Я была уверена, что брат действительно дал согласие, даже не разобравшись, что к чему. Вот же гадство! Фроуди уселся на лавку и закинул ногу на ногу. Мне хотелось взять вместо ружья сковородку, желательно, раскаленную, и прижечь его самодовольную физиономию.

– Собственно, посещение ваше бессмысленно, – ровным голосом сказала я. – Любимы сейчас нет дома, гостит у родственников.

– Какое внезапное путешествие!

– Отнюдь. Если бы вы утром не вели себя нагло, узнали бы, что она отбыла еще вчера.

О, как врать научилась! Мне было мерзко, но иного выхода я не видела.

– А вы знаете, что не должны лгать представителю Терры? – сразу разгадал меня Фроуди. – Это наказуемо, и серьезно. Сядете в тюрьму, Таиса, и вовсе не увидите дочь. – Он поднялся, и трое безразличных к происходящему мужчин встали за его спиной. – Где девочка? Я увижу ее сегодня, даже если мне придется вломиться в чужой дом ночью.

– Я вас, капитан, не боюсь. И зря вы угрожаете, потому что я хорошо знаю свои права.

– Неужели?

– Да! Ребенок, рожденный за территорией Содружества, имеет статус «Свободного», пока ему не будет с согласия матери и отца присвоен статус гражданина одной из Восьми планет-гигантов. Независимо от происхождения отца и матери он до своего тринадцатилетия не может быть отдан на воспитание в приемную семью, если жива родная мать или иные родственники по материнской линии. Доказательством рождения за Завесами служит либо индикатор матери, введенный при беременности, либо должны быть приведены свидетели рождения – врачи, акушеры, неонатологи.

– И у вас есть свидетели? – холодно спросил он.

– Найдутся.

Ага, занервничал! Его чувства было легко прочесть по глазам, но они оказались мимолетны. На смену недовольству пришло уверенное торжество.

– На тот период, что будет необходим для поиска, ребенок должен быть на территории, близкой к Терре: одном из спутников или ближайших колониях, – и добавил с наигранным дружелюбием: – С матерью, конечно.

Мне было, чем крыть.

– Только если мать здорова и привита.

– А вы больны?

– Простудилась, а на многие вакцины у меня аллергия.

Снова ложь, у меня в помине не было реакций на лекарства.

– Сочувствую, но вам все равно придется со мной пойти. Вместе мы отправимся за вашей дочерью, а потом – на корабль содружества.

– Только если не исполнить второе условие – прочитать индикатор.

– Он у вас есть?

– Да. Вот только не в вашей компетенции его опознавать, уважаемый капитан. Это должен сделать специальный доктор в присутствии полиции, юриста и одного родственника.

– А, может, вам пригласить всех членов Комитета по правам колонистов? – сказал он с плохо скрываемым раздражением.

– Можно только председателя.

– Вы забываетесь. Живо пакуйте вещи, или будет по-плохому! Мое терпение на исходе. Знаете, я не всегда использую мягкие методы.

– Поэтому притащили с собой троих? Боялись со мной не справиться? А если здесь где-нибудь камера припрятана и наш диалог записывается, что делать будете?

– Не держите меня за дурака, Таиса! Все ваши приборы заглушены, и ни телефоном, ни камерой вы воспользоваться не сможете.

– А как же брату позвонить? Что-то вы темните, уважаемый…

Он шагнул вперед, и я поняла, что пора действовать жестче. Наверняка со стороны смотрелось жалко: оборванка с двустволкой, да еще в грозной позе.

– Стоять, или я вам ногу прострелю! Учтите, стрелять меня учил дед, а он бывший военный. Не промахнусь.

– Тогда уж точно сядете, – оскалился Фроуди.

– Даже по законам Терры самозащита – не преступление. Скажу, что вы угрожали меня убить. Кстати, ради дочки я готова закопать ваши трупы в саду.

– Ложь! Вам духу не хватит! С такого расстояния мне оторвет ногу – крови-то не боитесь?

– А вы суньтесь – и проверим.

На самом деле в двустволке были специальные «пугалки». Крупная соль, конечно, причинит муки, но не убьет. Составной сбор патронов был своего рода хобби дедули. Страшные боевые я заряжать не стала, зная, что со злости могу и пристрелить негодяя. Сердце громыхнуло в груди – глаза Фроуди похолодели.

– Вынуждаете, – сказал он, и вдруг один из мужчин стремительно достал откуда-то из-за спины темную штуку.

