— Это рыбу ловить меня нечистый таскал. Поймать ничего не поймал, а портки намочил, — сказал Игнатий и снял с голландки сохнувшие штаны.

Старики со своей печеной картошкой вышли из избы.

Канаев сказал Захару:

— Волостная партийная организация просит послать от нас двух молодых людей учиться в губернский город. Я уже говорил тебе: открывается совпартшкола.

— Туда, поди, очень грамотные требуются, а я что? — возразил Захар.

— Очень грамотным и учиться нечего, — заметил Канаев. — Целое лето готовиться будешь.

— А другой кто?

— Николай Пиляев. Надо и его послать, он учиться вроде желает. Пусть, может, там из него настоящего человека сделают. Ну как, согласен?

— В таком деле что спрашивать, — вмешался в разговор Пахом. — Учиться ему позарез надо.

Захар не мог не согласиться с ним. С тех пор как он овладел началами грамоты, учение стало единственным желанием в его жизни. Теперь же перед ним открывалась возможность, о которой он не смел и мечтать. «Кто же это так заботится обо мне?..» — думал Захар, но разобраться в этом вопросе сам не мог, хотя и понимал, что для него неожиданно открывалась широкая дорога, по которой он пойдет, не оглядываясь назад.

В воскресенье в Найман откуда-то забрел цирк и расположил свой балаган под ветлами на площади. Вечером перед этим балаганом в первый раз после своего приезда Захар встретился с Таней. Они поздоровались, как обычные знакомые, спросили друг у друга, кто как жил это время. Захар говорил мало и нехотя. Больше рассказывала Таня.

— Знаете, о вашем приезде мне вчера сказал Григорий Константинович, — обронила между прочим Таня и тут же запнулась.

Обоим стало неловко. Захар не заметил, как она покраснела до самых ушей. Оба невольно вспомнили о сплетне, разлучившей их на целую зиму. Чтобы замять неловкость, Захар сказал:

— Все эти дни после приезда я никуда не выходил.

— Напрасно. Я не знала, что вы приехали. Вам говорили об учебе?

— Вчера Григорий Константинович сказал.

«Опять этот Канаев, — недовольно подумал Захар, но тут же мысленно обругал себя. — И впрямь, почему в самом деле не упоминать его?..»

— Поедете? — спросила Таня.

— Конечно. Только вот надо подучиться. Опять вам придется со мной заниматься.

— Мне уже говорили об этом.

— А будет у вас охота возиться со мной летом? Вы, поди, на лето домой собираетесь?

— Мой дом там, где я сама нахожусь, — с улыбкой ответила Таня. — А у вас разве не так? Помните, как вы сами однажды сказали, что, в какую бы сторону ни пошли, все равно к себе домой придете?

«Значит, и она меня не забывает, если помнит все, что я с ней говорил», — подумал Захар, а вслух сказал:

— А все же, не тяжело вам будет заниматься все лето без отдыха? Ведь я, как вы знаете, жаден до учебы, целыми днями не дам вам покою.

— Это еще вопрос, кто окажется напористей, — улыбнулась она и спросила шутя: — Вы не боитесь свирепой учительницы?

— В васильковых глазах свирепости не бывает… Васильки не крапива, они не жгут.

— Вот как! — Таня пристально посмотрела на него. — Это вы в городе научились так говорить?

Захар сделал вид, что не расслышал. Представление в цирке, шло своим чередом: атлет поднимал тяжелые гири, фокусник тянул изо рта разноцветные ленты, глотал горящую паклю, клоун с безобразно намазанным лицом кривлялся и падал, вызывая у зрителей смех.

Таня между тем говорила:

— Тянуть с началом учебы не следует, надо приступать к занятиям завтра или послезавтра.

— По мне хоть сейчас, Татьяна Михайловна, — отозвался Захар.

Ему страшно хотелось уйти отсюда, но он стеснялся предложить это Тане, а уходить один не хотел. Таня сама пришла ему на помощь.

— Чего хорошего смотреть, как он там кривляется? — сказала она.

— Мне самому хотелось уйти отсюда. Только вот на прощанье хочу кое-что показать этим циркачам.

