Потом я часто била птиц, и, хотя краем сознания мне было живностей жалко, все же они оставались добычей, которую можно съесть, а не забавными птичками и грызунами. Это пугало. Я понимала, что могу запросто ожесточиться и никогда не стать прежней, но уговаривала себя не паниковать. В любом случае, мясо было не капризом, а необходимостью.

Мне везло, и я поверила, что доберусь. Согласно карте, оставалось пройти всего пару десятков километров. Люба как будто немного прибавила в весе и повеселела, став ещё красивее. Чего стоили одни только громадные фиалковые глаза! А ещё щёчки в небольшими ямочками, сильные ножки, которыми она любила дрыгать, и кудряшки мягких волосы, обрамляющих лицо…

Невозможно передать словами, как я обрадовалась, увидев вдалеке город! Словно гора упала с плеч. Однако радость не дала наделать глупостей, уступив место рассудительности и спокойствию. Дождусь ночи, тогда и пойду к бункеру. Не нестись же галопом, наплевав на осторожность!

Под деревьями было хорошо, солнце не пекло, песок не летел в глаза. Я думала о том, что, если смогу сберечь Любиму, то не посмею сердиться на Бьёрна. Пусть он меня бросил, но ведь пытался вернуть! По крайней мере, в этом я себя убеждала. А ещё шептала Любиме, что мы обе должны быть храбрыми, и непременно вернёмся домой. Так, за разговорами, наступил вечер, и я, укачав малышку, медленно двинулась в сторону города.

Как бы мне ни хотелось поскорее оказаться за надежной толстой дверью, под защитой прочных стен, да еще и с изрядными запасами еды и воды, я шла медленно, крадучись. Смотрела по сторонам, прислушиваясь к малейшему шороху, но вроде бы всё было нормально.

Я легко отыскала нужный дом, огляделась, и тихонько вошла внутрь. В темном коридоре пахло песком. Я сделала два шага… тишина. Сердце стучало, Люба тихонько посапывала.

И вдруг кто-то больно схватил меня за руку и сдавил с такой силой, что я вскрикнула. А потом зажегся свет, и я на мгновение прикрыла глаза. Судорогой свело живот, руки похолодели: это был мой бывший владелец, и с ним – еще несколько ухмыляющихся товарищей.

– Ну ты зараза! – сказал он. – Как ловко от нас улизнула! Однако твоя удача иссякла, помогать больше некому.

У меня защемило сердце от ужаса: я поняла, о чем он.

– Выходи, – сказал мужчина, по-прежнему держа меня за запястье. – У нас здесь кое-кто, кого ты будешь рада видеть.

Я едва сдержала слезы, увидев Аврору: ее лицо было синим от побоев, она прихрамывала и дышала хрипло.

– Таиса, не… – начала было она, но тотчас получила по голове.

– Молчи, тварь! Еще слово – и лишишься своей никчемной жизни. А ты, – он поглядел на меня, – пожалеешь. Но для начала скажи-ка нам код от двери. – И добавил, равнодушно взглянув на Любиму: – Я знаю, как заставить тебя говорить. Тут и придумывать ничего не нужно, я просто тресну твою козявку как следует о стену…

Я задохнулась, чувствуя, как начали дрожать колени. Пробормотала цифры, ни на кого кроме дочки не глядя. Я знала, что произойдет, могла догадаться, что за судьба нас ожидает. Мучитель решил растянуть мгновения своего торжества:

– Я не знаю точно, что с ней сделают. Возможно, подождут, пока вырастет, и отдадут на органы. Или сделают малолетней рабыней где-нибудь в захолустье. А, может, принудят всю свою жизнь, годов этак с двух, работать не покладая рук. Знаешь, такие рабы не доживают до шестнадцатилетия.

– Убейте лучше меня, – произнесла я тихо.

– Возможно. Но сначала найдем для такой милашки хорошего хозяина. Светленькие весьма ценятся в домах терпимости за завесой! И, кстати, дочь ты больше не увидишь.

Любиму грубо вырвали у меня из рук, и малышка зашлась в отчаянном крике. Только младенцы могут так орать, но я орала ничуть не тише. Почему же, научившись садоводству, плаванию, езде на мотоцикле я не позаботилась узнать, как нужно бить? Я бы удушила их, растерзала, раскидала, отняла дочку… Я бы убежала прочь, спаслась и её спасла… Но не вышло. Меня с силой ударили по лицу, потом в живот, и что было дальше – не помню, хотя сознание я потеряла только после шестого удара.