Выстрел был почти беззвучным, и, уже чувствуя в себе иглу, видя приближающихся терронцев, я спустила курок. Послышался вопль, и меня стало погружать в мутную, отвратительно вязкую пелену.

В себя привел сладкий вкус крови, и я открыла глаза – моя комната, лежу на кровати.

– Ну что, Таиса, приступим к новому разговору?

Я попыталась вскочить, но ноги не слушались. По подбородку текло, левое колено онемело, голова кружилась. Кажется, я лицом вниз рухнула с крыльца. Судя по всему, на руке были сломаны, по крайней мере, два пальца, да и носу досталось. Было больше противно, нежели больно, а еще во мне закипал гнев. В самом деле, зачем было меня ловить? Свалилась – и хорошо. Наверняка надеялись, что, почувствовав боль, я пойду на попятную.

Нет уж. По сравнению со схватками все эти переломы, вывихи и ссадины были терпимы. Я подняла глаза: Фроуди сидел на стуле, удобно облокотившись о спинку.

– Я вам уже всё сказала.

– Вы подстрелили моего парня.

Я едва сдержала довольный смех.

– И поделом! Пришли с тремя громилами, решив, что, едва их завидев, я безропотно сдамся?

– Обычно они делают за меня грязную работу.

– Допросы устраивают?

– Нет, что вы. Этим я занимаюсь лично. Ребята всего лишь мусор выносят.

– Ваши отвратительные намеки меня не страшат, Фроуди!

– Вы глупы. Не понимаете, что есть унижение и принуждение. Вас еще ни разу в жизни не обижали по-настоящему. Неужели хотите, чтобы это случилось впервые сейчас, здесь?

Я плохо соображала, и действительно не осознавала, что он имеет в виду. Грабеж? Избиение? Изнасилование?.. и все-таки, несмотря на дурноту, во мне не ожил древний страх.

– Значит, станете истязать раненую женщину?

– Стану, – спокойно отозвался он. – Я делаю это во благо Терры.

– Из-за одного ребенка?

– У меня длинный список, Таиса. Вы одна из многих. Я привык к тому, что люди цепляются за то, что им дорого.

В прикроватной тумбе лежал пистолет, и я как будто случайно подвинулась ближе к ящику.

– Я вас плохо вижу.

– Сотрясение, полагаю, – отозвался он.

– По закону вы не имеете права…

– Да к демонам эти законы! Мы одни, свидетелей всего, что произойдет, не будет. Я могу потом рассказать что угодно, и мне поверят. Вас же слушать никто не станет.

– Неправда!

Он вздохнул и поднялся.

– Не думайте, что сможете меня провести. Что у вас там? Нож?

Я стремительно открыла ящик, и в тот же миг мужчина бросился на меня. Бить я не могла, но укусила его за руку. Нащупала рукоять пистолета и, вытащив его, выронила на пол.

– Зря… – пробормотал Фроуди.

Я вцепилась ногтями ему в щеку, потом с дуру боднула головой и тотчас отключилась. Мгновение темноты – и он стоит надо мной с оружием. Позиция была удобной, чтобы ударить подло, и я распрямила ногу.

Попадание было четким. Мужчина взвыл, но оружие не выпустил, к тому же его стопа обрушилась мне на живот. Сквозь тошнотворную боль я ощутила, как ослабела его хватка, и попыталась выдрать оружие. В ход снова пошли зубы, ноги, руки… и я упала на пол, судорожно вцепившись в пистолет.

Фроуди наступил мне на руку, но грохот выстрела все же прозвучал в тишине дома. Стало душно и тошно, и я завопила, как безумная. С треском распахнулась дверь, топот ног ударил по уху, а потом до меня донесся почти звериный рык. Я медленно повернулась на живот, понимая, что больше драться не могу, и не понимая, что происходит в комнате. Я не успела разглядеть сцепившихся: они налетели на выключатель, и комнату поглотила тьма, которая вскоре обрушилась и на мое сознание.

Открыв глаза, я сразу поняла, что нахожусь не дома. Белая комната – конечно же, больничная палата. Напротив моей кровати пустая постель, окно приоткрыто, и свет льется сквозь шторы. Утро или день, и сколько времени прошло? Я осмотрела себя: гипс на кисти, нога перебинтована туго и неприятно. В голове как будто что-то протухло, да и живот крутило. Мерзкое состояние, но я не могла лежать.