— Вы что тут делаете? — возмутился охранник. — Это закрытая территория для личного транспорта. Как вы сюда попали? Всё, господа. Мы вызываем полицию.

Штурман Витя лениво достал из кармана корочку и показал охраннику. Тот побледнел, потом посинел. Теперь мне казалось, что он умрёт. Уж не знаю, чего написано на этом удостоверении, но, кажется, мы прокатились в одной машине с очень влиятельными людьми. Я окинула богатырей взглядом. А так и не скажешь…

До Петроса мы уже доехали спокойно, но никто из нашей компании не решился спросить о корочке, словно если бы мы открыли эту страшную тайну, то стали бы невыездными до конца жизни. Попрощались тоже коротко. Витя нам подмигнул:

— Берегите себя.

И они уехали. А мы стояли в растерянности. В тот момент вышла Лёля и всплеснула руками.

— О надо же! Это что… Виктор? Он же…

— Нет! — в один голос крикнули мы. Пусть это навсегда останется тайной.

— Напишем песню и об этом, — Толик потянул Витасю в комнату.

Лёля озадаченно посмотрела ребятам вслед, а потом также озадаченно взглянула на Кислого.

— Пашка, и ты тут?

— И я тут.

— Так странно снова увидеть вас вместе, — Лёля вяла Любовь Михалну за руку и улыбнулась. Но наша Любовь Михална — кремень. Держа лицо, она зашла в дом.

— Уезжай, в Петербург, — бросила она Кислому напоследок.

***

Два дня Толик с Витасей не щадили своих сил, чтобы довести до ума сочиненную в походе мелодию и придумать парочку новых. За закрытой дверью мы слышали только музыку и возгласы Толика: «да», «нет», «чё за..». Кислый уехал, а я окончательно перебралась к Лёле и пялилась на закрытую дверь. И, наверное, так бы и проводила всё своё время, если бы не Любовь Михална, которая постоянно тормошила меня вопросами и просьба посмотреть, что не так с картиной. Она мне доверяла, даже несмотря на то, что я сама себе мало верила. Однажды она уколола меня за это. Мол, во мне столько таланта, но ничего не интересно. Это было лишь отчасти правдой. Я, как и все люди с природным талантом и творцами-родителями, очень легко относилась к дарованию, которое такими, как Любовь Михална, взращивалось трудом. В сердцах она меня обвиняла в халатности к искусству.

— Мне не интересны картины, потому что смысла в них мало. Они не приносят мне душевного спокойствия, не приносят пользу людям и деньги не приносят. Художники — бедные люди. Как вообще можно творить в таких условиях?

— Ты не вдумываешься, поэтому не чувствуешь отдачи от творения. А деньги. Ар-р-ра! Большей ерунды не слышала. Главное, чтобы было где поспать и покушать, а всё остальное — пустые и ненужные мысли. Во времена моего студенчества мы просто любили искусство и считали его важнее всяких благ.

— Но на крышу над головой нужны деньги, — заметила я.

— Если думать, что крыша над головой — квартира в центре Петербурга, то, конечно. Однако крыш много, потому что в мире очень много неравнодушных людей вроде Лёли, которые всегда готовы приютить хороших людей, пока те не встанут на ноги.

— Кров могут дать бесплатно, но ты же не можешь пользоваться добротой людей и есть их еду. Тут уж точно нужны деньги. И не говорите мне про огород. Сейчас на одном огороде не выжить.

— Не буду спорить, но и здесь есть варианты. Когда ты слишком зацикливаешься на деньгах, то их всегда не хватает. Я не говорю, что нужно пуститься в пляс, разбрасывая купюры. Деньги создал не Бог, а люди. Многие думают, что в них сокрыта жизненная сила, но на деле — никакие Высшие силы деньгам не покровительствуют. Бог смотрит в твою душу. Будде интересно состояние кармы. Аллах интересуется деяниями. Для Космоса ты — биологический продукт. Всё важное — бесплатно. Даже в ресторане можно поесть бесплатно.

— Это как? Стать содержанкой?

— Оля! — от приземлённости моего вопроса Любовь Михална закатила глаза. — Пока ты так думаешь, к тебе не придёт то, чего ты реально достойна. Человек всё может сам. Я докажу тебе. Пойдём в ресторан.

— Какой ещё ресторан, Любовь Михална? Мы в глуши.

— Ты, кажется, умеешь водить. Вот поехали до ближайшего ресторана. Я знаю один.

