— А в чём ты меня обвиняешь? Ребёнок — это лицо семьи. Конечно я старалась! Он должен был выглядеть респектабельно и вести себя так же. Всё было хорошо, пока не появилась эта прошмандовка Дина. Он, видите ли, влюбился! И в кого? В женщину не нашего круга. Чуть не опозорил отца этой связью! Он хоть раз за свои тридцать шесть лет подумал, что я на него жизнь положила? Что я пожертвовала собственным здоровьем и благополучием ради его рождения? Детей надо заводить, пока молодой и силы есть — вон, как сестрица моя. Родила в двадцать пять и горя не знала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег подумал, что его мама к тридцати уже вдовой была, но в новые отношения не пустилась, да и обузой его никогда не считала. Вспомнил, как, учась в младших классах, из школы шёл к ней на работу, в роддом, и там, в ординаторской, за её рабочим столом делал уроки. Мама всегда поддерживала его во всех начинаниях: и с выбором профессии, и с созданием центра репродуктологии…

Он отвлёкся на воспоминания, а тётушка продолжала свой рассказ, её несло. Прислушавшись, Олег подивился, сколько неприятных подробностей было спрятано за стеной респектабельности.

— Мой муж не хотел детей, а я во всём ему подчинялась. Как он скажет — так и правильно. Первый аборт сделала до нашей с ним свадьбы, потом предохранялась, потому что всё внимание должно было быть только ему. А он гулял от меня, любил женщин молодых, красивых. Поначалу, как узнала, грустно мне было, больно. Хотела уйти, начать жизнь сначала. Но он не отпустил, объяснил, что они ему только для разнообразия, а я — для души. Он всегда ко мне возвращался, говорил, что нам хорошо вдвоём, только вдвоём. А потом запел иначе! Видите ли, лицо семьи — это дети. Я родила Сашу. Что мне оставалось? Если бы не родила, Дима нашёл бы другую — помоложе, поздоровее. Пролежала всю беременность, старая уже была, почти сорок. Муж мой лишь больше гулять стал, знал, что с дитём я никуда от него не денусь. Так жизнь и прошла — в ожидании, нет, не любви, а взгляда ласкового, комплимента глупого. Очерствела я от упрёков и решила, что сына настоящим мужиком выращу, не таким, как его отец. И получилось же почти. Если б не Дина, была бы я счастливой. А потом Ленке всего мало оказалось. Увезла внука единственного.

Не ожидал Олег таких откровений. Даже растерялся немного.

— Почему вы говорите о единственном внуке? Есть Катя, Гоша и Мишка. Саша их любит. И Серёжу любит и ждёт.

— Кто такие Гоша и Миша? Её дети? А мой сын должен пахать как лошадь, чтобы им жилось хорошо? Ты понимаешь, Олежек, что эта Дина сделала? Она ярмо Саше на шею повесила! Я много думала, времени у меня теперь на раздумья да воспоминания хоть отбавляй. И вот к каким выводам я пришла. Не такая уж святая эта Дина, как её мой сын видит. Она всю жизнь искала, где потеплее. Бороться-то за Сашу не стала, а дочку про запас родила. Девчонка — аргумент весомый. Вон, как Саша её увидел — всё, обо всём забыл. Ради девчонки жизнь свою сломал, карьеру. Что ему в этом селе делать? Дины нет. Зато детей она пристроила так, чтоб на том свете спать спокойно могла. И я их должна принять? Я Саше так и сказала: они мне никто и звать их никак. И Серёжа от деревенщины ничего хорошего не почерпнёт, а потому жить он будет со мной. А Саша захочет сына увидеть — отпуск возьмёт и приедет!

— И как Саша отреагировал?

— Да никак! — Тётушка достала из шкафчика рюмку и накапала в неё корвалол, вслух считая капли. Потом долила воды и выпила в один глоток. — Не звонит уже три дня. Привези мне внука, Олежек.

Олегу хотелось засмеяться, но он сдержался. И одновременно с этим на душе стало так мерзостно, что он быстро засобирался домой, прервав тётушку на полуслове. Она же, прощаясь с ним, продолжала жаловаться, не думая, что Олега дома ждёт ребёнок. Да что там! Она даже и не вспомнила про Дашутку, не спросила, как у неё дела, как будто и знать о ней не знает. Про него тоже, наверно, не вспомнила бы, если б творог не понадобился. Нет, пора прекращать с благотворительностью, подумал Олег, иначе Зоя Фёдоровна жизни ему не даст.

