— Беременела, как кошка? — Данилов переваривал услышанное, и информация не умещалась в его голове. — То есть, кроме Серёжи…

— Да, Саша, — всхлипнула Лена. — Твои головастики прорывались через любую защиту. — Её голос на мгновение стал мягче, но потом в нём опять послышались слёзы. — Я тебя ненавидела каждый раз, как на аборт шла, а надо было — себя…

— И ничего не говорила… — В этот момент он не знал, что его больше всего поразило: то, что у них могли быть ещё дети, или то, что она всё время обманывала его.

— О чём не говорила? О беременностях? Ты бы рожать уговаривал, а я не хотела. Дура была, мечтала о невозможном — чтобы ты меня любил, как Дину свою, или ещё сильнее. — Она снова замолчала на минуту, видимо, пытаясь взять себя в руки, но у неё ничего не получилось, и Лена больше не скрывала своих рыданий. — Бегала к Крыське душу излить. И на аборты — к ней же. Выскабливала она профессионально. У неё талант, — с горечью произнесла она почти шёпотом и в очередной раз всхлипнула.

Но Данилову не было жалко бывшую жену. В груди сжался комок, а от внезапных откровений бывшей разливалась горечь.

— Ты уже тогда знала, где живёт Дина? Ты всё знала, да? Ты ведь никогда меня не любила, зачем устроила весь этот цирк?

— Да не знала я ничего! Мне сказали, что она замуж вышла. Ну, то есть я знала то же самое, что и ты, — оправдывалась Лена. — Позже, когда Серёженьке уже лет пять было, я её с дочкой видела — приезжали они к нам в город. Тогда поняла, что дочка у неё твоя. Да там догадаться было не трудно. Она ж как ксерокопия: и манеры, и взгляд — всё твоё. Каюсь, не сказала тебе ничего, а что бы это изменило? Ты бы развёлся, Серёжку нашего бросил и за Диной своей побежал. Ну, скажи, что не так, что ошибаюсь?

— Какая теперь разница… — Он устало потёр подбородок. — Лена, а у кого Дина тогда останавливалась, не помнишь?

— Нет, не помню, мы в кафе встречались — я, Крыська и она. — Лена снова всхлипнула. — Мне, Данилов, жаль её. Не хотела бы я такой участи. Зла я ей никогда не желала. Да и тебя жаль. Кем бы ты ни был, но жизнь у тебя больше на ад похожа. И горишь ты, а догореть не получается, и живёшь — не живёшь, и помереть, чтобы с Диной своей быть и на том свете, не можешь.

Саша горько усмехнулся. В словах Лены была правда, и почему-то от осознания её стало легче.

— А мне нельзя помирать, Лена. У меня дети — четверо. Мне их на ноги поставить надо. В жизнь выпустить, когда летать научатся. И без разницы, в каком я аду. Главное, чтобы их мой ад не коснулся.

В этот момент Саша понял, что не злится на неё больше. Простил всё и искренне пожалел, представив, как лежит она несчастная где-то в больнице, а душу излить кроме него и некому. Меж тем Лена тихо продолжала.

— Счастливый ты, Сашка, раз свой ад раем считаешь. А может, святой, но дурак. Умные святыми не бывают.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она замолчала, да и ему сказать было нечего. Прошло несколько минут тишины, как вдруг она спросила:

— Саша, ты любил меня хоть немного?

— Любил, наверно, по-своему. Я хотел сделать тебя счастливой, вот это точно. Не получилось. Прости… Хотя поздно уже просить прощения. Лена, я очень скучаю по сыну. Отпусти его на каникулы ко мне.

— Сговорились вы, что ли? — Данилову показалось, что Лена улыбается. — Он просится к тебе, будто в твоей деревне мёдом намазано. Вроде и не воспитывал ты его, а он каждый проведённый с тобой день помнит. Я сопротивлялась этому, думала, что мальчишке просто мужчина, как пример, нужен. А нет, ему отца подавай! Обещай, что присмотришь за сыном, — попросила Лена и пообещала: — Отпущу я Серёжу к тебе. Иначе всю жизнь врагом ему буду. А так, может, Бог смилостивится и даст нам с Олафом малыша. Как ты думаешь, Саша?

— Обследоваться вам надо обоим, причину понять да полечиться. При чём тут Бог, все беды от людей. Тебе ли не знать?

