Второй номер мы решили сделать с Денисом вдвоем, но Пашка заинтересовался и подключился. Мы хотели показать номер в стиле мистера и миссис Смит, а с Пашкой у нас получился бермудский треугольник. Такое название мы дали нашему номеру, потому что в нем вообще ничего не было понятно, что откуда и куда. Смак был доволен, он видел в этом свежую струю, незашоренное видение жизненных ситуаций. Надо отметить, что зрители были в восторге, они прохохотали все наше действие.

После экзамена Холод объявлял оценки. Мы встали вокруг него и взволнованно ожидали результатов.

— Денис — отлично, — сказал Дмитрий Анатольевич и протянул зачетку Денису.

— Смаковский — отлично.

— Я вам говорил, а вы не верили! — воскликнул Пашка, обращаясь к нам с Денисом.

Когда очередь дошла до меня Холод объявил:

— Димитрова — удовлетворительно.

— Почему? — приняв из рук преподавателя зачетку, я набралась смелости и задала вопрос.

— Не дотягиваешь до хорошей оценки, — пренебрежительно ответил он.

— Где не дотягиваю? В каком месте? — возмущалась я.

— Везде, — резко бросил.

Моему возмущению не было предела. Я так готовилась, старалась, сколько шишек себе на репетициях набила, а он взял и поставил мне тройку, тем самым испортив мою идеальную зачетку. Красного диплома мне не видать и все из-за него. Я психанула, вышла из класса и так громко хлопнула за собой дверью, что стекла в окнах затряслись.

Перемывая мысленно косточки преподавателю я зашла в нашу мастерскую, где наш курс занимался актерским, устроилась на полу у сцены и от обиды заплакала.

— Кто посмел обидеть мою любимую девочку? — раздался родной голос.

В помещении оказался Добровольский. Он взял стул, подошел ближе и устроился в паре метров от меня. На нем был его легендарный клетчатый пиджак.

— Рассказывай, кто этот мерзавец? — с напускной суровостью потребовал Добровольский.

— Мне три поставили за экзамен. Я так старалась, мы с ребятами целых два номера показали. Им пятерки поставили, а мне три.

— Димка?

— Он.

— Значит, на то были причины.

— Он сказал, что я не дотягиваю. Я с ним не согласна!

Добровольский достал свою трубку из кармана пиджака, щелкнул по ней зубами и хотел прикурить, но опомнился. Ему можно было курить только в его кабинете, он придерживался этого правила. Я заметила, что его тянуло к трубке, когда он о чем-то начинал размышлять.

— Константин Сергеевич, я свободен, можем ехать, — в мастерскую вошел Холод.

— Димка, зачем девочку обидел? — обратился к нему Добровольский.

Я быстро вытерла слезы и изобразила самое безразличное выражение лица.

— Жаловаться пришла?

— Я не жаловалась!

— Думаешь, поплачешься мастеру, он тебе оценку в зачетке исправит. Это так не работает.

— У меня даже мыслей таких не было!

— А какие были?

— Никаких не было. Почему вы со мной так разговариваете?

— Как-то по-особенному нужно?

— Элементарной вежливости мне будет достаточно.

— Ты стала слишком высокого мнения о себе. Главная роль в мюзикле тебе так голову вскружила?

— Что вы такое говорите? Это не правда.

— Правда в том, что если бы не твои близкие отношения с Тасей, то эта роль досталась бы другой. Умеешь заводить нужные знакомства.

— Тася не имеет к этому никакого отношения!

— Хорошо устроилась. Вечерами репетируешь с сыном предпринимателя и он бежит оплачивать твое обучение. В театре трешься возле племянника режиссера. Думаешь таким образом заполучить очередную роль?

— Ты с ума сошел?! Я не понимаю, о чем ты? — в гневе я перешла на «ты».

— Не отрицай очевидное, я не слепой. Несмотря на всю мою неприязнь к подобным тебе алчным, наглым карьеристкам, готовым идти по головам, я поставил тебе объективную оценку. Нужно было снять корону с головы и нормально заниматься. На экзамене ты хотела выкрутиться за счет парней — не получилось. Я оценивал каждого, отдельно. То, что ты показала на экзамене — это уровень первого курса. Вот и получи соответствующую оценку. Не довольна, можешь оспорить мою оценку. Собери комиссию, пересмотрите видео, весь экзамен был записан. Я все сказал. Константин Сергеевич, жду в машине, выходите.

