При этих словах подруги я от неожиданности поперхнулась и, не подумавши, ляпнула, что в скором времени собираюсь уехать из города, как будто бы это обстоятельство способно было умалить, или оправдать моё поведение на прощальной вечеринке.

Затем, сделав небольшую паузу для того, чтобы придать своим словам больший вес, я сообщила Виктории, что мой отъезд продиктован обстоятельствами личной жизни. Якобы моему жениху после скоропостижной кончины дяди достался в наследство большой добротный дом в деревне, и мы решили пожить какое-то время за пределами города, подышать чистым воздухом и насладиться красотами природы, благо тамошние места ничуть не уступают той же Швейцарии, а то и превосходят её.

Моим словам Вика Лепишева сначала очень удивилась, поскольку не сразу поняла, о каком женихе речь идёт. Мне пришлось ей в нескольких словах пересказать свою байку о женихе — бравом десантнике. Тут пришёл черёд поперхнуться моей институтской подруге. Явно смутившись, она принялась сбивчиво и как-то неуверенно меня поздравлять.

Я, правда, не совсем поняла, с чем именно: то ли с тем, что у меня на двадцать втором году жизни жених появился, то ли с тем, что этот жених получил в наследство дом? Но одно я поняла точно: наши девчонки действительно ничего не помнили. Вообще, ни-че-го!

С трудом удерживаясь от смеха, я попрощалась с Викторией Лепишевой, а потом похвалила себя за этот, безусловно, значимый телефонный звонок. Выходит, моё реноме не пострадало, и теперь со спокойной душой можно было начинать жизнь с чистого листа. Правда, в другом месте. Но, как говорится: «Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь». Я уезжаю.

Остаток лета я посвятила ремонту бабушкиной квартиры. А бабушке это время пришлось пожить у нас дома. Я, конечно, не строитель, но кое-что своими руками делать умею.

Напевая песни советских лет (меня к ним моя мамочка приучила) покрасила водоэмульсионкой потолок. Стоя на козлах с кистью в руках, я чувствовала себя художником-авангардистом, работающим в совершенно новой манере. Справилась за два дня. Играючи. Объёмы слишком маленькие: квартира-то — двухкомнатная!

Пританцовывая под современную поп-музыку, зачистила и белой краской выкрасила окна, двери, батареи. С покраской последних пришлось повозиться. Руки у меня — немаленькие, в них тоненькую кисть не очень-то удобно держать. А уж просовывать кисть между чугунными секциями, закрашивая радиаторы с внутренней стороны, так просто головная боль! Но я эту боль мужественно одолела за пять дней. Скорость работы, без ложной скромности, космическая, ведь я, помимо пресловутых радиаторов, красила ещё окна и двери.

Чертыхаясь на отсутствие столь нужной мне сейчас ещё одной пары рук, оклеила стены новыми обоями. Правда, в спальной местами не совпадал рисунок, а на кухне (последний бастион!) обойные полосы почему-то лезли друг на друга. Ну, так я же — не строитель, и, к сожалению, не многорукий бог Шива.

Знаете, как мне было обидно, когда, натирая коленки о засыпанный строительным мусором пол, я терпеливо приклеивала нижнюю часть обойной полосы, и в это время мне на голову валилась, приклеенная несколькими минутами ранее её верхняя часть? До сих пор поражаюсь, как всего лишь за две недели я полностью оклеила обоями двухкомнатную квартиру? Объёмы-то какие!

В абсолютной тишине, с довольно частыми временными интервалами, перекурами я сделала генеральную уборку. Ощущала себя солдатом, получившим три наряда вне очереди. Да и бабушкина квартира блестела не хуже какой-нибудь солдатской казармы накануне визита высокого начальства. Знай наших!

Тяжело дыша, развешала и расставила всё по своим местам. Оглянувшись вокруг, чуть не расплакалась от умиления и гордости. Захотелось самой себе дать звезду Героя. Честное слово, я её заслужила! Ремонт и уборка двухкомнатной квартиры, отнявшие у меня почти полтора месяца моей жизни, наконец, закончились.

От неожиданного, уже отчасти позабытого чувства свободы, у меня даже заболела голова. Господи, как мало человеку нужно для счастья!

