В разгар девичника на пороге кафе неожиданно нарисовались знакомые всем нам лица. Это были Юрий Петрович Филимонов собственной персоной и преподаватель английского языка по фамилии Крысятников.

Надо сказать, что сия м-мм неблагозвучная фамилия абсолютно не соответствовала натуре этого доброго и покладистого по характеру человека, которого в нашем институте обожали все студенты. Но мне по личному опыту было хорошо известно, как порой несправедлива бывает судьба.

Однако, к чести Виктора Ивановича, эта несправедливость не отразилась на его характере. Он никогда ни на кого, пардон, не крысился, а, наоборот, был всегда приветлив.

По всей видимости, учёные мужи заглянули в кафе отдохнуть после праведных трудов, либо отметить начало очередного трудового отпуска, что, разумеется, никому не возбраняется, ведь мы все — живые люди со своими слабостями и желаниями.

А вот профессор Филимонов дал слабину на моих глазах. Едва переступив порог кафе, он застыл, как будто кол ненароком проглотил. Думаю, вы уже догадались, кто явился причиной его временного паралича.

Наверное, Юрий Петрович, в течение всей предыдущей недели безуспешно посылавший мне сообщения на Ватсап с мольбами о встрече (домашний-то телефон я отключила), никак не ожидал увидеть меня в шумной, весёлой компании. Возможно, он полагал, что я не отвечаю на его послания, поскольку днём и ночью лью слёзы в подушку, оплакивая свою любовь.

Но ведь это не я придумала поговорку: «Отольются кошке мышкины слёзы». Разумный человек должен уметь отвечать за свои поступки, а настоящий мужчина к тому же обязан не терять хладнокровия при любых ситуациях. Из этой мудрой мысли напрашивался один вполне очевидный вывод: Юрия Петровича, увы, нельзя было отнести к разряду настоящих мужчин. Так, знаете ли: ни то, ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан.

Из ступора Юрия Петровича вывел его коллега. Наверное, Виктору Ивановичу надоело переминаться с ноги на ногу за филимоновской спиной, и он протолкнул его вперёд. Поприветствовав своих бывших студенток взмахом руки, Филимонов и Крысятников заняли столик в глубине зала.

К тому моменту, когда в кафе появились двое преподавателей, веселье за нашим столом достигло апогея. Мы пили за нашу дружбу, за сегодняшнюю встречу, за окончание института, за получение дипломов, за светлое будущее и за каждую из нас по отдельности.

Позабыв обо всех прежних обидах, недоразумениях и размолвках, мы клялись друг другу в вечной дружбе и нетрезвыми голосами кричали: «Виват самым красивым и классным девушкам Петербурга!». Весёлая публика в зале активно поддерживала нас аплодисментами. Мы реально чувствовали себя самыми красивыми, умными и просто неотразимыми!

Каюсь, в нетрезвом состоянии меня (в обыденной жизни незаметную серую мышку) почему-то вечно тянет на какие-нибудь подвиги или авантюры. В таких случаях подружки старались удержать меня за фалды (как говорится, от греха подальше), но сегодня все были в неадеквате.

Ведущий объявил белый танец. Я, не мешкая, поднялась со стула и волнующей походкой направилась к столику, за которым в ожидании сделанного ими заказа сидели двое коллег: Филимонов с Крысятниковым.

Обворожительно улыбнувшись преподавателю английского языка, я пригласила его на танец. Крысятников — высокий, толстый, лысый дядька — на мгновение опешил от моей наглости, но довольно быстро пришёл в себя, удивительно легко для его тучного тела поднялся и повёл меня на середину танцпола.

Откровенно говоря, несмотря на своё не совсем адекватное состояние, в душе я переживала за то, что получится из моей затеи. Мне никогда ещё не приходилось танцевать с такими толстяками, как Крысятников, и я боялась, что мои руки во время танца просто-напросто не дотянутся до его плеч, ввиду разделяющего нас, пардон, большого крысятниковского живота.

Нет, серьёзно. Я сама-то — девушка не худая, но у Виктора Ивановича живот, и вправду, был очень большой.

Однако мои опасения оказались напрасными. Думаю, со стороны мы смотрелись вполне-таки прилично. Во всяком случае, над нами никто не смеялся. Зато смеялась, точнее хихикала я сама.

