Зоя Фёдоровна задумалась. Её мыслительный процесс отражался в мимике, жестах, выдавая не озвученные вопросы, которые она себе задавала, не соглашаясь со своими же ответами.

— Но пять лет — это не один день. Как пять лет он терпел её, если не любил? — Судя по виду, Зоя была совершенно сбита с толку. У Олега же внутри всё кипело.

— Тёть Зой, услышьте меня. Саша встречался с этой женщиной пять лет, иначе говоря, он с ней спал, но совершенно не собирался создавать семью. Он был рад, когда она решила родить, потому что это ставило точку в их отношениях. Ему и в голову не приходило, что эта стерва вытворит. И я не верю, что провернула она всё сама. Я знаю своих сотрудников — Соня не могла с ними договориться, уровень не тот, значит, ей помогал кто-то более авторитетный. И тут встаёт вопрос — зачем?

Зоя Фёдоровна хмыкнула с удивлением.

— Тебя интересует зачем, но не волнует — кто?

— Ну почему же… Только зная мотив можно вычислить преступника. Это не я, это Шерлок Холмс сказал. Я докопаюсь до истины. Уж можете мне поверить.

Олег вернулся в комнату и занялся манежем, на тётушку даже смотреть не хотелось. Надо придумать повод и позвонить Сашке — в конце концов они братья и взаимное общение принесёт радость обоим. О случившемся Олег очень сожалел и понимал брата, как никто. Устроила Соня Саше ловушку! Как жить Сашке теперь, зная, что где-то растёт его дочь? И признать — неправильно, и отказаться совсем — совесть замучает. Остаётся одно — помогать материально. Вот Саша и прислал матери денег на девочку. От семьи оторвал, ведь не сыпятся они с неба! И так пашет на две ставки, чтобы сводить концы с концами. А если Дина действительно больна, то ещё нужны лекарства, еда троим детям и одежда, и за садик заплатить требуется. Нет, не дело это. Саше надо помочь. Олег сразу прикинул, когда сможет вырваться на несколько дней навестить брата. Вот и повод позвонить и узнать, сколько лет каждому из племянников. Остальное уже на месте разрешится.

Пока думал, манеж всё-таки дособирал. Олег протёр его тряпочкой и вложив внутрь ортопедический матрасик, придвинул к стенке.

— Ну что, тётя Зоя, я всё. Говорите, что ещё сделать, да мне пора.

Тётушка пожала плечами.

— Тут всё, спасибо. Но надо ещё Соню с девочкой домой привезти. Такси заказывать не хочу, и так денег нет. Да и зачем — у тебя же есть машина.

Олег вспыхнул.

— Ну уж нет! Тётя Зоя, я пошёл вам навстречу и принял роды у вашей протеже. Я могу помочь вам, не ей, по дому, могу привезти продукты, или что там понадобится, но личным шофёром к прынцессе — никогда! Сейчас деньги на такси дам, и вы доберётесь без проблем.

Он достал смартфон, перекинул деньги на счёт тётушки и, хлопнув дверью, быстро сбежал вниз по лестнице.

Как же хорошо дышалось на улице. Свободно. Олег сел в машину и поехал домой с твёрдой уверенностью, что выкроит несколько дней в своём напряжённом графике и пообщается с братом.

Если бы только Олег знал, при каких обстоятельствах и когда придётся им с Даниловым встретиться на самом деле. Но сейчас он был полон надежд и оптимизма.

Стоя у самого края могилы, Данилов поднял рукой горсть мёрзлой, смешанной со снегом земли и бросил на крышку гроба. Раздался глухой звук удара, отозвавшийся болью в самом сердце, а на ладони образовались мокрые грязные разводы. Кто-то справа протянул влажную салфетку, но Данилов даже не заметил этого. На его безымянном пальце поблёскивало обручальное кольцо, знак его союза с Диной… Только Дины больше не было… И уже никогда не будет… разве что в душе, в воспоминаниях… Никто не сможет занять её место в его сердце. Оно всегда принадлежало ей одной и будет принадлежать всегда. Каким же коротким оказалось их счастье…

«Отмучилась…» — звенели в голове слова Валерии Павловны. «Отмучилась…» — доносилось со всех сторон.

Тяжко.

Горько.

Невыносимо!

Его оттеснили от могилы. Люди подходили, бросали землю, вытирали запачканные руки, кто-то собирал влажные салфетки в пакет, раздавал разовые стаканчики с водкой, закуску. А в это время сотрудники фирмы ритуальных услуг закидывали могилу землёй.

Как в кино… Только героем этого фильма быть не хотелось.

— Выпей, Саша, надо! — услышал он голос Валерии Павловны. Она протягивала ему стаканчик с водкой и приговаривала: — Выпей, легче будет.

