Но что тогда? Предполагая, что Пинч найдет Манферика, как он сможет вернуть свое тело? Мошенник понятия не имел. Манферик, конечно, не собирается легко отдавать его, особенно после всех трудностей, на которые он пошел, чтобы забрать его, а у Пинча не было заклинаний, чтобы форсировать проблему. Проклятие, он даже не был уверен, что с ним случилось! Все, что у него было, — это его вера в импровизацию, вера в то, что если каким-то образом он найдет свой путь до конца, что-то даст ему шанс.
С его решительным оптимизмом была только одна проблема. Икрит не желал сотрудничать. С его улучшенным зрением и прошлым опытом Пинч достаточно понимал, чтобы сказать, что обезьяноподобная тварь не ограничивалась только Манфериком. Это означало избегать всех туннелей, которые помнил Пинч, и двигаться в места, которые вор не узнавал. В целом, он мало что мог вспомнить об этом месте, но пелена пыли явно означала, что в последнее время здесь никто не проходил.
Это было нехорошо, но что он мог поделать? Если не считать марша по залам дворца, Икрит был его единственной зацепкой. Он должен был следовать туда, куда вел зверь.
Таким образом, он следовал за существом, проскользнув в трещину в стене катакомб, когда оно остановилось в сотый раз, а Пинч был застигнут врасплох. Когда он осторожно выглянул из своего неглубокого укрытия, сердитое жужжание, как звук шершня, громко пропело в его забитых чувствами ушах. Мимо промелькнула тень и с дребезжащим стуком прыгнула на камень между ним и квагготом.
Пока вор был в плену изумления, пытаясь осознать, что только что произошло, как тишину разорвали боевые крики. Прямо перед ним кваггот взревел в кровавой ярости, пригнулся и, обнажив когти, бросился прямо на него по коридору.
— «О, Боги, ущипните меня, он увидел меня!» — мелькнула запоздалая мысль. Повинуясь инстинкту бежать в панике, вожак мошенников развернулся так быстро, как только позволило ему хрупкое тело…
И чуть не столкнулся лицом к лицу с двумя с лишним сотнями фунтов яростной ненависти гнома. Коротышка с бочкообразной грудью и черной бородой отбросил в сторону арбалет и замахнулся окованной железом булавой над головой для яростного удара. — Смерть королю! — взревел Айрон-Битер.
Пинч швырнул свое дряхлое тело обратно в нишу, в которой он прятался, и был едва ли достаточно быстр. Прямо перед ним все силы столкнулись в узком проходе. Булава Айрон-Битера ударила в стену всего в нескольких дюймах от лба мошенника. Камень разлетелся на острые осколки и срикошетил вокруг его головы. Осколки вонзились в вытянутые руки Икрита, когда кваггот врезался в коренастого гнома, как драчливый грузчик. Удар отбросил гнома назад, и только его боевая кровь, которую не мог изменить даже стихарь, придала ему решимости устоять на ногах. Икрит ударил своими сломанными когтями, оставляя неровные порезы на броне гнома. Кровь потекла по разорванной кольчуге.
Пинч протиснулся в узкую впадину так глубоко, как только мог. Битва бушевала слишком близко, чтобы он мог быть в безопасности. Отведенный назад локоть Икрита ударил его в грудь, забрызгав гнилью его изодранный плащ. Если бы он был Пинчем, а не этой гноящейся штукой, удар вышиб бы из него дух, как из надутого мешка. К счастью, в этот момент он не дышал.
— Трефы! Знакомый пронзительный голос Мэйв донесся из конца коридора. Это было предупреждение ее друзьям держаться подальше — сленг, который маг использовала перед тем, как она собиралась разразиться большим и мерзким заклинанием.
— Мэйв, ради богов — НЕТ! Пинч закричал, осознав, что он почти наверняка стоял в центре битвы, чем бы она ни была. Крик, однако, был абсурдным: слишком пронзительным, слишком невероятным, чтобы быть услышанным. Предоставив врагам разбираться между собой, Пинч отбросил плащ и прижался к стене.