Однако счастье моё длилось совсем недолго. Довольно скоро головная боль возобновилась, и по вполне конкретному поводу: пришло время уезжать. Ведь я, как сорока-белобока рассказала всем, кому только могла, о предстоящем мне переезде из города в деревню, и теперь отступать от своих слов было поздно.

Конечно, жизнь вдали от близких, моё внедрение в новый для меня социум, отсутствие привычных удобств и домашней библиотеки под рукой отчасти меня пугали. И, хоть я точно знала, что поеду в деревню, в то же время я оттягивала этот момент, как могла. В принципе, ничего удивительного. Классический случай из разряда: «И хочется, и колется». Всё в духе нашего народа.

Но ремонт, к сожалению, закончился, увиливать дальше от решения проблемы было нельзя, и я отправилась в министерство образования Ленинградской области, так как в сельской местности со своим филологическим образованием я могла работать только в школе.

Как видите, за свои глупости я готова была заплатить довольно высокую цену. Но кто бы это оценил!

В школьном отделе меня встретили абсолютно искренним, недоумённым взглядом: о какой работе в школе может идти речь, если на дворе — сентябрь, учебный год начался ещё неделю тому назад, и все школы кадрами уже полностью укомплектованы? Мне бы после такого ответа взять ноги в руки, да бежать, весело напевая: «Я сделала всё, что могла, и совесть моя чиста!».

А я от неожиданности захлопала глазами и начала мямлить какую-то ерунду про семейные обстоятельства, не позволившие мне заняться поиском работы раньше. Увидев мою растерянность, сотрудник школьного отдела — толстый лысый дядька лет пятидесяти, смягчился и, предложив мне сесть, принялся куда-то звонить.

Маленькое, продавленное старое кресло, обитое выцветшей клетчатой материей, оказалось очень уютным. Пригретая ласковым сентябрьским солнцем, я и сама не заметила, как заснула. Очнулась от громкого голоса, радостно вопившего в трубку:

— Договорились, Ивановна! Завтра будет у тебя. Как фамилия, говоришь? Сейчас узнаю.

Глядя на меня весёлыми глазами, и перегнувшись через стол (наверное, для того, чтобы лучше слышать), лысый дядька спросил:

— Как фамилия-то твоя, будущая учительница?

— Иванова, — пролепетала я, в эту минуту вдруг отчётливо осознав, что хиханьки-хаханьки закончились, и школа — это не только серьёзно, но уже абсолютно реально.

— Ивановна, ты её ни с кем не перепутаешь, — откинувшись на спинку кресла, кричал мой собеседник (видно, у него со слухом были проблемы). — У неё фамилия такая же, как твоё отчество. Что, говоришь, она тебе уже нравится? Ну, завтра увидишь.

— Постойте-постойте! Я не могу выехать завтра, — в ужасе от того, что всё вдруг так быстро закрутилось-завертелось, я вскочила с кресла. — Мне нужно время, чтоб подготовить вещи, книги, методички.

— Время, говоришь?

Чиновник нахмурился и отодвинул от уха телефонную трубку, из которой слышался какой-то непонятный треск.

— Ну, хотя бы недельки две!.. — взмолилась я, вспоминая обо всех своих незавершённых делах, которые я отложила «на потом», приступая к ремонту в бабушкиной квартире.

— Ивановна, она хочет приехать к тебе через полмесяца, — вновь придвинув к уху телефонную трубку, начал кричать мой собеседник. — Вот-вот, я тоже говорю, что это долго. Там и первая четверть, глядишь, закончится. Что? Ладно-ладно, договорились. С тебя, Ивановна, мешок картошки, нет, лучше — два! Всё, пока-пока!

— Иванова, — внушительно сдвигая брови и вновь перегнувшись через стол, сказал работник минобразования. — Полмесяца тебя никто ждать не будет. Могу дать максимум одну неделю на сборы. Сама понимаешь, в стране — безработица и, если ты сегодня не займёшь вакансию учителя русского языка и литературы, завтра её займёт кто-нибудь другой.

— И куда же вы хотите меня направить? — тяжело вздохнув, спросила я.

— В Чудикинскую среднюю школу. На, держи направление. Я его тебе выписал, пока ты в кресле спала.