Вы напрасно пытаетесь играть на нежных родственных чувствах эмиграции к нашим братьям, плененным в СССР. Поверьте, многие из них предпочли тюрьмы и ссылки признанию митр[ополита] Сергия. В СССР наступает время, да и настало уже, когда и все, не приявшие печати антихристовой, будут лишены права на жизнь, права продавать и покупать. Вы, без сомнения, читали о гонениях большевиков на «кулака» – на честных тружеников, своим трудом зарабатывающих свой хлеб и повинных только в том, что они не идут в рабство к сатанинской власти. За это от них отбирается их имущество; многие из них убиваются. Но они продолжают бороться и страдать за православную веру и святую Русь, жертвуя всем. А мы здесь, на свободе, будем спокойно смотреть на их муки, будем малодушно отказываться от борьбы с их палачами? Или не чувствуете Вы, что мы приобщимся к преступлениям чекистов, будем повинными в смерти замученных ими, если не будем всеми силами бороться против воинства сатаны, угнетающего нашу Родину? Борьба с коммунистами, с теми, кто вместе с ними губит русский народ, и особенно с добровольно признающими их в эмиграции – наш священный долг.

Мы никогда не скрывали этого, мы всегда во всеуслышание говорили об этом долге, писали, проповедовали. И ныне Вы, Ваше Преосвященство, вдруг заявляете, что Вы все время находились в общении с так называемыми сергианами или евлогианцами, отказавшимися от борьбы с коммунистами.

Разрешите спросить Вас: почему же до сего времени открыто об этом не заявляли? До последнего времени Русская Заграничная Православная Церковь считала Вас среди своих иерархов. Не от ее ли Первоиерарха Вы получили титул правящего епископа Камчатского и Петропавловского с присоединением к Вашей епархии громадной области, отторгнутой от епархии Якутской? Не по Вашей ли просьбе это было сделано? Куда идете Вы, Ваше Преосвященство, чего Вы ищете!

В Вашей беседе с сотрудником «Гун-бао» Вы заявляете, что лично для себя Вы ничего не ищете и ни в чем не нуждаетесь. О, если бы это было так; если бы Вы действительно, следуя за Христом, несли тяжелый крест епископского служения и вели за собой свою паству по узкому пути ко спасению!

Но оглянитесь на свое прошлое. Вспомните, как Вы, еще будучи молодым иеромонахом, оставили свою Камчатскую миссию, Богом Вам вверенную, на произвол судьбы и, к великому соблазну всех миссионеров, устремились на фронт, по примеру многих, алчущих повышений и жаждущих наград. Вы вернулись оттуда с епископским омофором, но не отправились в свою скромную Миссию, а стали добиваться возглавления епархии Владивостокской. Когда же это Вам не удалось, Вы добились против воли высшей церковной власти в Омске, единоличным распоряжением Главноначальствующего, назначения Верховным Жрецом Армии Адмирала Колчака. Разве мало смуты и скорби принесли Вы и после этого святой Церкви уже здесь, на Дальнем Востоке, хотя бы в Шанхае, смиренному молитвеннику, епископу Симону? Я хочу верить, что Вы не стремитесь захватывать Харбинскую епархию. Но почему Вы не возвращаетесь в свою епархию, коль скоро Вы признали митрополита Нижегородского Сергия своим Первоиерархом? Этого требуют от Вас как церковные законы, так и благо Камчатской епархии.

Свое пребывание здесь Вы оправдываете ссылкой на какое-то особенное призвание свыше на вершение дел милосердия в Харбинской епархии. Разрешите Вам заметить, что подобное заявление, без указания конкретного факта призвания, не есть оправдание, на основании которого можно было бы оставлять то дело, которое Вам было поручено Самим Господом.

Дело милосердия церковного всегда считалось делом всей местной Церкви, и этой чести никто самовольно на себя принимать не дерзал. Поэтому запрещается, как Вам известно, устройство церковных сборов на благотворительность без соизволения и благословения на это правящего Епископа, представителя всей местной Церкви. Подвиг же милосердия и благотворительности личной Спаситель заповедал совершать тайно, – так, чтобы правая рука не знала, что творит левая, а не трубя перед собою.

Не мне судить Вас; судья Вам Христос. Ему дадите ответ. И я не стал бы никогда касаться всех этих лично к Вам относящихся вопросов, если бы Вы не искали скрыть свою измену Православной Церкви и перехода к «полуобновленцам» за творимыми Вами делами милосердия и за утверждениями, что Вы ничего не ищете лично для себя.

