешь? — повышая голос, сказал Васька и ткнул обрезом ему в живот. — Тогда на твой обрез, и иди сам стреляй.

— Ты погоди, тише, не торопись отступать, когда уже все на ходу. Я же сказал тебе: как только вернешься — деньги будут в твоих руках. Не могу же я их отдать тебе сейчас.

— Надейся на тебя, — соглашаясь с доводами Лаврентия, буркнул Васька и вышел из чуланчика: — У меня чтобы смотри, а то я и тебя уложу, если что…

— Не беспокойся, не беспокойся, — повторял Лаврентий, провожая его до самого выхода на улицу. — Ну, с богом!

Васька ушел. Лаврентий быстро вернулся в избу, оделся потеплее и вышел на крыльцо. Сев на ступеньки, он высунул из воротника тулупа лицо и замер, вслушиваясь. Из избы вышла Елена. Ее провожала Анастасия. На крыльце они остановились, продолжая разговаривать. «Чтоб вам онеметь, чертовкам!» — ругнулся про себя Лаврентий, а вслух сказал:

— Из дома сбежал от вашей трескотни, и здесь меня нашли.

Однако на улице было холодно, и женщины вскоре расстались. Лаврентий с облегчением вздохнул. Уходя, Елена на минутку задержалась возле него.

— Парень-то ваш на улицу ушел? — спросила она.

— На улицу, — коротко ответил Лаврентий и поспешил выпроводить непрошеную собеседницу: — Иди, иди, кума, а то кум там ждет не дождется тебя.

— Он у нас второй день в городе. Теперь в такой буран и не выедет в дорогу.

Оставшись один, Лаврентий опять стал вслушиваться. Вдоль улицы пронеслись бешеные порывы ветра. Снег обсыпал Лаврентия сверху и с боков, но он ничего не замечал, напряженно ждал звука ружейного выстрела. Но его все не было. Под конец Лаврентий не вытерпел, сопротивляясь порывам ветра, двинулся вдоль улицы к клубу. Подошел совсем близко. В клубе был свет, слышались голоса. Вдруг Лаврентию стало страшно: что, если его сейчас увидит кто-нибудь, а случится это… Он подхватил полы тулупа и бросился что было сил к дому. У крыльца остановился, с трудом перевел дыхание. Сердце колотилось торопливо и сильно. Он хотел снова опуститься на ступеньки, но в это время до него донесся треск, словно где-то в отдалении под напором ветра сломалось сухое дерево. Лаврентий так и застыл в полусогнутом положении. Затем он выпрямился и перекрестился: «Сохрани меня, господи…» Торопливо зашел в избу, хотел зажечь лампу, но раздумал. Одетый сел на лавку и стал ждать. В передней избе громко храпела Анастасия. Однако Васьки все еще не было. Лаврентий снова вышел на крыльцо. Все его тело мелко дрожало, словно в ознобе. Лаврентий и сам не понимал, отчего это — от холода или от испуга. Но что ему бояться: ведь он в стороне от случившегося. Посмотрел на мигающий свет фонаря перед кооперацией, и в первый раз за много ночей этот свет не показался ему противным. Плотно сомкнутые губы его расползлись в кривой улыбке, из горла вырвался хриплый смех.

Улицу пересекла темная тень. Лаврентий сразу узнал Ваську и, чтобы не встретиться с ним на крыльце, поспешно вошел в дом.

До прихода Васьки Лаврентий успел раздеться, зажечь лампу, из корчаги наполнить самогоном большую кружку.

— На, выпей на дорогу, — сказал Лаврентий, когда Васька, весь облепленный снегом, вошел в избу.

— Спасибо, — ответил он и положил обрез на стол, громко стукнув им.

— Тише ты, разбудишь…

Лаврентий взял обрез, осмотрел его, понюхал дуло и положил на лавку.

— Ну, чего же ты ждешь?! — сказал он Ваське.

— Деньги! Давай скорее!

— Может, погодим пока, а то кто его знает… — начал было Лаврентий, но Васька злобно оборвал его:

— Ты у меня не виляй хвостом, подавай, говорят тебе, деньги! А не то!..

Он шагнул к обрезу и выхватил его из-под рук Лаврентия.

— Ты чего? — испуганно взвизгнул Лаврентий.

— Давай добром! — наступал на него Васька. — Не то сейчас же обрез понесу в Совет и обо всем расскажу!

— Чего вы там не поделили?! — послышался из передней избы сонный голос Анастасии.

Лаврентий испуганно зашикал на Ваську.

— Ты не шипи как змея, деньги подавай!

Опустив плечи, Лаврентий нехотя полез в карман и вытащил заранее приготовленную пачку, связанную крест-накрест ниточкой. Васька почти вырвал ее у него из рук, и, сорвав нитку, стал торопливо считать.

— Ровно две тысячи, хоть не считай, — пропищал Лаврентий, лихорадочным взглядом следя за движениями пальцев Васьки.

— Двухсот недостает, — сказал тот, закончив подсчет.

— Не может быть, ты ошибся, там две тысячи.

Васька махнул рукой, сунул пачку денег за пазуху и бросился к мешку.

— Эх ты, человечишко, и тут не мог не смошенничать, — сказал он и ушел, не простившись.

Лаврентий так и остался стоять у стола, не зная, радоваться ли ему или ждать беды.

Елена уже спала, когда в крайнее окно постучали с улицы. Стук разбудил ее. Шлепая босыми ногами по полу, она подошла к окну, но стекла были залеплены влажным снегом. Она торопливо обулась в валенки, накинула на плечи шубу и вышла во двор. Елена догадалась, что постучать мог только Васька.

— Что это ты несешь? — удивленно спросила она, когда Васька протиснулся в калитку со своей сумкой.

У конюшни неистово залаяла собака.

— Погоди, спрашивать после будешь. Колдунья спит?

— Зачем она тебе?

В голосе Васьки Елена уловила беспокойство. Он снял со спины мешок и держал его в руках.

— Вот что, — заговорил он. — Пойдем в баню. Мне надо пожить у вас денька два.

Елена вздрогнула, но ни о чем не спросила. Торопливо замкнула калитку и сказала:

— Подожди меня, я оденусь.

— Вот паршивый кобель, так и не привык ко мне, — проворчал Васька, оглядываясь на лающего пса.

В бане было холодно.

— Немного подтопить надо, — сказал Васька, закидывая мешок на поло́к.

— Ночью? — удивилась Елена.

— Говорю же тебе, что мне надо пожить денька два. Где же станешь меня держать?

Елена пытливо взглянула на Ваську, но было темно. Она только по голосу догадывалась, что с ним что-то неладно.

— Куда же ты ночью с мешком собрался? Или случилось что?

— Ничего не случилось, — успокоил ее Васька. — Ты не волнуйся. Мне надо, чтобы Лаврентий не знал, где я. Понимаешь? Денька два поживу и уйду.

— Куда?

— И сам не знаю. Куда глаза глядят. Надоело жить в Наймане. Пойду искать другое место. Земля велика, и Ваське Черному где-нибудь отыщется уголок.