Зато идея с поездкой в Москву пришлась по душе. Надо осуществить её и на месте решить с Татьяной, где они жить будут. Хватит врозь, пора вместе. Определиться: продавать центр или открывать для Тани отделение. И в столице он давненько не был, подглядеть бы одним глазом, что у них новенького есть, да опыт перенять.

Но до этого надо созвониться с братом и договориться.

С этими мыслями он сел за руль и уже размечтался, как войдёт в свою квартиру, возьмёт на руки Дашку, а она обнимет его своими маленькими пухлыми ручками, доверчиво положит кудрявую головку на плечо, и наступит покой, умиротворение и самое настоящее счастье.

С мыслями о дочери он вырулил со двора и влился в поток машин одного из центральных проспектов. Каких-то полчаса, и он окажется дома. Хотелось в душ, смыть все тяготы и проблемы, а потом самому уложить ребёнка, отпустить круглосуточную няню, выпить хорошего коньяка, которого дома предостаточно, ведь дарят и дарят, и завалиться спать до самого утра, чтобы никто не мешал.

Он уже подъезжал к дому, когда услышал рингтон своего айфона. Нехорошее предчувствие царапнуло внутри — звонили с работы. Ясное дело, что неприятности по одной не приходят. Мало ему было убить время, потратив его на общение с родственницей, так теперь в клинике прорвало трубу горячей воды. Пришлось мысленно попросить прощения у Дашутки, развернуться и по дороге в центр договариваться с коммунальными службами, про себя, а иногда и вслух, матерясь и ругаясь.

Прибыл одновременно с аварийной бригадой. Аварийщики, к его раздражению, никуда не торопились, но через полчаса упорного безделья воду перекрыли, пообещав устранить течь завтра, правда точное время не сказали. Оставить отделения без горячей воды даже на час было недопустимо. К тому же непонятно, сделают они свою работу завтра, или всё затянется на несколько дней. Рисковать Олег не хотел, поэтому пришлось вызывать другую службу. Те без лишних разговоров приехали, откачали из подвала воду и восстановили водоснабжение. Конечно, вышло всё в копеечку, но зато можно было спокойно ехать домой.

Порог своей квартиры он переступил глубоко за полночь. Дашутка уже спала, сладко посапывая в обнимку с плюшевым зайцем. Олег недолго полюбовался ею, с гордостью убеждаясь, что дочка растёт невероятной умницей — вон как в свои полгода крепко обнимает зайца. Звонки брату и Татьяне отложил на завтра, а после и вовсе решил, что Тане сообщать о своём приезде он не станет — объявится как снег наголову. Она же к нему тоже без предупреждения явилась. Эффект неожиданности будет на руку: увидит, ждала ли его Таня, рада ли ему. Встреча всё покажет.

Вот с братом он обязательно поговорит завтра прямо с утра. Нет, не завтра — уже сегодня. С этими мыслями Олег и уснул.

Дождавшись няню, Олег предупредил её, что вынужден на несколько дней уехать по служебным делам, и почти довёл бедную женщину до истерики, сто раз повторив, как важно для ребёнка соблюдать режим и чтобы при малейших признаках Дашкиного нездоровья она сразу звонила ему. Наверное, няня перекристилась сама и дверь перекрестила, стоило Олегу уйти на работу. Там он тоже оповестил всех о внеплановом отпуске. Сотрудники удивились: в отпуск шеф не ходил со времён создания центра, разве что на пару дней, а тут вдруг сказал, что срок неопределённый, недели две-три.

Загадочно улыбаясь, Олег передал всех своих пациенток своим коллегам и, назначив зама главным, со спокойной совестью покинул здание Центра, на ходу набирая брата.

— Сашка, как ты смотришь на то, чтобы я смотался в Москву и встретил твоего сына?

Сначала кроме сердитого дыхания других звуков в трубке не было, потом Данилов наконец ответил:

— Ты что задумал? Желание мамы моей решил исполнить? — Олег услышал раздражение в голосе брата. — Это мой сын, и каникулы он проведёт со мной. Вопрос не обсуждается! Я тебя хотел кое о чём попросить, но при таком раскладе даже не знаю… Не ожидал я от тебя, что ты на поводу у маменьки пойдёшь.