Домой я не торопилась. Позвонив мужу, предупредила, что на ночь останусь у старых друзей. Он проворчал, что иного и не ожидал от меня, пожелав повеселиться от души.

Ближе к полуночи Николай покинул нас, сославшись на неотложную работу. Взяв портфель с документами, он уединился в небольшом кабинете, оставив остальную жилплощадь в нашем полном распоряжении.

Мы с девчонками удобно устроились на балконе. Люба с ногами забралась в подвесное круглое кресло, покачивающееся на толстых цепях. Обложившись мягкими подушками девчонка краем уха слушала наши разговоры, не выпуская из рук телефон.

— Тебе повезло, я тоже всегда хотела иметь дочь, заплетать ей бантики в косички, наряжать как куколку, — поделилась я с подругой. — Но жизнь сложилась несколько иначе, подарив мне чудесного сына

— Какие твои годы, Нина? Ещё совсем не поздно вновь стать матерью, сейчас вообще тенденция рожать после сорока лет.

— Да нет. Не готова я к столь позднему материнству, теперь соглашусь только на роль молодой бабушки, — рассмеялась я.

— Боюсь, твои мечты очень быстро воплотятся в реальность. Эта паразитка, Морозова, на всё пойдёт, чтобы остаться рядом с Максимом. Не удивлюсь, если она УЖЕ приготовила для тебя «подарочек», о котором и объявит на проводинах.

— Алёна? У меня складывается впечатление, что ты недолюбливаешь эту девочку…

— А за что её любить, скажи мне, Нина? Вы с мужем хотя бы поинтересовались её биографией прежде чем разрешить сыну встречаться с ней?

— Ольга! Ты говоришь загадками, и я вообще перестаю соображать, что происходит вокруг меня. Вижу, ты хочешь о чём-то поведать мне, да всё никак не решишься. Давай уж, с самого начала и как можно подробнее. А то так и до сердечного приступа не далеко. Рассказывай уже, что не так с подругой моего сына?

— Ты уже знакома с её родителями? — начала Оля издалека.

— Конечно. Вполне обычные люди среднего достатка. Оба работают с утра до ночи, ради будущего детей…

— Давно ли они такими стали? — на губах подруги мелькнула тень усмешки. — Нина, неужели ты действительно ничегошеньки не знаешь?

Я отрицательно мотнула головой.

— Пашка Морозов — заядлый алкоголик, частенько уходит в запои, и поверь мне, ему нет никакого дела до своей семьи и подрастающих детей. Ира сутками пропадает на работе, хватаясь за всё подряд, чтоб хоть немного свести концы с концами. Девчонка их растёт как придорожная трава, предоставленная целиком и полностью самой себе. Неужели ТАКУЮ ты желаешь своему единственному сыну? Морозова эта, с Любашей шесть лет в одном классе училась, и никто из одноклассников слова доброго ей не сказал. Да, её там и за человека-то не считали! Ходила в затрёпанных обносках завидуя детям из нормальных семей. Ребята открыто называли её нищенкой, да, что там говорить, изгой он и есть изгой.

— Мы сейчас точно об одном и том же ребёнке говорим? Твои слова никак не вяжутся с тем, что знаю я.

— Ты не торопись, слушай дальше. Девка эта, как и все ей подобные, оказалась далеко не промах. Едва твой сын приехал в город она словно дикая кошка вцепилась в него, глубоко запустив свои острые когти. Догадываюсь, чем она его могла так привлечь… да и ты видимо поняла, только это не самое страшное. Именно благодаря Максу она смогла наконец-то выкарабкаться с того дна, на котором обитала до сего времени.

— Оль… я своими глазами видела её, и не раз. Алёна одета в хорошие качественные вещи, у неё довольно дорогой смартфон… поэтому прости, но твои слова далеки от действительности.

— Всё, что есть у неё — куплено на деньги твоего сына! Он одел её с ног до головы, и продолжает удовлетворять растущие с каждым днём запросы. Телефон, компьютер, брендовая одежда — Ирка Морозова в принципе не может себе позволить подобного. Это твой сын из кожи вон лезет, чтоб утолить аппетиты своей подруги.

— Тётя Нина, — вдруг встряла в наш разговор Люба, о которой я благополучно забыла, нервничая с каждой минутой всё больше. — Ей видимо Максима мало стала, она и Громцова к себе «привязала», не удивлюсь если он после ухода Макса в армию станет обеспечивать её. У неё браслет на руке золотой — это подарок Никиты. Я точно знаю. Хоть и ушла из той школы, но некоторые девчонки со мной ещё общаются.

