— Я не знала. Он не сказал.

— И не скажет. Вспоминаю, как он смотрел на тебя, когда ты под потолком болталась. Так смешно. Влюбленные такие дураки, — засмеялась женщина. — И я когда-то была такой.

Меня удивляло поведение Огорельцевой. Она была слишком открыта, расслаблена и говорила со мной как-то по-дружески.

— Нравится тебе Димка? — шепотом спросила она.

— Нравится, — ответ сам вырвался наружу.

— И чего ты ждешь?

— А что я должна делать?

— Взять его и сделать своим, — Даная Борисовна изобразила захватывающее движение рукой и звонко, по-девичьи рассмеялась.

— Даная Борисовна, я так не могу.

— Мне бы твои годы, Надя! Ой, все, иди отсюда, — Огорельцева махнула на меня рукой, я вышла из ее кабинета.

Я не знала, как реагировать на неожиданную информацию. Холод волнуется, переживает. За меня? Почему он тогда так злобно смотрит? В любом случае, нужно поблагодарить его. Эти тросы пугали меня до жути. Навстречу вышел Холод. У меня появилась отличная возможность выразить благодарность.

— Дима? — я позвала парня, совсем позабыв про институтское «Дмитрий Анатольевич».

— Я занят, — он быстро прошел мимо, даже не взглянув на меня.

Вот так. Ошиблась Огорельцева. Наверное, Холод попросил заменить меня из соображений безопасности. Очевидно, что меня подставили и, чтобы исключить повтора ситуации, он просто убрал меня. Вот и все. Ничего лишнего. Не стоит забивать голову нелепыми мыслями и думать «а вдруг», лучше подготовиться ко встрече с Наташкой.

Родной город встретил меня серым смогом и колючей изморозью. Однотипные многоэтажки, разбитые здания, испорченные вандалами памятники — больше всего я боялась остаться здесь навсегда. Родители Наташки радостно встретили меня на пороге своей квартиры. Похоже, они не знали о нашей ссоре. Сама Наташка выглядела спокойной, выставлять меня за дверь не стала, наоборот, пригласила к себе в комнату.

— Ну, как оно? — начала она. — Еще чуть-чуть и выпускной.

Наташка улыбалась, но улыбка была вымученной. Ее густые волосы сильно поредели, стали тусклыми. Глаза глубоко впали, как и щеки. На ней была просторная футболка, в вырезе я увидела торчащие ключицы. Наташа нервно ковыряла ногти на руках.

— Да. Еще чуть-чуть, — сказала я, рассматривая девушку.

Что-то кольнуло в груди. Передо мной стояла моя родная Наташка, моя подруга. Как мы умудрились потерять друг друга? Я крепко обняла девушку.

— Я все знаю, все знаю. Наташенька, хорошая моя. Если бы я знала раньше, если бы ты мне рассказала… Как тебе было тяжело, как ты страдала. Я бы очень хотела быть рядом с тобой тогда. Ты мне важна, Наташ. Я тебя люблю со всеми твоими закидонами. Настоящую дружбу не убить. Ты моя Наташка. Моя боевая, веселая девчонка. Моя подруга, которая всегда меня защищала и поддерживала. Теперь моя очередь поддерживать тебя.

Руки подруги обняли меня в ответ. Наташка заплакала навзрыд. В комнату вошла мама Наташки, в руках она держала небольшой подносик с заварочным чайником, двумя чашками и блюдом с печеньем. Она увидела рыдающую дочь, оставила подносик на столе и, не вмешиваясь, покинула комнату.

— Все пройдет, со временем, — я успокаивала подругу. — Поплачь, легче станет. Я с тобой.

— Я так виновата, так виновата, — причитала Наташа.

— Перестань, что было, то прошло. Все прошло.

Когда Наташка успокоилась, привела себя в порядок, мы устроились на диване вместе с подносиком и начали исповедь. По очереди мы раскрывали друг перед другом все свои тайны, все, что накопилось за время учебы в институте.

