- Ром… Где ты взял это чудо?!
- Как где? В детском лагере, естественно. Еще на празднике Нептуна на Тянитолкая показывал, а ты без эмоций. Наклонился – действительно, с твоего места его за сеткой не было видно. Тогда и решил – тем лучше, будет сюрприз.
- Сюрприз удался… - растроганно призналась Женька. - Чувствую себя Ассолью, встретившей бриг с алыми парусами. Если бы кто-то сказал, что в реальной жизни существует такая романтика – не поверила бы ни за что!
- Сусанина, шоколадный эклер будешь? – довольно улыбнулся Ромка. – Специально захватил для тебя в буфете. Или после шашлыков уже?
- Не, давай прямо сейчас! – воодушевилась Женька. – У тети Кати великолепная кондитерка. А шашлыки пока еще пожарятся.
Ромка нагнулся, вытащил из спортивной сумки пакет с пирожными и протянул подруге:
- Все верно. Теть Катя кондитер высшего разряда, поэтому и пирожные у нее на высоте. Всегда нужно обращаться по адресу: за кондитеркой к кондитеру, а за романтикой – к Роману.
- Логично! – рассмеялась Женька, выудила из пакета эклер и с наслаждением откусила: - Обалденно! И кондитерка, и романтика! И…
Глава 42. Ночь между седьмым и восьмым днем. Страшилки у костра
«Затерянный мир» оказался удивительным местом.
Небольшой пятачок песчаного пляжа с трех сторон обступали отвесные скалы. С четвертой стороны было море – ласковое и покорное.
Но Женька оглянулась на отшлифованные до блеска склоны и не стала обольщаться: явно в шторм полоска суши полностью заливается водой, и волны яростно набрасываются на скалы, обтачивая их до идеальной гладкости.
Поражала тишина – полная и всеобъемлющая. Ни голосов, ни отдаленных звуков музыки, ни даже птичьего гомона. Ничего. Лишь едва уловимый шепот моря – доверительный и откровенный.
Женька уселась на берегу и погрузила ладони в воду. Волна подползла к берегу, а потом отхлынула, засасывая руки в песчаный водоворот. Удивительное ощущение – немного щекотно, но так расслабляюще…
Ромка тем временем развел костер, уложил вокруг него принесенные из лодки карематы, сверху накрыл одеялами.
Потом притащил ведерко с замаринованным мясом и начал нанизывать его на шампуры.
Женька почувствовала острый укол совести:
«Ромка уставший и все один делает, а я тут балдею! Позорище!»
И резко подскочив с места, бросилась к другу:
- Ром, давай я шашлыки сама пожарю? А ты отдохни!
- Не, Сусанина, - почти испугался он. – Мясо на костре – не просто еда. Это священнодействие, шаманский ритуал. Непосвященных допускать нельзя, а то испортят.
- Ну и ладно! – Женька сделала вид, что обиделась. – Шамань шаман, а я искупаюсь!
Небрежным движением стащила футболку и юбку, бросила их на одеяло и осталась в одном купальнике.
Ромка окинул подругу откровенным взглядом, но сразу же отвернулся к костру и продолжил работу.
Женька хитро улыбнулась и побежала к морю.
Вода была теплой-теплой – парное молоко - ласково обнимала, окутывала плюшевым пледом, искрилась под ладонями. Женька вдоволь наплавалась, а потом долго лежала на спине и смотрела в ночное небо.
Звезд было натыкано густо-густо – как блесток на цыганской шали.
«Сегодня не просто удивительный день, - вдруг поняла она. – Он лучший в жизни! Потому что… потому что Ромка! Все от него, все из-за него, все в нем. И… Сказочный день просто обязан закончиться по-особенному».
Женька вспомнила про Макса и решила Ромке ничего не говорить. Зачем расстраивать и заставлять ревновать на пустом месте? В своем ответе Максу она не сомневалась.
Из-за гор лениво выползла луна – толстая, ярко-желтая, как переспелое яблоко. Ее ущербный край еще больше бросался в глаза.
«На убывающую луну нельзя начинать новое, - всплыло откуда-то в голове непрошенное. – Все закончится ничем. Зато хорошо делать операции и удалять зубы – резать и рвать не так больно».
Женька настолько обалдела от собственных мыслей, что набрала в ладонь воды и ополоснула лицо, будто желая смыть ненужную информацию.
