В гараже был порядок, но царило запустение. Я заходила туда только чтобы поставить или взять мотоцикл.

– Можно доехать на твоем старом друге до корабля и на месте произвести все манипуляции. Ага, вижу и заброшенного товарища. Он-то как раз безопаснее. По крайней мере, выглядит здоровым.

Мы надели куртки, и я подала Бьёрну шлем брата. Эмиль любил машины, но терпеть не мог мой личный транспорт. Он категорически отказывался чинить мотоцикл и запретил мне на нем ездить. Как хорошо было, когда мы расстались, снова скакать по кочкам на ненадежном двухколесном тырчике! Теперь, усаживаясь позади Бьёрна, я улыбалась от уха до уха тому, что наконец-то прокачусь с ветерком, будучи пассажиром. Ездить в большом автомобиле Эмиля было скучно, ведь он всегда закрывал окна, предпочитая кондиционер, и терпеть не мог плохие дороги – в отличие от меня, могущей заехать по уши в грязь и хохотать от души над собственной неуклюжестью. Каким водителем был Бьёрн?

Сумасшедшим, иначе не скажешь. Конечно ему, управляющему космическим кораблем, простые дороги опасными не казались, но я вцепилась в мужчину намертво, молясь, чтобы мы доехали живыми. Он гнал так, что, казалось, мотоцикл под нами развалится, а нас самих придется собирать по частям лучшим хирургам столицы. Да и то, если останется, что собирать… Мы подпрыгивали, метались в стороны, несчастный драндулет кряхтел и спотыкался, но Бьёрну было весело: до меня то и дело доносился его раскатистый смех. И всё-таки бесстрашие оказалось заразительным. Уже на полпути к месту назначения я начала получать удовольствие от безумной гонки, и расхохоталась вместе с мужчиной, когда мы едва не свалились в небольшой овраг.

Если бы мы пробирались пешком, получилось бы короче. А так пришлось ехать по ужасной лесной дороге, которой давным-давно никто не пользовался. Неудивительно, что вскоре на пути встретилось рухнувшее дерево, которое нельзя было объехать или убрать. Бьёрн остановил мотоцикл и помог мне слезть. И снова прикосновение теплых пальцев вызвало всполох в теле, и я захотела, чтобы он взял меня за руку.

– Что?

– Ничего.

– Ты покраснела.

– Ты внимательный. То есть нет, не то слово. Заботливый. Это непривычно и приятно.

Наверное, щеки стали красными, как маки. Совсем, что ли, разучилась с мужчинами разговаривать?

– Пожалуйста, детальнее, – хмыкнул Бьёрн, а потом вдруг сжал мои пальцы: – Понял. Мне тоже приятно. У тебя рука такая прохладная. – Он огляделся. – Придется всё-таки нести инструменты, а так хотелось ещё покататься.

Я рассмеялась.

– Всегда так ездишь?

– Я и летаю так же, – улыбнулся он. – Ну-ка, погоди.

Он отпустил меня и вернулся к мотоциклу, а потом поднял его обеими руками и попробовал устроить на плече.

– А ничего, не тяжелый. Погляди, чтобы я ноги куда нужно поставил.

Я напугалась, что драндулет шлепнется и придавит его всем своим весом, и, не задумываясь, придержала мужчину за пояс.

– Ещё лучше, – ухмыльнулся он. – Только не прижимайся плотнее, а то я уроню твоего железного друга.

Кое-как, пошатываясь и подбадривая друг друга, мы перебрались через дерево, и продолжили поездку. Как по мне, мотоцикл ехал нормально, ничего нигде не вышло из строя. Но мужчине было видней, всё-таки он разбирался в машинах, раз прилетел с другой планеты…

На поляне было хорошо, гудели пчелы и большие рогатые жуки, порхали жирные стрекозы и крупные лесные бабочки. Корабль стоял в траве, гладкие бока блестели в лучах солнца. Бьёрн остановился на краю леса, снова взял меня за руку и повел вперед. На этот раз я отважилась крепче сжать его пальцы, и мужчина, оглянувшись, ласково сощурился. Если он планировал узнавать, мог ли запланировать любовь? Мне для этого много времени не понадобилось, хотя я и уговорила себя подождать с выводами.

