— Положи её в манеж, не приучай к рукам, — завела свою пластинку Зоя Фёдоровна.

Она вместе с племянником вошла в комнату и помогла перестелить пелёнку. Олег поцеловал девочку в щёчку и уложил в кроватку, заботливо укрыл одеялом и улыбнулся.

— Ты останешься со мной до утра! — в приказном тоне заявила тётя.

— Останусь, куда денусь-то. Тёть Зоя, что происходит? Где Соня?

— А я знаю? Кто я такая, чтоб эта принцесса мне докладывала? Думаю, что она загуляла. Мужчина ей звонит, она уходила, но ночевать возвращалась, а тут… Привыкла, что живёт бесплатно и ест тоже, хорошо, ты с продуктами помогаешь, Сашка на мелкие расходы присылает, а эта фифа платье себе купила. Нет, не сказала, я в шкаф полезла — обнаружила. Может, грех я на душу беру, но если девчонка к Сашке отношения не имеет, то пусть идут они вместе с матерью на все четыре стороны. Я человек старый, ради внучки терпела. Готовила, кормила, а эта даже полы не помоет. Мне семьдесят один год, я не молодею. У меня одна дорога — к мужу на кладбище, не могу я ухаживать за невесть кем. Я сама во внимании нуждаюсь, кто обо мне позаботится?

Олегу хотелось прервать эту речь, давно выученную наизусть до самого последнего слова. Шесть лет назад примерно то же самое Зоя Фёдоровна говорила его матери, своей старшей сестре, только по другому поводу, хотя разница у них в возрасте была всего ничего, каких-то пару лет. А мать Зою жалела, называла непутёвой и несчастной, просила Олега помогать по мере сил, потому что на Сашку надежды нет. Олег тогда верил и, даже не разобравшись, осуждал брата. В то время бывшая жена Данилова — Олег не помнил, как её звали, — отсудила деньги на содержание сына и укатила в Европу с новым мужем. Теперь-то Олег знал, как подставила в то время Сашу родная мать. Сашка же всегда помогал матери. А она лезла и лезла в его жизнь, утверждая, что знает, как для него лучше, и совершенно не считаясь с мнением сына. Вот и сейчас сначала приютила Соню с Дашкой, а теперь выгнать на улицу готова, раз девочка не её внучка. И ведь выгонит — Олег в этом не сомневался.

Он поймал себя на том, что давно не слушает активно жестикулирующую тётушку, которая продолжала изрыгать возмущения и поносить Соню.

— Тётя Зоя, я чайник поставлю, можно? — Олег чувствовал, что скоро его накроет: голод и недосып вызвали головную боль. Такими темпами сейчас ему скорая понадобится. Виски давило, да и слышал он тётушкины речи, как через воду.

— Сама сейчас чайник поставлю, не люблю, когда посторонние на моей кухне… — Она бы ещё что-то говорила, но заметила, как Олег достал из портмоне таблетку и отправил её в рот. — Колёсами балуешься? — агрессивно спросила она.

— Ну, не только у вас давление, — спокойно ответил Олег. — Тёть Зоя, а бутербродика у вас случайно не найдётся?

— Ночью есть вредно! Врач, как-никак, сам понимать должен, — отвечала она.

— Жить тоже вредно, — произнёс он. — Нет, если нет, то я обойдусь.

— Тефтели разогреть? Ты когда ел последний раз?

— Вчера или уже позавчера, не до того было.

Минут через десять Олег с удовольствием поглощал разогретые тефтели с гречневой кашей и запивал всё это свежезаваренным крепким чаем. Теперь хотелось только одного — спать. Вот сейчас постелет себе на полу, на надувном матрасе, и если Дашунька не проснётся, то пару часов отдыха ему гарантированы.

Но мечтам сбыться было не суждено.

Как только Олег вымыл за собой посуду, раздался звонок в дверь. Он был уверен, что это вернулась Соня, и даже приготовил речь, чтобы сразу поставить все точки над «ё». Но выйдя в коридор, Олег увидел, как в квартиру входят Данилов с Катей, а тётя Зоя с раздражением и даже злостью смотрит на родную внучку.

— Не понял… Мама, ты в порядке? — Саша не мог скрыть своего удивления. Он мчался с бешеной скоростью к матери, которая, по её словам, была практически при смерти, а сама спокойно встречает его, да ещё и не одна, а с Олегом.

Нет, взгляд матери, полный неприязни по отношению к Кате, не остался незамеченным. Данилов и это сложил в копилку обид, которая давно переполнилась. Но мать есть мать. Родителей не выбирают. Она позвонила ему вечером, жалуясь на плохое самочувствие, Саша как раз Мишку спать уложил и сам собирался ложиться. Пришлось срываться в ночь, потому из её истеричной речи он ничего толком не понял и действительно испугался.