Холод вышел. Я чувствовала, как стучало в висках и как от гнева начало гореть мое лицо. Константин Сергеевич сидел молча, уставившись в пол, и покусывая трубку. Стыд и ужас, которые обрушились на меня, лишили меня речи. Я не знала что сказать. Для меня было важно мнение Добровольского и выглядеть в его глазах алчной карьеристкой было для меня подобным смерти. Он был мне дорог. Мне хотелось кричать во все горло, что все это неправда, что меня оболгали, хотелось доказать и показать всем, что я совершенно другой человек.

— Он не прав. Я не такая, — это единственное, что я смогла сказать Добровольскому.

Как бы я не распалялась, мне здесь никто не поверит. Мое слово против слова Холода. С чего он так на меня обозлился? Что я ему сделала? Сначала найду Дениса, потом со всем разберусь.

Я выбежала из мастерской и побежала в столовую. Каждый экзамен наши ребята отмечали в столовой, отличники скидывались и покупали на всех сладкие коржики и по стакану компота. В столовой я нашла Дениса, схватила его за руку и, вытащив из-за стола, отвела в сторону.

— Ты оплатил мое обучение? Уже? А как же наше пари? Так не честно! — накинулась я на него.

— Кто тебе сказал? — удивился Денис, и немного подумав, предположил: — Холод?

— Он сейчас такое перед Добровольским устроил! Объясни, почему ты оплатил обучение, не дождавшись экзамена? А если я получу иную оценку?

— Во-первых, я в тебе уверен. Во-вторых, что сделано, то сделано. Когда я пришел вносить деньги за твое обучение, в деканате был Холод. Подписывал какие-то бумаги. Я объяснил ситуацию, сказал, что хочу помочь подруге, что у меня есть деньги, но попросил оставить все в тайне. Меня заставили написать расписку, что деньги вношу по своей воле и все такое. Может уже расскажешь, что у тебя с ним?

— С кем?

— С Дмитрием. Анатольевичем.

— Денис?! Между нами ничего нет. Если б было, ты бы узнал об этом первым. Он просто по какой-то причине взъелся на меня.

— Как знаешь, — отмахнулся Денис, явно не веря моим словам.

— Не хмурься, лучше подскажи, у нашего режиссера есть племянник?

Про племянника Денис ничего не знал, а мне нужно было понять вокруг кого я, по мнению Холода, трусь. На заключительных репетициях мюзикла я приглядывалась к ребятам, наблюдала за парнями. Мне приходилось общаться со всеми, все таки в одном представлении участвуем, иногда возникают вопросы технического характера. Чаще я общалась с Марком и это было больше, чем просто общение по рабочим вопросам. Мне было с ним легко и интересно. Он меня понимал, я немного понимала его. Спросить в лоб у него про режиссерского племянника я не решалась, мне было неудобно. Холод на репетициях не появлялся. Зато он появился на премьере. Сопровождал за кулисами ребят с первого состава и на другой день пришел помогать нам, второму составу.

— Вчера был аншлаг, сегодня меньше народу, — я подглядывала в зал из-за кулис.

— Конечно, кто захочет два раза подряд смотреть одно и тоже, — возмущенно согласилась со мной девушка из массовки.

— Только настоящий ценитель искусства, — вмешался Марк. — Умные люди понимают, что каждый артист по-своему раскрывает персонажа, передает эмоции. Не будет двух одинаковых Эсмеральд. Сегодня не будет так, как вчера.

— Творческий! Он пришел! Он здесь, — я заметила в зале задумчивого мужчину с аккуратной бородой.

— Кто? — спросил Марк.

— Это мой преподаватель.

— Уверен, ему понравится. Волнуешься?

— Конечно! А ты?

— Есть такое.

— С твоим голосом можно вообще ни о чем не волноваться, — подбодрила я парня.

— Все готовы? — за кулисами показался Холод. — Начинаем.

Началось представление. Я стояла за кулисами и нервно ожидала своего выхода. Меня бил легкий озноб и немного тряслись коленки. Несколько раз я прокручивала в голове самые сложные фразы на французском и очередной раз удивилась своей способности быстро запоминать большие объемы текста даже на иностранном языке.