Пока вся поляна была увлечена состязанием, один незваный гость пробрался на наше пиршество. И заметили мы, лишь когда Любовь Михална сказала:

— Твою манд…ат.

Обернулись. А перед нами на двух лапах стоял медведь. Натуральный такой: с чёрным носом, мохнатыми лапами и любопытным взглядом. Ничего лучше слов Любови Михалны я в тот миг не подобрала.

— Убежать мы от него всё равно не сможем. Надо прикинуться мертвыми, — Толик осторожно лёг на землю, раскинув руки и ноги.

— Медведи — животные, а не идиоты, — заметила Любовь Михална.

Она чувствовала себя спокойно. Зверь лишь первые пять секунд вызвал у женщины панику, но когда страх перестал застилать глаза, она смогла заметить, что у мохнатого взгляд очень даже дружелюбный. Хотя, если уж по-честному, причина — в балетной пачке животного. Это не фигура речи. Медведь оказался работником цирка, трупа разложила свой шатёр прямо в лесу. Но любопытный миша решил прогуляться и догулялся до нашего лагеря.

Тем временем Толик продолжал старательно прикидываться трупом. И так бы лежал, если бы к нам ни подошёл дрессировщик.

— Бусинка, ты чего! Гуляешь одна, а если потеряешься? — сказал циркач, на что медведица недовольно промычала. — Никаких оправданий. Ты всегда слишком беспечна!

— Р-р-ра-ар-р-р…

— Да кто же виноват, что тебя на диету посадили! Ты же съела столько чипсов, что посадила себе желудок! Я тебе столько раз объяснял, что никому нельзя есть столько чипсов. Вот теперь пожинай плоды непослушания.

— Рур-р-р-р…

— Я знаю, что ты пытаешь мне сказать, но это никакое не оправдание. Люди вот вышли в поход, это их картошка, а не твоя. А ты им всё веселье испортила.

Из-за кустов показался ещё один человек. Самый неожиданный из всех, которых можно было ожидать.

— Папа! — воскликнула я.

Кислый был одет не менее туристически, чем Любовь Михална. Он удивлённо оглядел нашу компанию, и взгляд остановился на Любови Михалне.

— Оля, привет, — сказал он мне, но глаз от женщины не отвёл.

— Что же вы, молодой человек, вводите в заблуждение…девушку, — Любовь Михална обратилась к циркачу, игнорируя появление Кислого, — ничуть она наше веселье не испортила. Я бы сказала наоборот, стала изюминкой вечера. Коли голодна ваша подруга, мы её угостим с радостью. Супчик — вещь полезная даже для медведей.

Бусинка, ощутив доброе расположение Любови Михалны, довольно рыкнула. После чего внезапно прильнула к Кислому. Он ласково погладил медведицу по голове.

— Давай дадим ей немного супа, — сказал он циркачу.

— Что вы! Право! Неудобно! — принялся отмахиваться дрессировщик. — Да и диета…

— Супом диету не испортишь. А вы в качестве извинений дадите мне возможность сделать набросок, — Любовь Михална указала на мольберт.

— Соглашайся, — поддержал идею Кислый. — Бусинка очень красивая и колоритная девушка. Видишь, её не только слепить хотят. Прекрасная модель.

Даже сквозь шерсть было видно, как огромная Бусинка зардела. Медведица довольно проурчала и ткнула носом в плечо Кислого. Любовь Михална усмехнулась. Пашка и в молодости имел так много очарования, что девушки вокруг таяли. Видимо, теперь он охмуряет медведиц.

— Как тебе идея, Бусинка? — подмигнула Любовь Михална, мохнатая девушка плюхнулась рядом с художницей и довольно подняла морду.

— Серьёзно? — прошептал мне Толик. — Любовь Михална угнетает всех людей, но легко находит язык с медведями? И что тут делает твой отец?

Я только пожала плечами. Знала, что он ходит где-то неподалёку, но понятия не имела, что у него какие-то дела с местным цирком. Вот уж странная встреча. Но это лишь снова показало, как далеки мы друг от друга.

Слабо кипящая водичка в котелке впитала в себя вкус тушёнки и овощей. Тогда Любовь Михална с барского плеча дала Бусинке тарелку супа. Не передать словами, сколько благодарности было в глазах медведицы. Не взирая на горячий бульон, она принялась хлебать. Любовь Михална заколола волосы и взялась за работу. Казалось, что Пашка сейчас задохнётся от наплыва воспоминаний.