Я очнулась через какое-то время и, приподнявшись, огляделась. В ушах все еще стоял крик малышки. Солнце пекло нещадно, голова кружилась, и небо путалось с землей. Казалось, что я не лежу, а кувырком качусь вниз по раскаленному противню. Меня бросили в пустыне умирать?

Нет. Разве отказались бы они от денег, что принесет очередная сделка? Неподалеку тлели остатки корабля, и я, рыча поползла вперед. Пусть она будет жива, пожалуйста! Из груди вырывались глухие всхлипы, рыдать было больно.

Но внутри кроме трех обгоревших трупов взрослых людей никого не оказалось, и следов вокруг тоже не было. Значит, Любиму и Аврору увезли на другом корабле или оставили в бункере. Где же я? Как далеко улетела от города? И куда мне теперь идти?

Когда первый шок прошел, я поняла, что вряд ли доберусь куда-либо. Во-первых, меня мучила жажда, а воды не было. Во-вторых, болела голова и подташнивало, возможно, это был солнечный удар или сотрясение. Я ненадолго спряталась внутри корабля, но там отвратительно пахло, и пришлось вылезти наружу, под безжалостное солнце. Самым правильным было как можно скорее убраться с места крушения, и я осмотрела остов корабля, ища, что можно использовать. В качестве оружия сгодился острый кусок обшивки, внутри удалось найти металлический ящичек со всякими лекарственными штуками и зловещего вида механизмом, которым я не умела пользоваться. Я прикрыла голову куском собственной блузки и поплелась на восток. Нужно было выбрать какое-то направление и придерживаться его. Песок забивался в ботинки, губы потрескались, горло саднило. Я понимала, что слезы не помогут, лишь отнимут силы, но остановиться не могла. А когда выплакала какую-то незначительную часть горя, дала себе слово убить того мужчину. И пусть он перед смертью орет, просит пощады, только бы увидеть его глаза, полные ужаса. Только бы ударить его в мерзкую рожу, как можно сильней и жестче, до капель крови на пальцах, до хруста!

Насытившись гневом, я задумалась о том, реально ли происходящее. Вдруг это была сама смерть? А если все происходило в действительности, как, упав с такой высоты, я осталась жива? Неужели меня выбросило из корабля, да притом столь удачно, что ничего не сломала? Невероятно! Я не учитывала мелкие ссадины на лице и боль в плече, потому что идти это мне не мешало. Куда сложнее было терпеть обезвоживание.

Через час мучений мне несказанно повезло: я напоролась на остатки какого-то сооружения. Доплетясь до крытого сарая, я рухнула в теньке, думая переждать пик жары, хотя и знала, что по холоду идти будет не намного легче. Забылась, устало привалилась к ветхой стене, и только боль спасала от забытья. Я сама не заметила, как уснула.

Уже поздно ночью меня разбудил холод. Пришлось тотчас встать и заставить себя шагать дальше. Я наугад нащупала склянку с какой-то микстурой и выпила немного. Наверняка она от боли.

Напиток оказался бодрящим, я шагала и чувствовала, как разбегается по жилам живительная вкусная сила лекарства. Это было приятное ощущение, и мне нравились легкость и тепло, охватившие тело. Так я бежала всю ночь и до полудня, когда жажда снова дала о себе знать. Наверное, если это и была смерть, то я уж точно оказалась не в раю.

Любима. Родная моя. Что она сейчас чувствовала? Кто заботился о ней, кормил, согревал? Наверняка она плакала, искала грудь, искала маму… При мысли об этом слёзы начинали литься из глаз, но были сухими, как и гнев, распирающий изнутри. Я должна была бороться, а не рыдать. Я должна была справиться, а не отступить! Найти её, вернуть любой ценой, чем бы ни пришлось пожертвовать. Если бы мне сказали ради ребёнка торговать собой – я бы согласилась, не раздумывая…

Мне было страшно. Злая пустыня отлично знала, как убивать, и не предвиделось на километры вокруг ни рек, ни лесов. Поэтому я бежала. Боялась, что, если остановлюсь, то сдамся. Я уговаривала себя верить, что совсем скоро куда-то да приду.