Теперь-то корабль не казался пугающим. Я любопытно разглядывала его как снаружи, так и изнутри, и уже не боялась, что из Бьёрна выскочит что-то жуткое. У него действительно было одно сердце, и оно гнало по жилам теплую кровь. Это тепло, его дыхание, улыбка и голос создавали человека, который мог стать мне много больше, чем просто другом. Но тогда, нерешительная, зависимая от прошлых ошибок, я не сказал об этом. У нас ещё было время поговорить, признаться, почувствовать глубже. Пока можно было просто наслаждаться и не думать о возможных трудностях.

Мы вместе полезли смотреть, что к чему в нутре мотоцикла, и Бьёрн достаточно быстро разобрался в механизме. Он что-то перебрал, свинтил, почистил. Честно говоря, я не смотрела ему в руки, больше на него самого.

– Есть люди, которые не могут работать, если за ними пристально следят, – сказал он между делом. – А я вот, наоборот, балдею.

– Всегда?

– Сейчас, – не поднимая глаз, отозвался Бьёрн. На губах играла улыбка.

Мне захотелось коснуться его руки, но вот уж этому отношения с Эмилем не научили меня совсем. Поэтому я просто склонилась ниже, чувствуя, что ещё немного, и ощущу запах его волос. Погладить бы осеннюю шевелюру, запустить пальцы в рыжеватую гущину, провести по колючей щеке. А, может, он и не был колючим? Я не могла больше молчать.

– Ты не похож на местных ребят.

– Знаю, – ухмыльнулся Бьёрн. – Но совершенно не стесняюсь своей непохожести. Путешествия научили меня не обращать внимания на пустяки вроде общепринятых норм. Моим родителям подобная прическа не слишком нравится, они считают, что длинные волосы у мужчины – это признак неряшливости, лени и неспособности повзрослеть. То есть если ты брит и стрижен – у тебя больше ума, такта и воспитания. И как бы не учитывается, что я не хожу с грязной башкой и нечесаным, главное, что не удосужился соответствовать стандартам качества.

– А мне нравится! Тебе так хорошо, слегка растрепанным и обросшим.

Он поднял глаза и улыбнулся.

– Тебе так тоже хорошо, Таиса, однако, ошибусь ли я, сказав, что ты редко ходишь с распущенными волосами?

– Не ошибешься. С косами привычнее и удобнее. Хотя, помнится, прежде я распускала их, думая, что привлеку внимание своего человека.

– Значит, ты веришь в родство душ? В смысле, что мужчина и женщина могут быть созданы друг для друга и прочее?

– Верю. А ты?

Он пожал плечами и снова занялся мотоциклом.

– Даже не знаю. Я люблю всё анализировать, а чувства разве разложишь по полочкам?

– Нет, наверное. Хотя многие пытаются. А семья, Бьёрн?

– Тебе, конечно, интересно узнать что-то обо мне. Понимаю. Ну, всё просто: младший сын, разгильдяй и недотепа, сплошное недоразумение. Не захотел быть тем, кем должен был стать. Лет в двадцать я вообще мечтал о сказке, потому и пошел в летную школу, что родители восприняли без особого восторга. – Он едва слышно вздохнул. – Когда открыл для себя небо – я потерял семью. Путешествия, они такие. Разлука что угодно разрушит, тем более столь некрепкие отношения, какие были у меня с родными. Ну, вот. Теперь твой друг будет резво бегать.

Он поднялся, вытер руки и предложил мне сесть.

– Хочешь, чтобы я повела?

– Ага. Никогда не ездил позади девушки.

Когда Бьёрн убрал инструменты и что-то ещё взял из корабля, я уже ждала его со шлемом в руках. Он без всякого смущения обхватил меня покрепче, прижался, большой и теплый, и я ухватилась за руль, надеясь сосредоточиться на дороге. Назад мы ехали так же весело, но не так быстро, а на повороте к городу меня всё-таки занесло, и мы чуть не рухнули в канаву.

Прибрежные поселения Голубых песков были похожи одно на другое: невысокие каменные дома, плавучие закусочные, много зелени и доброжелательные люди. (Я уже рассказала Бьёрну, что район получил такое название, потому что здесь и впрямь можно было найти длинные и пустынные голубые пляжи – невиданной красоты, с песком, который использовали для изготовления особой глины). Мне не хотелось, чтобы знакомые начали приставать с расспросами, но несколько удивленных взглядов я словила. Да и скроешь ли от людей пришельца? Конечно, они знали, что Бьёрн нездешний. И не только глаза его выдавали, но и манера вести себя, осанка, сама походка.