Не в силах усидеть на месте я резко встала и подошла вплотную к панорамному остеклению балкона. Вдохнув свежий ночной воздух обернулась к девочке.

— Откуда у тебя эта информация Любушка?

— Все об этом знают. Максим и сам не скрывает, что работает ради того, чтоб Морозова была не хуже других. Я в школе слышала, что он даже ночами сидит за компьютером, хватая все подряд заказы.

— Через три дня сын уходит в армию, и он даже словом не обмолвился со мной о том, что его любовь построена не на взаимных чувствах, а на деньгах. Нет! Я категорически отказываюсь в это верить!

— Нина, это конечно твоё дело, верить или нет в то, что услышала. Просто хочу предупредить тебя, эта рыжая скромница — совсем не та, за кого себя выдаёт. Громцов для неё — запасной вариант, чтоб за то время, пока твой дурачок будет служить, не вернуться к истокам. Знаешь, ведь моей дочери пришлось перевестись в другую школу именно из-за Морозовой? Хотя, Люба с первого класса верховодила сверстниками, являясь их негласным лидером.

— Расскажешь?

— Ещё бы! Ссора между ними произошла, моя дурища немного не сдержалась, за что и поплатилась вечером того же дня. Обычный бытовой конфликт вышел за рамки дозволенного. Кто-то отомстил ей, за то, что посмела обидеть Морозову. Волосы какой-то гадостью залил, еле вывели! Так ещё её же и виноватой объявили, а та осталась белой и пушистой!

— Из-за чего вы поругались, Люба? — внимательно посмотрела на притихшую девушку.

— Я сказала, что люблю Максима и вежливо попросила отстать от него… она первая на меня напала, честно! — на глазах Любаши сверкнули слёзы. — Я лишь защищалась, а Никита он, не разобравшись, принялся как обычно выгораживать Алёну, ударил меня…

— Никита? — волосы на голове встали дыбом от услышанного.

— Макс словно умалишённый бегает за ней, исполняя все желания, приворожила она его что ли? Если бы не он, Морозова так и осталась бы отверженной и бесправной, ходила бы в своём жалком тряпье и не смела поднять голову. А с такой защитой, как Гром и Фадей она воспрянула духом… стоит из себя невесть что.

Мы проговорили ночь напролёт. Подруга припоминала всё новые подробности жизни семьи Морозовых, а я ужасалась, хватаясь за голову, не понимая, как мой разумный сын умудрился вляпаться в такую клоаку. Сейчас я сожалела о том, что разрешила мальчишке, который совсем не разбирался в жизни, пожить одному.

Мы разошлись по комнатам лишь когда за окнами загоралась заря. Опустившись на мягкий диван, я накрылась пушистым невесомым одеялом напряжённо вглядываясь в глянцевый натяжной потолок. Сна не было. Совсем. В голове царил полный раздрай. Я могла думать лишь о том, как мне вытащить сына из той трясины, в которой он с каждым днём увязал всё глубже, и как отвадить от Максима наглую девчонку, что невинно хлопая глазками, смогла втереться к нам в доверие, безжалостно используя моего мальчика для достижения своих далеко не благих, целей.

То, что делает нас сильнее…

Весь день перед отъездом Максима я нервничала, буквально всё валилось из рук. Сашка сидел дома, не пытаясь сбежать на реку с друзьями. Он притих, словно понимал, что сегодня не подходящий час для его шалостей. Присмиревший и такой меланхоличный он был не похож сам на себя.

Ранним утром Максим отправил мне сообщение, что ему нужно вместе с матерью уехать по каким-то важным делам и встретиться мы сможем лишь вечером в ресторане. У нас будет ночь… всего лишь ночь перед долгим расставанием. Успею ли я сказать ему всё, что накопилось на душе? Смогу ли отпустить без слёз и сожалений, зная, что увидеться вновь нам предстоит ой, как не скоро?

Чтобы хоть как-то отвлечься я вымыла голову и уложила волосы тщательней, чем обычно. Зафиксировав причёску лаком подошла к новому зеркалу, украшавшему собой стену коридора. Склонив голову набок придирчиво всматривалась в своё отражение, ища изъяны. Я очень переживала за Макса, за наши отношения, боялась, что, если вдруг он встретит другую, не смогу смириться с этим, а потому хотела сегодня быть для него особенно красивой. Чтоб он запомнил мой образ и даже помыслить не мог о ком-то ином.