Мысли о матери плавно перетекли к воспоминанию о недавнем разговоре с Валерией Павловной.

— Саша, ты всю оставшуюся жизнь собираешься бобылём ходить?

Он тогда сильно разозлился на эти слова.

— Почему бобылём? У меня семья! Дети вон, внуки пойдут. С Гошкой только отношения наладились, Мишкой ещё заниматься и заниматься. Так что у меня проблем хватает, — он поднял руку над головой, показывая, что на самом деле проблем выше крыши и не до личной жизни ему сейчас. А Валерия Павловна не отступала.

— Тебе сорока нет, рано себя хоронить. Да и детям мать нужна, пусть мачеха, но добрая, заботливая. Женщина должна быть в доме! — Последнее было произнесено тоном, не терпящим возражений.

— Смеётесь, что ли? Где такую взять? — возмутился в ответ Саша. — Вы только попробуйте представить Гошкину реакцию на чужую женщину… — Он скривился, как от зубной боли. — Нет. Даже думать не стоит. Мне спокойствие дороже.

— Дети вырастут, уйдут… Я умру. Кто тебе чай в чашку нальёт?

Валерия Павловна села напротив него за стол, руки положила одну на другую и смотрела сочувственно, жалостливо как-то. А для него сама мысль о том, что можно проснуться с кем-то кроме Дины виделась дикой, неправильной, чуждой… Сейчас ему казалось, что Бог отнял у него Дину в наказание за его связи с другими женщинами. А они были — Лена та же, Соня. При мысли о Соне появилось жуткое раздражение, переходящее в злость. Как можно было столько лет не понимать, кто она есть на самом деле? Видеть только красивое лицо и стройное тело? Неужели ему было всё равно с кем, лишь бы удовлетворить похоть? Но на этом всё, больше вступать в отношения он не намерен. Не нужна ему никакая женщина. Саша встал из-за стола, прервав разговор, а Валерия Павловна проводила его печальным взглядом, который он спиной чувствовал.

Вот ещё одна вершительница судеб. Только если мать всё делала приказом да нахрапом, то Валерия Павловна — тихо, исподтишка, как будто подводила к решению, заставляя думать, что принято оно вовсе не с её подачи, а исключительно своими желаниями и мыслями продиктовано.

Он много думал об этом, сначала считая, что Валерия Павловна стремится защитить своих внуков, оставить их в надёжных руках, а потом всё больше осознавал, что под этим предлогом она пытается устроить свою собственную жизнь. Пригреться у чужого очага. Нет, хуже от этого она не становилась. Что ещё ей остаётся, годы идут, она не молодеет, сама в заботе нуждается, а тут внуков ещё растить и растить. И ведь никого кроме них у неё не осталось.

Данилов снова пытался сосредоточится на листах назначений. Но двери ординаторской распахнулась, будто от пинка, и перед ним возник Егор Филиппович.

— Соизвольте мне объяснить, зачем вы испортили жизнь моей племяннице? — Он говорил жёстко, чеканя каждое слово. — Это месть? Не кажется ли вам, Александр Дмитриевич, что отыгрываться на ни в чем не повинной девушке подло! Вы взрослый человек!

— Вы про Алису? — Данилова возмутило ночное явление Асиного отчима. А сами обвинения казались совершенно абсурдными.

Меж тем Егор Филиппович подошёл к его столу, оперся кулаками о столешницу и приблизил к Саше своё лицо, перекошенное от гнева.

— Это же вы Алису выставили полной идиоткой? Она мне сказала, что вы сразу к ней предвзято отнеслись…

— Я? Вы что-то путаете. Идиоткой её никто не выставлял — природу превзойти не удалось. Так что моей заслуги тут нет. — Данилов отвечал спокойно, чем выводил из себя Егора Филипповича всё больше и больше. — Простите, а почему вы пришли в нерабочее время? Наш заведующий отделением принимает с девяти до шестнадцати тридцати. Звонил вам после происшествия именно он и все решения по поводу практики вашей любимой племянницы принимал тоже он.

Егор стукнул кулаком по столу.

— Алиса просто в истерике! Она говорит, что это ваше отношение к ней повлияло на её настрой!

— А что, у Алисы тонкая душевная организация сбивается, если ей показывают, как надо правильно работать? Чем я повлиял на её настрой? Да таких, как она, близко нельзя к больным подпускать! И о какой мести вы мне тут говорите? У нас с вами нет ничего общего.