— И часто Бусинка у вас убегает? — обратилась я к дрессировщику.

— Ох, — он снял шляпу и печально опустил в глаза. — К сожалению, очень часто. Животные свободолюбивые, а мы, хоть и циркачи, стараемся не душить в них это прекрасное чувство.

— Что за жизнь такая, — вдруг вставила Любовь Михална. — Ни люди, ни звери — никто не свободен.

И мы все, как должно на похоронах, молчали с минуту, провожая покойницу-свободу.

— Да что мы в самом деле! — встрепенулся Толик. — Есть свобода, Любовь Михална.

— И где же?

Толик стукнул по груди.

— В сердце. Если душа твоя свободна, то ничто не способно удержать тебя, — он оглянулся на медведицу с уважением, — как Бусинку.

Кислый улыбнулся и одобрительно кивнул.

— Вы я вижу, молодой человек, музыкант, — сказал Кислый, Толик очень удивился этому заявлению, он же не знал, что мужчина уже видел их на концерте. — Романтик… Это правильно. Музыкант без романтики — каменщик без камня.

Толик разулыбался, неожиданная похвала самого известного скульптора в Петербурге засмущала его. А вот Любовь Михална прикусила губу. Она старательно игнорировала присутствие Кислого. Женщина продолжала писать. Я поражалась её тяге и профессионализму. Я выросла в семье художников, учусь в Репино, но у меня нет никакого желания всюду ходить с бумагой и карандашом. Мне было так хорошо забыть об этом на какое-то время. Хотелось просто наслаждаться жизнью, наблюдать за интересными людьми, природой и самой собой. Но Любовь Михална — другая.

— Вы надолго тут? В лесу? — спросил Кислый.

— До завтра, — ответила я.

— Это вы зря, — вставил циркач. — Надвигается сильнейшая гроза через пару часов, может, и раньше. Лучше не пережидать в палатке. Молнии в этих местах совсем шальные. Дерево могут свалить.

— И что же нам делать? — озадаченно спросила я. — Дорога обратно займёт слишком много времени. Мы не успеем добраться.

— Ох, я бы вам помог, но мы сами уезжаем, — сказал мужчина.

— Я собирался переночевать у друга, — вставил Кислый. — Он что-то вроде лесничего, — усмехнулся. — Но я отсюда никогда не ходил к нему. Но знаю точно, что нужно взобраться на ту гору.

— Вот и хорошо, ночуйте там! — улыбнулся дрессировщик. — Только хочу вас предупредить: лес здесь необычный, так что не удивляйтесь чудесам. До свидания!

Циркач ушёл, оставив нас в абсолютном смятении. Что делать дальше — непонятно. Если бы мы были компанией молодёжи, то забрались бы на эту гору без проблем, но у Любови Михалны больные ноги. Она знала точно, что при всей своей внутренней боевой мощи, просто не способна на такие подвиги.

Почесав бороду, Витася опёрся о колени и могуче встал. Ей-Богу! Не могу это по-другому описать! Он встал так, как сам атлант поднимался, удерживая небо.

— Что ты делаешь? — спросила я, когда Витася принялся вытаскивать колья палатки.

— Суп поели — пора и за дело.

Витася указал на гору, я проследила за его пальцем, не поверив в намерения здоровяка.

— Но как же… — я искоса бросила взгляд на Любовь Михалну.

Внезапно Толик тоже встал с места и принялся помогать другу.

— Успокойтесь и соберите вещи. Если женщины находятся в опасности, то за дело берутся мужчины.

Когда меня спросят, что стало отправной точкой моего помешательстве на Толике, то я назову именно эту секунду. На концерте он показался мне интригующим, но произошедшее в лесу заставило им восхищаться. Кислый ничего не говорил, а лишь наблюдал за происходящим.

Толик с Витасей соорудили из палатки что-то вроде санок-гамака. Предполагалось, что ребята будут тащить, пока Любовь Михална насладится пейзажами леса. Но женщина не выказывала никакого интереса или одобрения. Когда ребята соорудили свою мечту инженера, Любовь Михална сказала:

— Нет.

— Что значит «нет»? — удивился Толик.

— Ты же по-русски говоришь.

Парни растерялись. Они-то думали, что сейчас начнут геройствовать. Но жертва жертвой быть не хотела. И я в этом очень понимала Любовь Михалну.