- Да ладно! – воскликнул Ксанти, скорчив хитрую рожу. – Ты что, правда не слышала этой легенды?

- Во-первых, «не слышал», Ксанти – даже у стен есть уши, а во-вторых, с чего ты взял?

- Чего? – расхохотался Ксанти. – У стен есть уши? Что за чепуха?

- Это не чепуха, это такое выражение, означающее, что даже в пустом помещении тебя могут подслушать. Поэтому надо думать, что говоришь.

- Впервые такое встречаю. Но я тебя понял. А про то, что ты не слышал этой легенды, я сразу понял – потому, что если бы слышал, то не спрашивал бы у меня.

- Так ты расскажешь? – хмуро спросила Саша, уже жалея, что затеяла этот разговор. Попутчик вообще её откровенно раздражал – как-то привыкла она уже быть одна, и эта необходимость тащить за собой балласт – удручала. Тем более что проблем от него пока больше, чем пользы.

- Ну, слушай. Давным-давно, когда боги только создали этот мир и населили его животными и разумными существами, произошёл у богов конфликт. Один бог считал, что люди, эльфы и прочие разумные получились на редкость неудачными существами, не способными самостоятельно развиваться и поступать правильно. Он полагал, что ими можно только манипулировать, управлять – только тогда они будут делать то, что надо. Другой бог возразил, сказав, что разумные создания богов обладают свободной волей и, хотя и могут выбрать деструктивный путь вместо созидательного, но вполне способны принимать правильные решения самостоятельно. Поэтому отбирать у них эту самостоятельность – преступно. Слов за слово, и боги сцепились друг с другом. Тут пришёл их отец, главный бог, разогнал разбушевавшихся богов по разным углам, а сам решил уничтожить камень преткновения – то есть, всех нас. Однако жил в те времена воин-учёный по имени Ксан (в эльфийской версии, лучник-учёный Ксантариэль), знаменитый тем, что смог изучить язык богов. И когда верховный бог пришёл уничтожить всё живое, то Ксан вызвал того на состязание, договорившись с ним, что если победит бог – то он может исполнить свою задумку, а если победит Ксан, то бог оставит свои создания в покое. Бог только посмеялся над самонадеянной букашкой, но согласился на условия. Они состязались три дня и три ночи. Бог выставлял против Ксана лучших бойцов и умнейших богов своего пантеона, но Ксан раз за разом одолевал их – как в науках, так и в боевых искусствах. И в итоге верховный бог признал свои создания достойными жизни – и более того, признал за ними право на свободную волю, запретив своему сыну манипулировать их сознанием. Но сын не послушался, и всё равно продолжает это делать – но так, чтобы об этом не узнал отец. Так Ксан стал великим победителем богов, подарившим право на жизнь всем разумным существам этого мира. Конец.

Саша слушала с большим вниманием, стараясь всё запоминать. Легенда звучала одновременно и похоже, и не похоже на земные мифы и легенды. Саше вспомнились «подвиги Геракла», некоторые библейские притчи. Но кое-что в рассказе Ксанти царапнуло слух.

- Ты как-то непочтительно отзываешься о богах, - заметила Ксан.

- П-ф-ф! – фыркнул Ксанти. – Да кто эти байки всерьёз воспринимает? В богов верят только необразованные деревенщины, а все прочие верят в магию. Вот, что реально!

«Ну, ясно, - с улыбкой подумала Ксан, - миры разные, а люди везде одинаковые. Кто-то верит в богов, кто-то – в науку, пусть даже тут её место занимает магия».

- Привал! – раздался голос снаружи, когда обоз остановился.

Ксан подхватила свои пожитки и выскочила из фургона, следом за нею вылез Ксанти. Эльфы сновали туда-сюда, обустраивая лагерь. Некоторые уже развели костёр и устанавливали на нём котёл необъятных размеров. Перед друзьями возник Ксантариэль и, улыбнувшись, сообщил:

- Вещи можете оставить внутри, всё равно ночевать придёте в фургон. А сейчас можете размять ноги, только далеко не уходите. Искать вас, если что, никто не будет. Ужин будет готов где-то через час.

