— Вот же убогая! — раздалось со стороны. — Морозова у нас захотела побыть романтичной тургеневской барышней! Дурнушка, а туда же лезет, не иначе, как весна на неё подействовала!

Со всех сторон раздался дружный хохот, перемежающийся с хором нестройных голосов, как обычно, обсуждающих мою скромную персону.

— Что, наслаждаешься благоуханием? А чего вздыхаешь так тяжко? Ты у нас случаем не влюбилась? Нищенка нелюдимая!

Люба Семёнова — самая наглая и жестокая из моих одноклассниц. Её родители потомственные врачи, занимающие высокие должности в городской больнице. Куда мне с ней тягаться? Она носит только брендовые вещи и два раза в год строго меняет свой смартфон на новую модель. В отличие от остальных Люба не ходит в школу пешком и не ездит на автобусе, каждое утро её привозит отец на огромном чёрном джипе, сверкающем мощными фарами. В её взгляде всегда скользит превосходство над теми, кто не родился с золотой ложкой во рту.

Я опустила голову вниз, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ответить противной девчонке. Каждое её слово болью отзывалось в моей душе, причиняя страдания, о которых мне некому было поведать.

Родителям было не до меня, они лишь работали сутками напролёт, уверенные в том, что раз на столе каждый день есть кусок хлеба, значит они выполнили свои обязанности по воспитанию детей. Братишка, он был ещё слишком мал и не понимал, что наша семья несколько отличается от других. А подруг у меня не было. Совсем. Кто будет дружить с той, что постоянно подвергается нападкам сверстников? Ведь общаясь с такой как я, можно запросто попасть под раздачу.

Девочка из бедной семьи с огненно-рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на лице. Кто как не я должен был стать предметом насмешек любимых деток таких успешных родителей?

Множество раз я заводила разговор с мамой о переводе в школу, расположенную подальше от дома, но она лишь отмахивалась от меня, советуя не обращать внимания на глупые выходки одноклассников, толком и не вслушиваясь в то, что я пыталась рассказать.

«Алёна, ты не задумывалась, что основная проблема кроется в тебе? Дети не хотят дружить с тобой, сторонятся. Так почему ты решила, дочка, что другое учебное заведение станет лучше? Ведь ты останешься сама собой, такой же необщительной затворницей, и ещё не ясно примут ли тебя там», — так говорила мама, считая, что на этом наш доверительный диалог закончен.

И сжав зубы от обиды, с каждым днём всё больше терзающей моё сердце, я продолжала терпеть. В школе старалась быть как можно незаметнее, чтобы не навлечь гнев эмоционально неуравновешенных подростков на свою голову. Неимоверное счастье испытывала в те дни, когда они забывали про меня, поглощённые своими делами и заботами. Тогда я могла спокойно передвигаться по школе, сидеть за партой, не подвергаясь обстрелу скатанной в тугие шарики бумагой, могла не думать о том, что по дороге домой придётся вновь отбиваться от их придирок, могла ровно спокойно дышать, не ожидая внезапного удара.

Когда прозвенел звонок, оповестивший о том, что последний урок закончен я дождалась, когда все покинут класс и приступила к обязанностям, возложенным на мои хрупкие плечи одноклассниками. Поднимая стулья, ставила их на парты, подготавливая кабинет к приходу бабы Зины, местной уборщицы, которая всегда жалела меня, угощая чем-нибудь вкусным и сладким.

— Опять ты здесь, горемычная? — покачала она головой, ставя на пол ведро с довольно грязной водой. — И чего родителям не расскажешь, как тебя обижают эти ироды? Это же не дело, ты одна за всех «дежуришь» пять дней в неделю, а эти «детки в клетке» радуются, что нашли безмолвную грушу для битья.

— Скоро каникулы, — мечтательно протянула я, — после экзаменов не увижу никого из них целых два месяца. Там и отдохну, наберусь сил перед новым учебным годом.

Прополоскав тряпку в раковине, расположенной в углу комнаты я тщательно протёрла доску и разложила мел на подставке, подготовив рабочее место для учителя.

— Хорошая ты девчонка Алёнушка, жалко мне тебя, сил нет, как жалко. Гляди, что принесла, — подозвала она меня к себе, выуживая из кармана халата шоколадный батончик. — Держи, я-то не ем такие, а ты слопай втихомолку, любишь ведь сладкое.

