1) заграничное церковное управление необходимо преобразовать в систему четырех автономных церковно-административных округов (митрополий-архиепископий): Западноевропейского, Восточноевропейского, Дальневосточного и Североамериканского;
2) для решения наиболее важных вопросов ежегодно созывается Архиерейский Собор, при участии не менее 12 архиереев во главе с председателем – митрополитом Антонием;
3) в промежутках между Соборами действует Архиерейский Синод, опять же под председательством митрополита Антония{332}.
Такие изменения фактически означали ликвидацию Карловацкого Синода как постоянного церковно-административного органа за границей, и поэтому, не приняв в целом предложенную митрополитом Евлогием систему автономных митрополичьих округов, Архиерейский Собор 1923 г. выработал компромиссное решение. Основываясь на указах Патриарха Тихона{333} и учитывая, что подчиненная митрополиту Евлогию Западноевропейская епархия включает не одну страну, как прочие епархии, а большую часть европейских государств, автономия предоставлялась только этой епархии, которая выделялась в Западноевропейский митрополичий округ{334}. Все церкви на Балканах и Дальний Восток оставались в подчинении Карловацкому Синоду{335}.
Как показывают документы, поднятый Харбинским Епархиальным советом вопрос о создании отдельного митрополичьего округа на Дальнем Востоке к проекту митрополита Евлогия отношения не имел. Его обсуждение началось еще в 1921 г., и главным аргументом сторонников выделения Дальнего Востока в отдельную митрополию были положения известного постановления № 362. В 1923 г. Харбинский Епархиальный совет пошел дальше – Дальний Восток не только претендовал на самостоятельность, он становился альтернативой Карловцам.
Обсуждение вопросов церковного управления за границей продолжилось на Архиерейском Соборе 1924 г.{336} Главными из них были:
1) о присвоении Карловацкому Синоду функций временной Высшей Церковной Власти;
2) о временной административной независимости от Пат риарха;
3) об изменениях в церковном управлении за границей. По первым двум пунктам Собор постановил: подчинение Патриарху сохранить, временную независимость не провозглашать. Однако решения эти принимались непросто. Еще в ноябре 1923 г. появился вторичный указ Патриарха Тихона и Высшего Церковного Управления об упразднении Карловацкого Синода{337}. Подобный документ, но датированный 26 марта (8 апреля) 1924 г., в большинстве публикаций именуется как «постановление Патриарха и Патриаршего Священного Синода по вопросу о деятельности зарубежного ВЦУ»{338}. Характеризуя документ, современные исследователи отмечают, что, по сути, это был не указ (и, следовательно, не постановление) об упразднении заграничного ВЦУ, а всего лишь «запрос», вызванный попыткой Патриарха уйти от навязываемых ему советской властью прещений в адрес Зарубежного Синода{339}.
Изменения в церковном управлении за границей касались и вопроса об образовании автономных округов, в том числе на Дальнем Востоке. К обсуждению предложений Харбинского Епархиального совета Зарубежный Синод больше не возвращался. По мнению большинства иерархов, создание еще одного автономного округа могло окончательно разрушить «внутреннее единение» и основанное на началах этого единения «внешнее единство» Русской Православной Церкви Заграницей. Повод к таким опасениям был: образование Западноевропейского автономного округа уже привело к «фактическому двоевластию» между митрополитом Евлогием и главой Карловацкого Синода митрополитом Антонием{340}. По этой причине на Архиерейском Соборе 1924 г. большинством голосов (восемь против четырех и два воздержавшихся, в том числе митрополит Антоний) установленная Собором 1923 г. автономия была упразднена. Митрополит Евлогий выступил с протестом и покинул Собор. Несмотря на то что Собор пошел на уступку, постановив передать дело на окончательное решение Патриарха, конфликт, возникший между митрополитом Евлогием и Синодом, разрешен не был{341}.
Другим наиболее важным деянием Архиерейского Собора 1924 г. было определение о неисполнении тех распоряжений Патриарха, касающихся Заграничной Церкви, которые будут признаны исходящими под давлением властей. Определение было утверждено на соборном заседании 18 октября 1924 г.{342} В связи с этим документом особый интерес представляют приложения письменных отзывов архиереев, согласных с мнением Синода. Большинство из них (пять из шести) принадлежали архипастырям, проживавшим в Китае{343}. Исключение составили двое – архиепископ Харбинский Мефодий и епископ Камчатский Нестор, которые не прислали свои подписи и, следовательно, не поддержали определение Синода.
Объяснить неучастие архиепископа Мефодия в обсуждении данного вопроса пока не представляется возможным. Что касается епископа Нестора, сохранившиеся документы говорят о том, что во время Архиерейского Собора в Сремских Карловцах он находился в Японии и задержался там по причине болезни{344}.
Таким образом, при обсуждении вопросов церковного управления за границей в 1923–1924 гг. мнение дальневосточных епископов в основном не расходилось с мнением большинства зарубежных иерархов, чего нельзя сказать о представителях клира и мирян Дальнего Востока. Особое мнение Харбинского Епархиального совета о создании Дальневосточного митрополичьего округа Зарубежный Синод на соборное обсуждение не вынес и никакого решения по нему не принял, в чем, по-видимому, сказалось стремление Карловацкого Синода отстраниться от давления мирян в таком важном вопросе, как формирование Всезарубежного церковного управления. Можно также предположить, что мнение Харбинского Епархиального совета было учтено Синодом при ознакомлении с материалами расследования епископа Мелетия по делу о конфликте совета с правящим архиереем и повлияло на решение Синода о его роспуске.
4. Вопрос о правовом статусе Русской Православной Церкви в Маньчжурии (1924–1925)
Политические события 1924–1925 гг., связанные с усилением советского влияния в Китае{345}, привели к ухудшению положения православной русской эмиграции, в большинстве своем состоявшей из белоэмигрантов. Все более открытый характер принимала деятельность советской стороны, направленная на нейтрализацию и разложение белой эмиграции как политической силы. Осуществлялась эта деятельность как советскими полномочными представительствами (позднее – консульствами), так и руководством различных советских торговых организаций, возглавлявшихся агентами ГПУ.
В эти годы белая эмиграция не оставляла надежд на спасение родины, однако, несмотря на патриотический настрой бывших граждан старой России, не стремилась к участию в активной политической деятельности каких-либо партий и организаций. Существовавшие в Харбине многочисленные разноименные монархические группы серьезного влияния на политическую жизнь эмиграции не оказывали{346}.
Патриотические настроения белоэмигрантского общества распространялись и на церковные круги, что должно было повлечь за собой и преследования представителей Церкви. Первый инцидент произошел с епископом Камчатским Нестором. 25 января 1924 г. в зале Харбинского железнодорожного собрания редакцией журнала «Святая Русь»{347} был устроен благотворительный вечер в пользу чаньчунских беженцев. Собралось около полутора тысяч человек, зал был переполнен. В программе вечера были исполнены увертюра «1918 год», живая картина «Святая Русь» на фоне изображения Московского Кремля, торжественное пение «Славься, славься, наш русский Царь» в исполнении соединенного хора харбинских церквей (150 человек) под управлением регента Иверской церкви В. С. Лукши и оркестра с колокольным звоном. После выступления хора все собравшиеся поднялись с мест и в едином порыве запели русский гимн «Боже, Царя храни», пение гимна повторилось 12 раз. Значительный благотворительный сбор с вечера (913 иен 63 сена) был передан редактором журнала Н. А. Остроумовым{348} епископу Нестору для дальнейшей помощи беженцам{349}.