Дело в том, что большой живот Виктора Ивановича напомнил мне барабан, по которому в школьные годы я любила стучать перед началом занятий в школьном кабинете музыки, за что нередко получала нагоняй от учительницы. Хотя стучала я хорошо, во всяком случае, нетихо точно.

Теперь волей-неволей, ощущая близость крысятниковского живота, мне ужасно захотелось постучать по нему, если не барабанными палочками, то хотя бы руками. Мысленно представляя себе эту веселую картинку, я хихикала буквально над каждым словом Виктора Ивановича, который, желая меня развлечь, непрерывно что-то говорил.

Музыка умолкла, и Виктор Иванович проводил меня до моего столика, отодвинул стул, чтоб я могла сесть, и, галантно поклонившись, поцеловал мне ручку. Стоило ему удалиться, как заинтригованные и даже отчасти как будто протрезвевшие девчонки набросились на меня с вопросами.

Откинувшись на спинку стула и поигрывая ножкой, я абсолютно спокойным тоном сообщила им о своём разрыве с Филимоновым, с которым, между прочим, у нас ничего серьёзного не было и просто быть не могло, поскольку у меня есть парень. Причём давно: мы с Серёжей дружим ещё со школы.

Дело в том, что во время его службы в армии кто-то из его друзей написал ему, будто бы у меня появился другой. Мы поссорились и перестали переписываться. А чтобы мне не было обидно из-за напрасной клеветы я сделала вид, будто приняла ухаживания Филимонова.

Но недавно мой парень вернулся на гражданку. Мы встретились, попросили друг у друга прощения, так как оба были не правы, и уже ближайшей осенью собираемся справить свадьбу. А это означает, что господин Филимонов абсолютно свободен: налетай, кто хочет, я не обижусь!

Услышав такие любопытные новости, девчонки оживлённо загалдели, а я с небрежным видом обронила, что мой парень — бывший десантник, красавчик ещё тот! Вы не поверите, но моей истории все поверили! Все, включая Лилю Ко́зел.

В одно мгновение я превратилась в героиню вечера. Со всех сторон на меня посыпались поздравления, пьяные поцелуи, слёзы и объятия. Мы снова пили: за меня, за моего парня, за его маму и мою предполагаемую свекровь, за будущих детишек, за то, чтоб всё у нас было хорошо.

Ой, что было в тот вечер! Мы не только много пили, но ещё много курили и много танцевали. Девчонки заказывали в мою честь одну песню за другой и громко пищали, когда ведущий, кланяясь в нашу сторону, объявлял очередной номер. Во время каждого танца я выходила на середину танцпола. Девчонки хлопали в ладоши и подбадривали меня громкими криками.

Несколько раз я падала, точнее, почти падала (Пол в кафе был скользким. И кто догадался класть в заведении такого рода на пол кафель?), однако, мне на помощь всякий раз приходил Крысятников. По-видимому, Виктор Иванович дошёл до нужной кондиции и теперь пытался за мной приударить.

Но, на беду Крысятникова, я начала радоваться жизни в этот вечер значительно раньше него, и теперь наши кондиции находились в абсолютно разных измерениях (или плоскостях?). Как бы то ни было, но моя кондиция явно зашкаливала, не позволяя принять ухаживания препода. Короче, мне и без Крысятникова было хорошо.

Зато Филимонов был мрачнее тучи. Разумеется, он слышал сегодня все поздравления в мой адрес, и принял за чистую монету новость о том, будто я собираюсь выйти замуж. Он даже не пытался ко мне приблизиться. Просто пил за своим столом в то время, как его коллега прилагал все усилия, чтоб охмурить меня.

Что ни говори, а в тот тёплый, летний и очень весёлый вечер я совершенно случайно взяла реванш. А всё, благодаря нашей славной русской традиции, устраивать такие застолья, чтоб в ушах звенело и, чтоб всем всё было ясно без долгих разъяснений. Девчонки так искренне радовались за моё счастье, что мне даже стало немного неудобно от их наивного восторга, но я успокоила свою совесть тем, что своих институтских подруг я теперь не скоро увижу. А за это время в моей жизни многое может измениться, и я, к примеру, действительно выйду замуж. Разумеется, не за Серёжку Васильева.