Пришлось рулить, что я делала плохо. Контролировать ситуацию — не мой конёк. Я же импровизатор. Но вы уже знаете Любовь Михалну: спорить с ней бесполезно. Во время дороги она прочитала мне целую лекцию о свободе искусства, словно всю жизнь только им и занималась. Когда я спросила, почему она, которая так любила живопись, бросила её навсегда, Любовь Михална притупила взгляд. Ей особо нечего было сказать. До рождения сына она делала наброски, иногда писала маслом, а потом стало не до этого. В старости ты уже не видишь смысла в увлечениях. Твоя жизнь завершена, хоть ещё и приходится передвигать ноги по земле. Остаётся только поддерживать порядок в доме да пялиться в телек. Иногда с мужем поболтаешь, пока его не забрала старуха с косой, она мужиков чужих очень любит.

— Но вы же бросились в путь в таком возрасте? Взяли и уехали в Петербург. Полностью изменили свою жизнь. Что произошло?

Она повернула голову к окну.

— Сейчас я и сама часто задаюсь этим вопросом. Хотя в тот момент у меня не было никаких мыслей. Словно буря охватила сердце, а я корабль с белыми парусами. Чувство абсолютной уверенности и радости. Сейчас же меня одолевают сомнения. Ощущение счастья закончилось, и у меня вновь включился трезвый рассудок. Действительно ли я всё делаю правильно?

— Неужели лучше было бы продолжать пялиться в телек?

— Не думай, что я жалею о приезде сюда. Я рада встретить таких замечательных молодых людей, увидеть старую подругу, вновь посетить город юности и взять кисти в руки. Но я поступила безответственно. Может, мой сын не самый лучший человек, но я ведь… Он дорог мне. Мать взяла и просто уехала. Разве хорошо это? Почти что бросила.

— Вы мучаетесь совестью?

— Да. Мучаюсь даже тем, что в момент отъезда совестью я почему-то не мучилась. Ведь можно было поговорить с Иваном нормально. Можно было хоть раз в жизни с ним поговорить. Как он там с этой чирикающей потреблудкой.

Оставшиеся пять минут пути мы ехали в молчании.

Мы подъехали к «ресторану» и сели за стол. Место аутентичное, хоть задохнись шиком СССР. Рестораторы очень хотели быть современными, но не вышло. Эти чудесные накрахмаленные скатерти хорошо знали своё дело. Любовь Михална была абсолютно спокойна и даже игриво улыбалась. Я заказала чай и курник (хотя назывался он «французский пирог с курицей»). Моя же спутница выбирала долго и с расстановкой.

— Я смотрю, у вас много казахских блюд, — произнесла она.

— Конечно, мэм, наши повара прекрасно готовят блюда самых разных национальностей.

— Я закажу плов и чай… По-казахски.

Громко захлопнув меню, Любовь Михална вручила его несчастному официанту. Он растерялся, услышав «чай по-казахски». В меню его не было. Но признаться в этом мадам с важным лицом стало страшно. Таких видно издалека — закатит скандал на пустом месте.

Никогда ещё я не была так взволнована при ожидании еды, потому что я искренне не понимала, как вообще можно поесть бесплатно в заведении, не нарушив закон. Тараканов, которых можно подбросить в еду, у женщины не было. Выдергивать волосы и класть их в тарелку Любовь Михална считала ниже своего достоинства. Я наблюдала за спокойными жестами собеседницы и вслушивалась в каждое её слово, но она разговаривала о посторонних вещах. Например, о том, как здорово, что наша страна такая большая и многонациональная, порой и сам не знаешь на кого наткнёшься, а потом приятно удивишься земляку. Я растерянно мяла скатерть.

Официант вернулся с подносом. Он поставил плов и чай перед Любовью Михалной. Она взглянула в кружку и удовлетворенно кивнула. Это оказался просто горячий напиток с молоком. Видно, официант загуглил. Любовь Михална взяла вилку и наткнула на неё мясо.

— А это что? — недовольно спросила она.

— Плов…

— Просто плов, — она раздраженно отложила вилку, официант нервно сглотнул. — Насколько я помню, я сказала, что хочу «плов и чай по-казахски». Так было? Ладно, рыбу не добавил. Хрен бы с ней несчастной, пусть плавает себе в океане. Это не так важно. Но где сушенные яблоки? Куркума? Да, Господи! Хотя бы изюм! Это же самый обыкновенный узбекский плов. Я что похожа на узбечку? Вы хотели меня оскорбить?! У вас это получилось! Надо же проявить такое неуважение к культуре другого народа! — Любовь Михална с чувством стукнула по столу. В панике к нам подошёл управляющий ресторана.