«Достала Сонька своей мистикой-дуристикой! – недовольно подумала она. – Все уши ерундой прожужжала, теперь она ни с того ни с сего на ум приходит».
- Сусанина, хватит медитировать, мясо готово! – прервал размышления голос Ромки.
- Бегу-лечу, то есть – плыву! – радостно отозвалась Женька и быстро погребла к берегу.
Она выскочила на песок, насухо вытерлась полотенцем и, завернувшись в него, плюхнулась на одеяло у костра.
Ромка вручил ей шампур с шашлыком.
- М-м-м! – оценила Женька. – Точно без колдовства не обошлось! Такой вкусноты я еще не пробовала!
Шашлык и в самом деле был великолепным: мягким, сочным, в меру прожаренным, пахнущим дымком. Женька ела, жмурилась от удовольствия, бессовестно облизывала пальцы.
В костре тлели угли, от них вверх поднимался белесый дымок. В двух шагах шелестело море, добавляя к аромату жареного мяса пряные нотки романтического приключения.
«С милым на необитаемом острове!» – весело подумала Женька и оглянулась на Ромку.
Тот тоже жевал шашлык, но как-то без вдохновения и рассеянно смотрел на костер. На лбу друга залегли упрямые складки.
Женьку привычно накрыла волна нежности: теплая, искристая, умиротворяющая – точь-в-точь, как море сегодня.
«Сильно устал, - поняла она. – И перенервничал из-за собеседования. Ничего, все будет хорошо! Я постараюсь».
- Ром, а страшилки будут? – вслух произнесла Женька.
«А когда девушка сильно испугается, - весело додумала она про себя. – Ее непременно нужно обнять, успокоить, утешить и…»
- Будут, - задумчиво отозвался Ромка и отложил недоеденный шашлык. – Чуть позже, если захочешь. Но вначале я должен кое-что сказать. Дико сложно произнести эти слова, но и молчать больше не могу.
Женька вздрогнула и во все глаза уставилась на друга:
«Он что… хочет признаться… мне…в…?!»
Она вдруг поняла, что безумно хочет тех самых слов! Что они нужны как воздух, как вода, как земля, на которой стоит мир. От Ромки. Только от него.
- Говори, не томи!
Костер вдруг вспыхнул, рассыпаясь сонмом ярких искр, и осветил Ромкино лицо: лоб, нос, губы и… глаза. Странный взгляд, непривычный.
- Завтра утром улетаю в Москву, - твердо выговорил он. – Уже билет поменял. А послезавтра вновь тайга и медведи. На год. Так что… Прости, если сможешь.
На Женьку навалился целый ворох чувств и ощущений – разномастных и разнокалиберных. Но приятных среди них не было - уж точно. Будто кто-то разорвал мешок со стальными иглами и вывалил содержимое прямо на голову. Иголки сыпались и сыпались – впиваясь в голову, руки, залезая под кожу.
Боль. Та самая, когда рвут и режут по живому.
Женька вытянула из пакета салфетку и примерно минуту тщательно вытирала лицо и руки. Потом смяла ее комком и бросила в костер. Из тлеющих углей вырвалось яркое пламя и пожрало добычу.
- Знаешь, Ром, это как-то неожиданно, - выдавила из себя она.
С моря потянуло холодной сыростью, и Женька плотнее закуталась в полотенце.
- Неожиданно? – Ромка ковырнул песок носком летнего кроссовка. – Если честно, я ожидал других слов и эмоций. Опять удивляешь, Сусанина. Хладнокровия тебе не занимать.
- Когда живешь рядом с больным человеком, быстро учишься в критических ситуациях действовать спокойно, - Женька смотрела на рассыпающиеся пеплом остатки салфетки. - Рыдать, биться головой об стену и жаловаться на жизнь можно и потом. Если будет желание и останутся силы. И я тоже ждала от тебя других слов. Особенно после такого сказочного вечера.
- Я и собирался говорить о другом.
Женька подняла голову и встретилась с ним взглядом:
- Что-то изменилось?
- В отношении меня ничего. Хочешь серьезных слов и поступков? Получишь через год. Если к тому времени тебе это будет нужно.
Боль немного отступила. Высыпавшееся на голову содержимое мешка оказалось не иглами, а всего лишь старым хламом. Неприятно, обидно, глаза чешутся от пыли, но терпимо.