— Я так завидовала тебе, — призналась Наташа. — У тебя были друзья, работа. В институте тебя постоянно хвалили, в пример ставили. Ты была такой смелой, независимой. А я всю жизнь на шее у родителей сижу. С друзьями мне не повезло. Заречная сначала изображала из себя подругу. Интересовалась мной. Мы гуляли вместе, она мне город показывала. Потом она познакомила меня со своими друзьями. Все вместе мы начали ходить на встречи с какими-то взрослыми мужчинами. Богатыми. На этих встречах мне делали разные предложения, непристойные. Я отказывала, это было дико для меня. Я не вписывалась в компанию Заречной, но Таня упорно пыталась сделать из меня себя. У нее почти получилось. В институте Огорельцева унижала меня на каждом занятии, от моей самооценки ничего не осталось. Я очень хотела вернуться домой, а потом смотрела на тебя и продолжала терпеть. Надька, я сейчас понимаю, что тебе тоже было тяжело, но тогда я видела веселую, энергичную девчонку, у которой все в жизни получается.

— Как сильно ты ошибалась.

— Ну, прости меня. Я ведь не знала всего. Я злилась и на себя и на тебя. Стала очень нервной. Потом влюбилась в Адама. Он мне сразу понравился. Красивый, эффектный. Я всячески старалась привлечь к себе его внимание, а когда мне это удавалось, он начинал расспрашивать про тебя. Меня это сильно бесило. Прости, я ему столько про тебя насочиняла, чтобы он перестал смотреть в твою сторону.

— Не помогло.

— Он очень своенравный, бескомпромиссный. Привык получать все, что хочет. Я его любила, а он меня использовал. Когда забеременела, сказал, что ему все равно. Он говорил, что ребенок не от него. Заречная активно пускала слухи о моих якобы многочисленных контактах, а ее друзья это подтверждали. Они столько грязи на меня вылили, за всю жизнь не отмоюсь. Я говорила Адаму, что это вранье, умоляла его не верить и спрашивала совета, как дальше быть. А дальше ты уже все знаешь. Я думаю, он испугался, что ребенок может быть действительно от него и избавил себя от проблем. А я идиотка, даже сопротивляться не стала. Испугалась.

— Наташ, не вини себя. Ты была одна. Напуганная, растерянная. У тебя еще все впереди. Помни о том, что произошло и больше не позволяй никому так с собой поступать.

— Я много думаю об этом. Срок был небольшой и все же. Стыдно, гадко. Страшно.

Я крепко обняла подругу. Еще раз повторила, что все будет хорошо, все наладится и успокоится.

— А что насчет тебя? — поинтересовалась Наташа.

— А что такое?

— Я про Дмитрия Анатольевича, — с улыбкой произнесла Наташка. Новость о моих взаимоотношениях с преподавателем заметно подняла Наташке настроение. В глазах появился интерес, она даже пару раз пошутила надо мной. — Что будешь делать?

— Ничего. Это тупик, Наташ. Все, что могло быть уже было, а для большего мы не подходим друг другу.

Мы проболтали с подругой до самой ночи, мне пришлось остаться у нее с ночевой. Наши отношения стали прежними. Я смогла понять Наташку, а она поняла меня. Мы повзрослели, поумнели и поняли, что нет ничего дороже крепкой дружбы. Тяжелые ситуации легче пережить, когда рядом близкий человек.

Я не успела навестить брата, Наташка обещала присматривать за ним пока есть возможность. На будущий год моя подруга собиралась поступать в юридический. Родители оказались правы, театральное — не для нее. Довольная, с приятной теплотой в душе и спокойствием я покидала свой город. В электричке я переписывалась с Наташкой. В куче сообщений от подруги я не сразу заметила смску с приветствием от Марка. Мой давний знакомый по мюзиклу активно призывал к диалогу. После мюзикла мы поддерживали общение смсками. Перекидывались парой фраз. Этого мне было достаточно, большего я не хотела. Сейчас Марк приглашал меня на встречу. Настроение у меня было отличное, я согласилась.

Переодевшись в общежитии, я отправилась в бар «Богема». В баре, как обычно, было оживленно. Марка я увидела сразу, он стоял на сцене с другими музыкантами.

— Привет, — я подошла к парню и поздоровалась.

— Надя! Вовремя, — Марк спрыгнул ко мне со сцены. — У нас сейчас концерт будет. Я снова ребят собрал. Хочу начать все заново.

— Круто. Интересно тебя послушать.

— Устраивайся, скоро начнем.

Я нашла свободное место на диване, разместилась. В баре было много наших студентов, то и дело мелькали знакомые лица. У барной стойки я заметила Заречную, поедающую сладкий десерт. Она выглядела нервной, дерганой. Огорельцева выделила ей главную роль в будущем спектакле, Татьяна была этим горда. На репетициях у нее не всегда получалось выдать нужный результат, девушка тяжело переживала свои неудачи и срывалась на друзьях, даже на Инке.