Поблагодарив бабу Зину, я приняла угощение, в очередной раз удивляясь её доброму отношению ко мне.

— Ну, беги Рыжик, небось снова в читальне своей до вечера просидишь? Николаевна-то заждалась тебя.

Школьную библиотеку женщина упорно именовала «избой-читальней», порою ругая меня за то, что я провожу там много времени, хотя близко дружила с её заведующей, Тамарой Николаевной. Седая элегантная старушка с забранными в пучок волосами, всегда приветствовала меня тёплой улыбкой и частенько угощала горячим чаем в прикуску с печеньем, хваля за мою неуёмную тягу к книгам.

Переступая порог читального зала, я оставляла за его дверями все свои горести и переживания, становясь на несколько часов беззаботным человеком, у которого всё хорошо. Тихонько устроившись в дальнем углу на продавленном мягком кресле, я перечитывала любимые произведения. Здесь, в этом светлом помещении, хранящем запах старых книг я чувствовала себя свободной от жизненных оков, с головой окунаясь в созданные писателями миры. Я танцевала на балах с Наташей Ростовой, с сочувствием следила за судьбой Сонечки Мармеладовой, искренне переживала за Катерину, что тщетно пыталась вырваться из царства зла и насилия, в которое попала, выйдя замуж за сына Кабанихи…

— Алёнка, пора закругляться, девочка. Время к пяти близится, братишка, наверное, заждался тебя, — прервала меня Тамара Николаевна.

— Спасибо, — ответила я, нехотя закрывая очередную книгу.

Забрав Сашу из сада, ещё раз выслушала гневную тираду о том, что мы должны как можно скорее внести оплату, либо же не занимать так необходимое кому-то другому место, тому, кто способен вносить деньги без задержек, в отличие от нашей такой неудачливой семьи.

Дома быстренько протёрла полы и начистила картошки, чтобы пожарить её, перед приходом родителей. Сашка успел поужинать в саду, а я была сыта тем песочным печеньем, которым меня угостила приветливая хранительница книг.

Вспомнив, что в рюкзаке лежит шоколадный батончик достала его отдав брату. Сколько радости было в глазах ребёнка при виде столь редкой для нас сладости.

— Ты точно не хочешь? — в очередной раз спросил он не решаясь съесть его в одиночку.

— Точно! Куда мне сладкое? Я же девочка, должна думать о фигуре.

— Тогда ладно! — согласился Сашка. — Хотя, ты же и так тощая, зачем тебе ещё худеть?

Я смотрела как его маленькие белые зубы вонзаются в столь желанное лакомство, наблюдая как тянется мягкая карамель, образуя невесомые тонкие нити, во рту усиленно начала вырабатываться слюна, едва моего носа достиг насыщенный мягко сливочный запах шоколада, тесно переплетённый с ароматом жареного арахиса и чуть солоноватой карамели.

Чего лукавить, конечно я так же как он, хотела съесть это нечаянное угощение, наслаждаясь давно забытым вкусом, смакуя во рту каждый откушенный кусочек, рассасывая его в попытке продлить удовольствие. Но я не могла лишить братика этой услады, доступной всем детям, кроме нас. Я уже взрослая, смогу пересилить себя, а Сашка, ещё так мал и не понимает, что ждёт его впереди. Я мечтала, чтобы он был счастливее и удачливей меня. Пусть мой малыш никогда не узнает той боли, когда в очередной раз тебя тычут в спину, выкрикивая оскорбления, на виду у прохожих, что опустив пристыженные взгляды проходят мимо, предпочитая не вмешиваться в то, что их не касается.

Мы жили в старой панельной пятиэтажке, расположенной на самой окраине города. Однокомнатная квартира досталась маме в наследство после смерти родителей. Вчетвером мы ютились на площади в тридцать квадратных метров, не имея, даже в очень отдалённой перспективе, шанса, улучшить свои жилищные условия.

Ветхий раскладной диван, занимавший большую часть кухонного пространства, служил для родителей спальным местом. Обивка из некогда зелёного гобелена, давно уже выцвела и истончилась. Изношенные, местами проржавевшие пружины натужно скрипели, безжалостно впиваясь в тело, когда кто-то из домочадцев садился на продавленные подушки. Чтобы защититься от их внезапной ночной «атаки» мама застилала его поверхность стёганым ватным одеялом, служившим жалким подобием наматрасника.