Почти сразу же лязг и визг битвы дополнился оглушительным треском. Мошенник часто слышал этот звук раньше, и каждый раз он напоминал ему взрыв дымовых пороховых ракет на празднике. Воздух взорвался покалывающим сотрясением тепла и статического электричества, сопровождаемым сначала металлическим воем боли, а затем вторым, более звериным, визгом. Зазубренные ленты голубого огня охватили сжавшегося в комок вора, взъерошили редкие волосы и заискрились перед его глазными яблоками. Личинки и черви осыпались обжаренными хлопьями с его трупа, но ожидаемая Пинчем электрическая агония так и не состоялась.
Ошеломленный, Пинч выдвинулся из своего укрытия, чтобы попытаться принять участие в битве, за исключением того, что ее больше не было. Проход перед ним представлял собой кровавое пятно из белого меха и поджаренной плоти. То, что осталось от Икрита, было отброшено по коридору на добрые пять метров. Тело было на месте, но расплющенная широкая голова кваггота почти исчезла, превратившись в тлеющее кровавое пятно. Икрит был мертв, без малейшего конвульсивного намека на жизнь.
Пока он осознавал это зрелище, битва началась снова, и слишком быстро. — Умри, ты, порождение зла! — приказал дрожащий голос. Айрон-Битер, пошатываясь, поднялся на ноги, протягивая перед собой печать своего ордена. Гном взывал к величию своего бога, чтобы тот уничтожил зло, связавшее эту нежить с миром. Единственная проблема заключалась в том, что, будучи нежитью, только во плоти, Пинч просто не подходил под шаблон. Слова и зрелище не произвели на него никакого эффекта.
Тем не менее, гном постарался на славу, скривив свое забрызганное кровью лицо в гротескной маске сосредоточенности. У него текла кровь из порезов на плечах и груди, его кожаный и железный шлем почернел от удара молнии, кровь текла из оторванного лоскута кожи на голове, пропитывая бородатую щеку, и все его тело дрожало от напряжения, но гном произносил свою молитву с усердием. Позади него, далеко позади и ожидая результата, стояли остальные члены разношерстной группы: Спрайт, Мэйв, Терин — и с ними Лисса.
Пинчу почти захотелось рассмеяться над тщетностью попыток гнома, но времени не было. Поняв, что так монстра не обратить, Айрон-Битер отбросил попытки и изменил свое песнопение. Слова и жесты теперь были заклинанием. Пинч не знал, что это, но оно не могло быть хорошим для него. В глазах карлика были смерть и кровожадность. Пинч должен был остановить его сейчас или не останавливать вообще.
Кроме того, нужно было свести старые счеты.
Как раз в тот момент, когда гном повысил голос, окончательно связывая силу заклинания, Пинч бросился вперед. У него не было оружия, было мало надежды одолеть карлика размером с медведя в рукопашной схватке, и не было особой храбрости для прямого боя, но это было намного лучше, чем стоять на месте, ожидая, что его разнесут в клочья.
Его выпад поразил священника, который ожидал сражаться магией, а не руками. Пинч вцепился одной рукой в руку Айрон-Битера, вывернув, и изменив замысловатые узоры, которые он плел в воздухе. К изумлению мошенника, кожа под его неживыми пальцами мгновенно стала ледяно-голубой, линии его леденящего прикосновения проложили свой путь вверх — по венам гнома к его сердцу. Ухватившись за это открытие, Пинч сомкнул другую руку на горле, выдавив бульканье, которое можно было бы принять за крик, если бы мошенник не сдавливал маленькому священнику трахею. Застывшая синяя бледность распространилась под бородой гнома и выступила на его скулах.
Однако Айрон-Битер не сдавался. Свободной рукой он взмахнул своим священным символом — увесистой копией Чаши. Она ударилась о голые ребра с достаточной силой, чтобы Пинч понял, что ему причинили вред. Это подсказал ему разум, но нервы никак не реагировали. — «Никакой боли», — подумал он, — «нежить не может чувствовать боль».
Он сжал еще крепче, и именно тогда он сделал свое следующее открытие. Наряду с ледяным прикосновением Пинч унаследовал силу нежити. Его бескровные пальцы сжались сильнее. Плоть рвалась, а кости хрустели в его руках. Глаза Айрон-Битера выпучились, когда он напряг мышцы шеи, чтобы сдержать давление. Это была проигранная битва, и гном уже знал это. Он выронил булаву и нащупал что-то у себя на поясе.