— Не прикидывайтесь, я всё про вас и Асю знаю. А она моя дочь! Хотите объясняться в присутствии начальника? Я вам это устрою!

Егор Филиппович развернулся и вышел. Его шаги ещё долго гулко раздавались в пустом коридоре.

А когда они совсем стихли, в ординаторской появилась Катя.

— Папа, что он хотел? У тебя будут неприятности? Чай или кофе сделать?

— Кофе налей. Да ничего мне не будет, не волнуйся. Я понял, как он среди ночи у нас оказался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И как? — Катя включила свет в ординаторской и подошла к электрической плитке за ширмой, предварительно насыпав кофе в турку.

— Он Асю искал. Наши дружеские отношения с Асей для него не секрет, он приехал, а дома у неё пусто, она у нас ночует по моей просьбе, потому что Олег приехать должен часа в два-три ночи, а я на работе, вот Ася и вызвалась встретить его со всей компанией у нас дома, распределить по комнатам, накормить и отправить спать. А отчим её решил, что она со мной тут, на дежурстве.

— Короче, в вашу чистую дружбу он не верит. — Катя налила кофе в кружку, добавила пару кубиков сахара и поставила перед Даниловым. — Сливки налить?

— Налей, — отвечал Саша.

— Пап, а ведь он в чём-то прав. Между мужчиной и женщиной не может быть просто дружбы.

— Ну, это по молодости, когда гормоны играют, в каждой женщине видишь объект вожделения, а потом проходит. Я уже давно вышел из того возраста и благодарен судьбе, которая дала мне Асю в друзья.

— А как женщина она тебе совсем-совсем не нравится?

— Почему же, она симпатичная, приятная во всех отношениях. — Он отпил кофе и прищурившись смотрел на дочь. — Катерина, что за допрос с пристрастием? Вы там с бабушкой новый план по устройству моей жизни разработали?

— Нет, но я же вижу, как Ася на тебя смотрит. С Мишкой она нормально, любит его, да и я против неё ничего иметь не буду. Подумай на досуге.

— Обязательно подумаю. — На любого другого Данилов бы уже рассердился за такое грубое вмешательство в его жизнь, а вот на дочь он серчать не мог. — Катя, услышь меня, пожалуйста. Я не стану портить Асе жизнь. Я её слишком уважаю для этого. Ей нормальная семья нужна: муж, любимый и любящий, дети. Не чужие, пусть даже самой близкой подруги, а её собственные. Чувствуешь нестыковку? Не могу я дать того, что ей хочется.

Катя покачала головой, вздохнула тяжело и обняла отца за плечи.

— Я, между прочим, о тебе забочусь, папа. А Ася, мне кажется, та самая женщина для тебя.

Видимо, Катерина почувствовала, что перегибает сейчас, и отступила, предложив отцу лечь поспать. Потому как всё равно скоро кто-нибудь поступит, а отдых очень уж необходим человеку. К тому же время во сне движется незаметно, а значит, ждать легче.

Только вот сон не шёл. Саша ворочался с боку на бок, вставал, подходил к окну, вглядывался в чернеющее полотно дороги и, не замечая ни одной машины, снова ложился на диван. Надо было сказать Олегу, чтоб не ехал в ночь. Но теперь уже поздно.

Он почти задремал, когда по стене прошёлся отблеск фар подъехавшего автомобиля. Данилов бросился к окну, но это была всего лишь скорая. Накинув халат, Саша спустился в приёмное отделение.

Привезли мужчину, получившего ожоги восьмидесяти процентов тела. Пахло от него мерзко — смесью спирта с сивушными маслами и гарью. Фельдшер рассказал, что пострадавший уснул около самогонного аппарата, стоявшего на плите. Хотел удивить гостей крепким напитком собственного изготовления, но, похоже, перестарался. Слава о его рецепте в буквальном смысле прогремела. Градус, судя по всему, оказался слишком высокий, или давление в аппарате превысило все возможные нормы, но самогонный аппарат рванул. По роковому стечению обстоятельств все случилось накануне дня рождения несчастного, именинник готовил самогон именно на праздничный стол. По словам фельдшера, взрыв был нехилый. Сначала соседи подумали, что это хлопок бытового газа, но спасатели и пожарные опровергли эти домыслы. Балконные рамы сорвались с креплений, от окон остались лишь осколки и щепки, а входную дверь выбило. Жильцы соседних квартир выбегали из подъезда кто в чем был, они-то и вызвали скорую да спасателей.