— Может, прав ты. Наверняка прав. Кристе позвоню, спрошу, как лечиться.

— Не надо звонить Кристине, я лучше с Олегом поговорю, может, он вас к кому из друзей в Германии направит. Не звони ей, Лена, не надо.

Данилову категорически не нравилось, что слишком уж часто мелькает в его жизни Кристина. Все нити вели к ней, и не заметить этого Саша просто не мог: история с Соней, неразбериха с отцовством Дашки, Лена с абортами, да и Дина к кому-то в город приезжала с маленькой Катей… Может, у неё спросить? Хорошо бы, дочь вспомнила, у кого они останавливались. Между тем Лена тяжело вздохнула и заговорила снова.

— Наверно, ты прав. Спасибо тебе, Саша. Мне уже легче, и голова яснее. Спасибо, что выслушал меня.

— Надеюсь, ты не пошутила, что отпустишь ко мне Серёжу? Я даже билет могу оплатить, вышлю деньги хоть завтра. — Саша чувствовал, как сердце пустилось в галоп от одной мысли, что встреча с сыном становится реальной.

— Отпущу, — подтвердила Лена, и Саша не услышал, а скорее почувствовал, насколько она устала, и её следующие слова это подтвердили. — Спать мне хочется, я вздремну чуток, ночь на дворе.

— Выздоравливай, Лена, и пусть у тебя всё получится.

Он нажал на кнопку отбоя и задумался о своём прошлом, далёком и недавнем, а ещё о будущем и о встрече с сыном. «Интересно, они с Катей подружатся?» Ему так хотелось, чтобы его дети сроднились между собой. А потом пришла мысль, что надо найти ещё какую-нибудь подработку, дабы деньги на билеты заработать — обещал же.

Дописал протокол операции, прошёл по палатам и, убедившись, что всё в порядке, решил вздремнуть. Так и проспал до утра.

А дальше жизнь закрутилась в привычном ритме.

Около обеда вспомнил о ночном звонке и набрал Лену. Олаф ответил, что она спит, что уже дома и даже поела. Попрощались они, как старые приятели.

А что им делить? Лену? Так у Данилова все чувства к ней давно умерли, если даже и были когда-то. Сына? Так Серёжа — Данилов, и этим всё сказано. Олафу же можно только посочувствовать. Саша на собственной шкуре знает, насколько тяжело найти общий язык с неродным ребёнком. Так мысли плавно перетекли от Олафа и Серёжи к Гошке. Где целыми днями находится пацан? Кто его друзья? Как узнать, как познакомиться с родителями, как понять, чем подростки дышат, какие книги читают, в какие игры предпочитают играть?

Вопросы, одни вопросы, только ответов нет. Скоро учебный год кончится, и тогда Гошка вообще будет предоставлен сам себе. Как же нехорошо и опасно. Но на контакт ребёнок не идёт. Да и когда заниматься всеми этими проблемами? Он же вечно на работе! Дома ночует через две ночи на третью. И опять подумалось, что надо ещё одну подработку искать. Даже если Лена откажется взять деньги за билет, всё равно семья станет на одного человека больше — а это пусть и приятные, но расходы. Данилов пожалел о том, что ничего не умеет, кроме как людей лечить. А в медицине много не заработаешь. Вот если бы он пластической хирургией занимался, тогда да: всякая там косметология, увеличение груди без всяких показаний, просто если захотелось, ботексы и другие никому не нужные навороты — за эту туфту деньги платят немалые.

С мыслями о деньгах и способами их добычи Данилов ехал домой и очень удивился, обнаружив у себя в доме Асю, встречающую его прямо на пороге.

— Александр Дмитриевич, ты только не волнуйся… — произнесла Ася и выставила руки вперёд, не давая Данилову войти в дом. Для него её слова прозвучали тревожным звоночком: Ася редко заходила к ним, только по делу, а тут… Может, что-то с Валерией Павловной или с Мишкой? Узнает, когда окажется дома. Ждать объяснений от Аси он не собирался, просто отвёл её руки в сторону и вошёл.

— Александр Дмитриевич, погоди, поговорить надо, — сопротивлялась она, а его обуревало беспокойство за свою семью и увидеть всё нужно было исключительно своими глазами. Присутствие Аси не удивляло, она часто заходила к Валерии Павловне или оставалась ночами с Мишкой, пока Катя дежурила.