Выбравшись из толпы зрителей, Захар попросил у отдыхавшего силача разрешения попробовать поднять его гири. Тот с усмешкой оглядел фигуру Захара, но все же принес одну из двухпудовых гирь. Захар легко перекинул ее из руки в руку, положил на левую ладонь и, высоко подняв над головой, отбросил далеко в сторону. На него обратили внимание зрители. Раздались ободряющие возгласы:

— Давай давай, меньшой Гарузов, покажи им, как поднимать гири.

— А потяжелее нет? — спросил Захар силача.

Тот ему принес довольно большой железный диск, который сам поднимал обеими руками только до груди. Захар взял диск, обеими руками поднял на уровень плеч, переложил плашмя на ладонь правой руки и поднял над головой. В публике раздались возгласы одобрения. С диском на руке Захар вышел из кольца зрителей и направился к луже близ балагана. Здесь, слегка присев, он вдруг распрямился, и тяжелый диск, описав короткую кривую, шлепнулся в грязную воду, взметнув тучи брызг. Вокруг послышался смех, крики одобрения.

— Зачем же бросать в грязь? — недовольно сказал силач, с трудом извлекая из лужи тяжелый диск.

— Захар! Помоги ему! — кричали из толпы.

Но Захар, отыскав глазами Таню, шагнул к ней, они отошли от балагана.

— Зачем вы это сделали, Захар? — с легким укором спросила она.

— Сам не знаю зачем, захотелось вдруг поозорничать.

Они шли по тому же большому проулку, что и в последний раз осенью, перед расставанием. Таня с веселым удивлением смотрела на своего спутника, не смея коснуться его мускулистой руки. «Ну и силища», — думала она. Долго шли молча, точно боясь нарушить тишину вечера.

— Помните это место, где я галошу потеряла, а вон там вы меня на руках перенесли? — тихо сказала Таня, когда они подходили к школе.

— Все помню, Таня, — в тон ей отозвался Захар, и ему показалось, что он до сих пор ощущает вес ее тела.

Их нагнал незнакомый человек и обратился к Захару.

— Ваша кидала грязь наша гиря?! — сказал он с сильным восточным акцентом.

Захар не сразу нашелся. Ему теперь и самому было совестно за свой поступок.

— Захар, извинитесь перед ним, — толкнула его в бок Таня.

— Скажи, ваша кидала гиря?! — настойчиво требовал циркач.

— Ну я, — наконец ответил Захар.

— Я есть хозяин цирка, — начал незнакомец, прикладывая правую ладонь к груди. — Прошу ваша идти работать мой цирк. Буду давать пятьдесят рублей жалованья.

Захар улыбнулся, а Таня не выдержала, рассмеялась. Они ожидали чего угодно, но только не этого, думали, что циркач будет ругать Захара за озорство.

— Зачем мне твои пятьдесят рублей? — сказал Захар. — Ты того, прости, брат, меня, что в грязь закинул твое колесо.

— Я буду давать тебе сто рублей!

— Нет, и ста рублей не надо.

— Душа любезнай, сто рублей буду давать. Мой цирк — кароший цирк. Мой цирк смотреть каждый ярмарка, каждый село. Ты будешь очень довольный. Сто рублей тебе мало?

— Дело не в деньгах, — улыбнулся Захар.

— Сто рублей ни один артист у меня не получает, а тебе я дам, айда и кидай гири, куда хочешь, только на людей не кидай.

— Нет, не пойду. Ни за сколько не пойду, — решительно сказал Захар и двинулся дальше, обходя неожиданного собеседника.

— Напрасна, ах как напрасна не хочешь работать мой цирк. Мой цирк — кароший цирк. Будешь после каяться, да я не буду здесь. Подумай карошо, маладой человек, до завтра падумай, а утром придешь мой цирк…

Но Захар уже не слушал его. Он шел, украдкой поглядывая на Таню.

— Я не сказал вам, Татьяна Михайловна, — заговорил Захар, когда они отошли довольно далеко, — как в городе почувствовал, что вы для меня значите. Куда ни пойду, куда ни повернусь — всюду вы. Кажется, что сама жизнь моя началась с того дня, когда я впервые увидел вас…

Таня молчала, смотря себе под ноги, точно боялась поднять глаза. Лицо у нее потемнело, губы были плотно сжаты. На щеках вспыхивал румянец. Признание застало ее врасплох. А Захар все говорил и говорил о том, как он после работы ночами думал о ней…