2) общие вопросы церковного управления;
3) вопрос о разрешении общественного моления за великого князя Кирилла Владимировича как за императора.
После избрания российскими иерархами Местоблюстителя Патриаршего Престола, которым стал митрополит Крутицкий Петр (Полянский), за границей началось обсуждение вопроса о признании его прав на местоблюстительство. Причины недоверия, возникшего у зарубежных иерархов по отношению к митрополиту Петру, лежали в предшествующих его избранию событиях.
Русская Православная Церковь на родине продолжала подвергаться ожесточенным гонениям. 9 декабря 1924 г. во время бандитского нападения на Патриарха Тихона в Донском монастыре был убит его келейник Я. М. Полозов. Вскоре после трагедии, 7 января в день Рождества Христова, святитель составил «Завещательное распоряжение» о преемстве высшей церковной власти, согласно которому в случае его кончины патриаршие права и обязанности до законного выбора Патриарха должны были перейти к одному из трех указанных в распоряжении кандидатов. Первым стояло имя митрополита Казанского Кирилла (Смирнова), вторым был назван митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский), третьим – митрополит Крутицкий Петр (Полянский).
После кончины Патриарха Тихона в должности Местоблюстителя был утвержден митрополит Петр как единственный из трех указанных в завещательном распоряжении кандидатов находящийся на свободе. Акт о его вступлении в должность был подписан иерархами, присутствовавшими на погребении Патриарха 12 апреля 1925 г.
В это время обновленцы начали предпринимать попытки к объединению с «тихоновской» Церковью. Предложения о примирении предполагалось выработать к намечавшемуся на осень новому живоцерковному собору. 11 апреля 1925 г. обновленческий синод выступил с обращением к служителям Церкви и народу, призвав пастырей «отложить пререкания» и «миролюбиво подготовить свои паствы» к предстоящему собору{370}. Однако, несмотря на то что их призывы к переговорам вызвали у части священнослужителей примиренческие настроения, большинство православных по-прежнему оставалось на позиции твердого противления обновленчеству. 28 июля 1925 г. было обнародовано первое послание Местоблюстителя всероссийской пастве, в котором исключалась всякая возможность переговоров с обновленцами. Каждый уклонившийся мог вернуться в лоно Православной Церкви только при условии отречения от своих заблуждений и всенародного покаяния в своем отпадении от Церкви{371}.
За границей акт российских иерархов об избрании Местоблюстителя и его первое послание стали известны только из газет, поэтому зарубежные архиереи не торопились с признанием митрополита Петра. Почти сразу после кончины Патриарха Тихона, 9 апреля 1925 г., Зарубежный Синод решил провести опрос архиереев о возможных действиях на случай, если советская власть «будет препятствовать законному Местоблюстителю в осуществлении его прав и обязанностей».
Опубликованные в газетах документы российской иерархии – акт об избрании и первое послание Местоблюстителя – были заслушаны на заседании Архиерейского Синода 3 (16) сентября 1925 г. К обсуждению был также представлен словесный доклад члена Синода епископа Екатеринославского Гермогена (Максимова), заявившего, что к акту православных епископов «надо отнестись очень осторожно, так как по священным канонам Свят[ейший] Патриарх Тихон не имел права указывать себе заместителей»{372}. Епископ Гермоген в своем докладе высказал особое мнение о том, что Патриарх Тихон, возможно, неслучайно указал на митрополитов Кирилла и Агафангела, с целью «провести в Местоблюстители митрополита Петра, принявшего духовное звание лишь в 1921 году и никому и ничем не известного как святитель{373} и не имевшего никакого авторитета в мирском звании». Это обстоятельство, по мнению епископа Гермогена, вызывало сомнение в подлинности самого «завещания» Патриарха, которое могло быть «работой врагов Церкви»{374}. Сомнения вызвали и подписи иерархов, большинство которых были нового рукоположения и зарубежным архиереям были неизвестны.
Еще одним аргументом, вызвавшим недоверие к митрополиту Петру, была неосведомленность зарубежных епископов по поводу отношения Местоблюстителя к предложению обновленцев о примирении. Чтобы прояснить его позицию, Зарубежный Синод ждал окончания работы обновленческого собора, на котором обсуждался этот вопрос{375}.
В итоге было принято решение, что вопрос о Местоблюстителе «как касающийся всей Российской Церкви» будет представлен на рассмотрение Архиерейского Собора РПЦЗ в ближайшее время{376}. Однако в 1925 г. Собор так и не состоялся, а Зарубежный Синод по-прежнему медлил с признанием митрополита Петра. Но оно все-таки произошло.
По свидетельству митрополита Антония (Храповицкого), на последовавшее признание зарубежными иерархами Местоблюстителя повлияло известие, полученное от одного из проживавших за границей архиереев{377}, архиепископа Рижского и Латвийского Иоанна (Поммера), приславшего в Карловцы письмо, к которому были приложены заверенные копии необходимых документов – акта российских иерархов, известительного обращения митрополита Петра о вступлении в Местоблюстительство и его первого послания. Обсуждение письма состоялось на заседании Зарубежного Синода 30 октября (12 ноября) 1925 г. Рассмотрев документы, Синод ограничился принятием определения о временном признании митрополита Петра и отложил окончательное решение вопроса до Архиерейского Собора.
В ближайшее время послание Местоблюстителя было оглашено в заграничных церквах, но с добавлением, что призыв из Москвы к повиновению существующей в России власти «не может относиться к чадам заграничной Русской Православной Церкви». Утверждение признания зарубежным епископатом местоблюстительских прав митрополита Петра состоялось на первом рабочем заседании очередного Архиерейского Собора – 12 (26) июня 1926 г.{378}
Вскоре в Зарубежный Синод пришло второе письмо с текстом послания Местоблюстителя. Прислано оно было из Китая от епископа Нестора и датировано 11 октября 1925 г. Обращаясь лично к митрополиту Антонию, архиерей сообщал о получении им подлинника послания, присланного неким священником из Москвы его духовной дочери, известной благотворительнице Елизавете Николаевне Литвиновой. Передавая в Синод текст документа, епископ Нестор писал:
«Послание написано просто и хорошо, а принимая во внимание все неблагоприятные условия, в коих приходится жить и вести церковный корабль среди бушующих волн Совдепии и врагов Православия, – оно написано и смело (Деян 4, 18–19) и (1 Пет 2, 12–14).
[Да и что другое можно там сказать?
Самое же главное – почему-то за границей все считают Митр[ополита] Петра соглашателем с живцами и пр., но теперь это послание рассеивает все сомнения и смущения. Поделитесь Вашим взглядом на это послание]»{379}.
Текст письма свидетельствует о том, что епископ Нестор без колебаний присоединился к российским иерархам, признавшим митрополита Петра Местоблюстителем. Вместе с этим довольно пространным письмом, в котором он затронул некоторые вопросы политической и церковной жизни Дальнего Востока, Камчатский епископ прислал главе Зарубежного Синода альбом своего детища – Кружка ревнителей и сестричества – и просил благословить его дальнейшую работу «ради спасения русских страдальцев и несчастных детей»{380}.