«Не будет», — подумал он, отвёл её руку, отказываясь, и всё смотрел, как на насыпанный над могилой холмик складывают цветы, безжалостно ломая стебли.

Мать тоже так делала, когда хоронили отца. На его вопрос «зачем?» объяснила, чтоб не украли и не продали розы второй раз… Тогда он подумал, что так не бывает, что с кладбища собирать цветы — последнее дело. Но сейчас делали то же самое, а ему было всё равно.

Подходили коллеги, сочувственно хлопали по плечу, призывали держаться. Заведующий говорил об отгулах, чтобы прийти в себя, и напомнил, что его очень ждут на работе.

А Саша смотрел на обрамлённую венками могилу Дины, расположенную рядом с гранитным строгим памятником Павлу, который взирал на него с каменного портрета. Теперь Дина с первым мужем были вместе где-то там далеко, а он по другую сторону, один…

Люди потянулись к выходу с кладбища. На главной дорожке Валерия Павловна приглашала всех в автобус, который должен был доставить на поминки. А Саша всё стоял не двигаясь и смотрел на могилу, на возвышающийся над ней деревянный крест и на портрет Павла.

— Катя, — услышал Данилов голос Гоши, — ты забери его отсюда. Пусть с нами едет, а я пойду с бабушкой в автобус.

Через пару минут к нему подошла дочь. Молча встала рядом, взяла за руку.

— Папа, пойдём домой, нас Мишка ждёт.

— Домой? — Слова Кати возвращали к жизни. А ещё он почувствовал, насколько замёрз. Да, надо идти… Там Мишка — сын.

Данилов обнял дочь, привлёк к себе, а она уткнулась лбом в его плечо и расплакалась.

***

— Папа, пидём к маме! Папа! — Мишка тормошил Сашу, будил, толкал, а потом забрался и уселся сверху.

Вот так пришло утро — первое без Дины. Саша провёл рукой по простыне на её стороне кровати, погладил подушку и чуть не взвыл от безысходности. Но рядом сын, а потому надо держать себя в руках и не напугать ребёнка.

— Что ты хочешь, сынок? — Саша аккуратно снял с себя мальчика и положил рядом. Как же Мишка похож на мать, глаза такие же серые, с тёмным стальным ободком радужки, и взгляд такой же.

— Миса хочет к маме! — сказал сын медленно очень стараясь выговорить правильно каждое слово. — Где мама? Пидём!

Данилов растерялся. Мишки не было на похоронах, да и когда умирала Дина, его тоже не было в доме. Катя увела мальчика к Асе, врачу-педиатру, живущей на соседней улице. Мишка доверял ей, вот Валерия Павловна и договорилась. Зато как теперь объяснить ребёнку, что мамы больше нет, он не знал.

— Пойдём завтракать, сынок, сейчас мы с тобой умоемся, почистим зубки и… — Саша замолчал. Слов не было.

— Зубки и к мами, да? — радовался ребёнок. Данилов же встал с кровати, натянул джинсы, ещё раз с тоской глянул на непримятую половину постели, сглотнул подступивший к горлу комок, подхватил на руки Мишку и пошёл с ним в ванную комнату.

В кухне они тоже появились вдвоём. Там уже были Валерия Павловна и Катя. Пожелав всем доброго утра, Данилов усадил Мишку на его стульчик, но тот сидеть там не захотел и снова взобрался на руки к отцу.

— Балуешь ты его, Саша. Он же на шею сядет, не сдвинешь, — покачала головой Валерия Павловна, ставя перед ними тарелку с кашей. — Тебе кофе налить, доктор Данилов?

— Нет, я сам, не беспокойтесь, Мишка поест, тогда. Гоша где?

— Не вставал ещё, — ответила Катя. — Уснул поздно, плакал.

Саша почувствовал укол совести — нельзя было ему пить на поминках, непозволительной роскошью был и сон сразу по возвращении. Мишку забрал, искупал и уложил, а вот о Гоше не вспомнил, организм как будто отключился.

— Мы с ним вместе плакали, — продолжила говорить Катя. — Ты не вини себя, отец, что с нами не был. Нам самим многое вспомнить надо было, обсудить. И о тебе говорили тоже. Нам предстоит жить вместе, надо искать пути взаимодействия. — Она смущённо улыбнулась. — Ты не так уж и плох оказался. Прости, я просто говорю, что думаю. Мы с твоим присутствием ради мамы мирились поначалу, а теперь видим, кто ты есть на самом деле. Сложный это путь. Но мы его пройдём. Надо терпением запастись всем. Это от любви до ненависти один шаг, а вот от ненависти и неприятия до любви — шагать и шагать.