С этими словами, эльф, не дожидаясь ответной реакции, просто развернулся и ушёл. Ребята переглянулись и, синхронно пожав плечами, развернулись к фургону, чтобы оставить вещи. Ксан только прихватила с собой укулеле – впрочем, та почти всегда болталась у неё за плечом, так что это действие было скорее автоматическим, чем осознанным.

Немного побродив по краю лагеря в сгущающихся сумерках, Ксан присела на выпирающий корень массивного дерева и привалилась к стволу спиной, разместив верную укулеле перед собой. Пальцы сами потянулись к струнам. Какое-то время Саша наигрывала без слов разные мелодии, дополняя тем самым походный антураж. Временами ей казалось, что она и в самом деле в студенческом походе, но взгляд натыкался на кого-то из эльфов и иллюзия развеивалась. Ксанти молча сидел рядом. Подобное задумчивое молчание было несвойственно парню, но Ксан была ему благодарна за эти мгновения тишины и покоя, когда есть только шум леса, треск костра, и звуки аккордов. Конечно, фоном были разговоры эльфов, шум лагеря, чей-то заунывный вой в лесу – но всё это было немного в стороне, а значит, не считалось.

Спустя некоторое время по поляне поплыл ароматный запах мясного бульона с травами, и Ксантариэль махнул рукой ребятам, чтобы те присоединились к костру. У костра обоим вручили по миске с похлёбкой и скрученному в валик лавашу. Походная еда эльфов оказалось довольно вкусной и питательной, и – как подозревала Ксан – исключительно полезной. В бульоне не было ни грамма лишнего жира, а травы сильно смахивали по запаху на некоторые лекарственные, которые Саше как-то продали в местном аналоге аптеки. Лаваш, кстати, тоже содержал вкрапления трав, и это придавало ему несколько пикантный, немного пряный вкус.

Утолив голод, эльфы не спешили расходиться, не отказываясь от уютного тепла костра в пользу своих фургонов. Но не было и шумных разговоров у костра, громкого смеха – как это было бы в человеческом походе. Эльфы тихо переговаривались между собой небольшими группами, либо просто молчали и смотрели на огонь. Ксан была в числе последних. От созерцания пляшущих язычков пламени её отвлёк незнакомый голос:

- Может быть, менестрель споёт что-нибудь? Не зря же он приготовил инструмент?

Ксан перевела взгляд на говорившего эльфа. Тот подчёркнуто не смотрел на неё, да и обращался, по сути, не к ней. Но остальные уставились именно на неё, ожидая её решения.

Саша вздохнула, провела рукой по струнам и нашла взглядом Ксантариэля – единственного знакомого и вроде как лояльного к ней эльфа. Тот едва заметно кивнул.

Ксан задумалась, что же сыграть. Это – не кабацкая публика, им её обычный репертуар не подойдёт. Но что сыграть и спеть этим чуждым ей существам, которых она совсем не знает, не понимает, и - чего уж таить – опасается? Ей отчаянно хотелось спеть что-то, что протянет между ними мост, раскроет ей их сущность, поможет ей стать своею в их компании – или хотя бы уменьшит долю игнора и презрения. Не то чтобы Ксан такое отношение задевало, но ей предстоит жить и общаться с эльфами неопределённое время. Пожалуй, стоило бы навести мосты.

А что, если спеть эльфам о них самих? Знает Ксан одну песню, вот только… непонятно, как сами эльфы её воспримут: всё-таки это фантазия автора другого мира. Много ли в ней правды? Но эта песня как нельзя лучше отражала внутренние ощущения самой Саши, так что она решилась. Сделала пару проигрышей, вспоминая аккорды, и запела:

Отпускает ночь цветные сны,

Обнажая полный лик луны.

Отделились тени от стены -

Это значит, в дом пришли Они.

Их глаза светлы и холодны,

Там горят болотные огни...

Как боюсь я их невинных лиц,

Я боюсь их вкрадчивых речей.

Мне знакомы пальцы хищных птиц,

Когда ноша сорвана с плечей.

Под лопаткой холод острых спиц,

Разум был моим, а стал - ничей,

Там отныне - прочим не видны -