— Сейчас относительно в порядке! — Мать совсем не выглядела больной, да и радости особой не выказывала, зато продолжила жаловаться, будто и не было этих тревожных нескольких часов между её телефонным звонком и появлением Саши с дочерью на пороге дома. — У меня скорая полтора часа была, давление сбить не могли! Руки немели! Думала всё — инсульт, а девчонка орала как резаная… — Она вызывающе глянула на сына. — Что ты улыбаешься?!

— Радуюсь, что ты жива! — не моргнув глазом произнёс Саша, Катя же прыснула со смеху, переглядываясь с улыбающимся Олегом. — Ты нас с дочерью в дом-то пустишь? Или нам можно обратно ехать? Тут же рядом, каких-то четыреста километров.

На Данилова накатило раздражение, но он всеми силами держал себя в руках. В конце концов, если бы матери действительно было так плохо, как она ему по телефону говорила, и в результате случилось бы что-то страшное, то он никогда бы себе этого не простил. Но, к счастью, вот она, стоит здоровая, полная сил и энергии, и этому можно только порадоваться.

— Спасибо, что приехал, — сменила гнев на милость Зоя Фёдоровна. — Проходи, конечно, тем более что ты у себя дома.

Два раза приглашать Сашу не пришлось: он разулся, Катя последовала его примеру, тёплые вещи повесили на вешалку в прихожей, помыли руки и вошли в комнату. Данилов мельком глянул на манеж со спящим ребёнком, а Катя подошла поближе и с умилением стала разглядывать девочку.

— А она хорошенькая. Интересно, в кого?

— Язва ты, Катерина, — с нежностью произнёс Данилов.

— Так вся в тебя. У нас в деревне, — она подчеркнула интонацией слово «деревня», специально для Зои Фёдоровны, — народ простой, но все удивлялись, в кого у меня такой характер прямолинейный. Мама-то спокойная, тихая, тактичная, а как папа появился, так и вопросы отпали. Всем всё ясно.

Данилов наблюдал, как Олег прикрыл глаза рукой и беззвучно ржал, поглядывая на тётушку.

— Сашенька, ты голодный? — продолжая игнорировать Катю, спросила сына Зоя Фёдоровна.

— Катюша, ты кушать хочешь? — переадресовал вопрос Данилов.

— Не, пап, до утра есть вредно.

— Ага, а как меня кормить среди ночи на работе, так оно полезно? Ты прикинь, Олег, что твоя племянница учудила, — Саша развернулся к брату. — Она в отделение санитаркой устроилась, с главным договорилась, что работать будет исключительно в мои смены. Моё мнение, как всегда, никого не интересовало. Перед фактом поставили. То есть я рассчитывал, что после училища дочь в институт пойдёт, дело отца продолжит, а она санитаркой… Не поверишь, только ленивый не поспешил упрекнуть меня в эксплуатации ребёнка и ещё в куче чего. Но убедить Катерину в том, что я способен обеспечить семью, оказалось невозможно.

— Не слушай его, дядя Олег. Всё совсем не так. Я папу поддержать хотела, он ведь совсем потерялся, как мама умерла. И за то, как он её любил, я ему всё простила. Не слепая я — всё вижу. А при мне он держится: и ест вовремя, и не курит. Да, потому что ответственность чувствует. Так что я всё правильно сделала. С Мишкой и Ася посидеть может, тем более что брательник спит ночами хорошо. А я папе нужнее… И пусть окружающие говорят, что хотят, пусть дурой меня считают, способной только полы мыть. Это не важно. Я ведь раньше, когда в медучилище пошла, думала просто медсестрой работать, как мама и бабуля, а сейчас нет — я в университет поступать буду. Так что вы с папой ещё мной гордиться будете.

— Всё сказала, заботливая моя? — Саша смотрел на дочь с восхищением и любовью. Затискал бы сейчас, но она этого не любит. На самом-то деле не знал он истинной причины её поступка, думал, ей деньги карманные нужны на свои нужды, а попросить у него дочь стесняется. Как же всё-таки хорошо, когда тебя любят по-настоящему. Тридцать пять лет прожил, а о такой любви не знал. Даже с Диной был счастлив тем, что сам любил её. О чувствах Дины судил сначала с её слов, потом уверовал в то, что не рожала бы она дочь от нелюбимого человека. Вот и всё. Не получилось у них нормальной семьи, всё закончилось не успев начаться, а в душе теперь такая дыра и холод… А ведь права Катя: когда она рядом, ему легче.