Деятельность Булгакова по «обновлению» Церкви выражалась главным образом в нападках на православных архиереев и вмешательстве в церковную жизнь Харбина. В своих письмах к разным лицам он описывал события сентябрьского землетрясения в Японии и «поведение духовных лиц», т. е. архиепископа Японского Сергия, епископа Владивостокского Михаила и епископа Камчатского Нестора.
1 сентября 1923 г. Япония пережила мощное землетрясение. Были разрушены значительная часть Токио и соседние с японской столицей районы. Сильно пострадала Русская Духовная Миссия. Катастрофой был практически уничтожен город-порт Йокогама. По утверждению Булгакова, в эти трагические дни молились все – язычники, инославные христиане и сам отец Петр, только православные архиереи не молились. В одном из писем он, правда, признался, что у архиепископа Сергия «сгорело все», но он «благодушествует»; и что епископ Михаил, который находился в Йокогаме, также лишился всего. Йокогама рухнула в несколько секунд и была поглощена страшным пожаром, ее просто не стало. Епископ Михаил чудом остался жив. После землетрясения он пробыл в Японии чуть более месяца и переехал в Харбин.
5 ноября 1923 г. отец Петр направил в Харбин два письма. Первое было адресовано протоиерею Александру Онипкину, благочинному Градо-Харбинского округа. В нем Булгаков, изложив свои «прогрессивные» мысли о недостоинстве всего российского епископата, критиковал покинувшего Японию епископа Михаила и предлагал Онипкину «доложить прилагаемое письмо» в Епархиальный совет{291}. Второе письмо было направлено в Приходской совет Софийской церкви, в которой начал служить епископ Михаил. Оно заканчивалось обращением к совету передать главе Харбинской епархии просьбу «о рассмотрении действий» епископа Михаила, «покинувшего вопреки заветам Христа свою паству в год бедствий» и епископа Нестора, «покинувшего свою паству для политической пропаганды, и своею крикливо-политическою работою очернившего православное духовенство, так как выясняется, что эта “работа” епископа Нестора шла вопреки воле и велению Святейшего всея России Патриарха Тихона»{292}.
Копию письма он препроводил архиепископу Мефодию и в тот же день написал митрополиту Антонию (Храповицкому), выразив благодарность Зарубежному Синоду за оказанную помощь по ходатайству о денежном содержании посольской церкви в Токио в 1923–1924 гг. В очередной раз описывая положение дел в Японии после землетрясения, Булгаков обращал внимание митрополита на «отвратительное поведение епископа Михаила», позволившего своему викарному епископу Нестору «кэйфовать в Японии в то время, когда его присутствие на месте в епархии было безусловно необходимо»{293}.
Доносил Булгаков и самому Патриарху Тихону. В письме Серышеву от 12 января 1924 г. отец Петр благодарил его за отправку своего письма Патриарху и присылку копии некоего документа, выражая при этом особую благодарность за передачу копии в Харбинский Епархиальный совет. Конкретная программа действий у отца Петра тогда еще не оформилась. Он упрекал Серышева в поспешности, проявленной им по отношению к протоиерею Онипкину, которому отец Иннокентий показал упомянутое письмо Булгакова Патриарху{294}. В дальнейших строках своего письма отец Петр назвал себя «царем» в проектируемой войне и объявил наступление не только на архиереев и духовенство, но и вообще на всех харбинских православных{295}.
В январе 1924 г. Харбин посетил архиепископ Японский Сергий, который был приглашен на проходившее в эти дни закрытое пастырское собрание. 28 января архиепископ выехал из Харбина, предполагая направиться в Америку, где надеялся собрать пожертвования на восстановление разрушенной землетрясением Японской Миссии. В это же время протоиерей Петр Булгаков готовился к переезду из Токио тоже в Америку{296}. Он живо интересовался всем происходившим в Американской Церкви и одновременно продолжал свою деятельность по «оживлению» Церкви в Харбине. В письме Серышеву от 27 февраля он вновь просил его переслать в Москву свое послание Патриарху. Ссылаясь на данную отцом Иннокентием характеристику взглядов протоиерея Александра Онипкина как либеральных, отец Петр разрешил ему показать Онипкину копии двух своих писем – Патриарху и Д. И. Абрикосову. Показывать оба документа архиепископу Мефодию он не советовал{297}.
Серышев должен был ознакомить протоиерея Онипкина, входившего в число доверенных лиц архиепископа Мефодия, с посланием Булгакова Патриарху Тихону, в котором тот ликовал по поводу «восстановления правильных отношений» святителя с советской властью. В другом упомянутом документе, с которым предполагалось ознакомить Онипкина, письме Д. И. Абрикосову, отец Петр по-прежнему ругал дальневосточных архиереев. Он писал, что в России Патриарх Тихон находится «при самой ужасной обстановке», и поэтому русские православные, особенно зарубежные, должны «облегчить его работу» и избегать того, что может «вставить палки в колеса» работе Патриарха. Вред, по его мнению, приносили прежде всего молебны, которые устраивались, по утверждению Булгакова, «для рекламы», и «политические митинги», на которых упоминалось имя Патриарха.
В это время молебны о здравии святителя Тихона служились и в Токио, и в Харбине. Под политическими митингами отец Петр подразумевал проповеди епископа Нестора. Не называя в письме напрямую его имени, Булгаков припоминал участие Камчатского архиерея в Земском соборе во Владивостоке, называл его «неудавшимся эмиссаром вождя Земской рати» и «политиканствующим младенцем-епископом», который нарушил «запрещение Патриарха принимать участие духовенству в политике»{298}.
Если проанализировать содержание писем протоиерея Петра Булгакова, то можно видеть, что в них отчетливо прослеживается его желание дискредитировать дальневосточных епископов и организовать раскол. По собственному признанию отца Петра, его замыслы простирались до «великой церковной реформации». Однако обновленческая деятельность Булгакова и его ближайшего друга и помощника священника Иннокентия Серышева носила полуподпольный характер и сводилась главным образом к интригам и клеветническим статьям в харбинских газетах против православного духовенства. Несомненна и их причастность к возникшему в конце 1923 г. конфликту между архиепископом Мефодием и Харбинским Епархиальным советом.
О причинах этого конфликта судить трудно, даже современники событий не могли сказать о них ничего определенного. Да и были ли вообще какие-либо веские причины, повлекшие за собой переизбрание всех членов Епархиального совета? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо восстановить историю конфликта, поскольку разные источники излагают ее по-разному.
С 1922 г. Харбинский Епархиальный совет состоял из пяти членов (трех священников и двух мирян) и одного представителя от КВЖД. В его состав входили: от духовенства – ключарь Свято-Николаевского кафедрального собора протоиерей Петр Рождественский (председатель), настоятель Софийской церкви протоиерей Михаил Филологов и священник Старо-Харбинской церкви Константин Лебедев; от мирян – бывший председатель Приамурского земского собора, профессор харбинского Юридического факультета Н. И. Миролюбов, заведующий Высшим начальным училищем С. В. Кедров и начальник Земельного отдела Управления КВЖД Н. Л. Гондатти (как представитель от КВЖД).
В октябре 1922 г. приказом управляющего дорогой № 576 в ведение совета был передан Церковный отдел при Управлении КВЖД{299}. Заведующим Церковным отделом состоял в это время благочинный церквей полосы отчуждения протоиерей Александр Онипкин{300}. Наблюдение за преподаванием Закона Божия в учебных заведениях полосы отчуждения было возложено на епископа Мелетия и председателя Епархиального совета протоиерея Петра Рождественского. Благодаря их деятельности многие безместные священники-беженцы были определены на должности законоучителей.