Вы вступаете на страшный путь, на путь погибели. Но Вы можете еще оставить фарисейское превозношение и с мытаревым смирением припасть к милосердию Божию. Тогда Господь Сам исправит пути Ваши и прославит Вас славою Своею.

Вашего Преосвященства

покорный слуга

Митрополит Иннокентий.

Пекин, 1930 год.

P. S. При сем посылаю Вам брошюру М. В. К. «Церковная смута». Советую Вам внимательно ознакомиться с ней, чтобы понять сущность и опасность Сергианского раскола.

Царский вестник. Белград, 1930. № 84.

[Не позднее мая 1931 г.]

Ваше Преосвященство,

Преосвященнейший, дорогой Владыка.

Глубокой скорбью отозвалось мое сердце на Вашу печальную телеграмму о кончине Владыки Митрополита Иннокентия. Так хотелось видеть Владыку здравствующим и возглавляющим наше церковное объединение – но на все воля Господня, и мы смиренно ей покоряемся.

Счастливая для меня «светлая седмица» пребывания у Вас и в ежедневном близком, задушевном общении с болящим Владыкой Митрополитом останется незабвенной и святой по своему содержанию. Я безгранично счастлив, что мы с Владыкой Иннокентием расстались в полном мире и в братской Христовой любви, выше которой ничего на свете нет. Владыка просил смиренно и искренно простить и забыть все, что он писал обо мне. Я тоже просил у Владыки прощения за затаенную обиду на Него. Во взаимном общении и разговорах мы многое выяснили. Владыка был страшно поражен, когда узнал, что умышленно вносился разлад в нашу мирную церковную жизнь. Он поразился, что был выдуман митрополит Серафим, которого так со страхом ждали в свое время в Харбине и который в действительности никогда не собирался приехать. Владыка Иннокентий сам верил в этот слух и опасался за судьбу Церкви. Он просил меня написать все это подробно в «Благовестнике», но я сказал, что раскаявшийся предо мною виновник этого вымысла просил меня не открывать в печати его имени. Все же Владыка для восстановления истины и для успокоения веривших в эту ложь просил меня, не упоминая имени виновника, об этом написать. Вот какое важное значение имело наше свидание. Я был счастлив разобрать и много крупных вопросов в связи с нашей Заграничной Православной Церковью. Ничего, ничего не осталось невыясненным, и мы взаимно уверились, что у нас Един Бог, едина вера, едино крещение и едина Церковь, а с этим и кончилось торжество тех, кто силился нас рассорить и нарушить мир церковный. Конечно, я имел основание представлять себе образ Митрополита Иннокентия суровым, сухим и строптивым, но теперь я имею много оснований личного убеждения в характере, натуре и душевных качествах почившего Владыки. Адамантовая, неразменивающаяся и неуступающая твердость канонических устоев. Взгляд Владыки Иннокентия на иерархов, живущих в гонимом нашем отечестве, мне был дорог и ответил вполне моему взгляду. Когда я спросил Владыку митрополита, почему он не молится за гонимых и несвободных в своей совести иерархов, полоненных безбожниками, то Владыка повышенным голосом ответил мне: «Я всегда молюсь за них; за них должно сугубо молиться, но общение с ними сейчас совершенно немыслимо»…

Угас яркий светильник, долго светивший на свещнице Церкви Христовой в Православной Китайской миссии в историческом Бей-гуане. Но дух его останется там и так же твердо и неуклонно поведет Вас, дорогой Владыко, в самостоятельном служении в Православной Китайской миссии во славу Святой Церкви и во спасение Ваших пасомых. Бог да поможет Вам.

Получивши от Вас печальную телеграмму о кончине Владыки, я дал совет о. Иеромонаху Садоку двенадцать раз ударить в большой колокол, чем и возвестили циндаоской пастве о кончине их архипастыря. В 7 час[ов] вечера я в иноческой мантии о[тца] Садока и в эпитрахиле и в клобуке с о[тцом] Садоком совершил панихиду, предварив молитву словом, посвященным светлой памяти почившего митрополита Иннокентия, и передал благословение Владыки пастве, порученное мне перед отъездом из больницы от Владыки. Как я, так и о[тец] Садок совсем было собрались ехать в Пекин на отпевание, но, не зная времени погребения, решили остаться, рискуя опоздать ввиду жаркого времени.