Олег смотрел на неё и думал, что она читает его мысли. Его ведь тоже никто не ждёт, кроме недописанной докторской диссертации… А потом вспомнил Дашкину беззубую улыбку и улыбнулся сам.

— Раздевайтесь, Маргарита Николаевна, ложитесь на кушетку, начнём с УЗИ.

Он попросил медсестру принести карточку данной пациентки, взял в руки датчик, нанёс гель на нижнюю часть живота, приступил к исследованию и рассмеялся.

— Ну что ж, дорогая моя, я думаю, что кредит вам не понадобится. С природой не поспоришь, жив ваш мальчик. Развивается нормально, сроку беременности соответствует, даже угрозы нет. Сейчас выпишу направление на анализы, и не пропадайте больше, давайте будем ответственней.

Пациентки сменяли друг друга. У одной был забор ооцитов, у другой перенос эмбрионов. Разговор с потенциальным донором яйцеклеток, направление на анализы, записи в карточках и внесение данных в компьютер. Полдня пролетело как одна минута.

После обеда Олег занимался организационными делами, провёл совещание, пообщался с налоговой.

Перед выходом с работы набрал Сашу, хотел сообщить о принятом решении. Нет, мнение брата уже ни на что не повлияет, но поддержка сейчас была бы очень даже кстати. Увы, абонент оказался выключен или находился в не зоны доступа.

«Оперирует! — подумал Олег — Ну что ж, узнает теперь обо всём постфактум».

Он вышел из центра, сел в машину и поехал к тётушке. По дороге заглянул в универмаг, затарился продуктами, детским питанием, кучей баночек с фруктовыми пюрешками для прикорма, а заодно купил пару игрушек-погремушек и кольцо для прорезывания зубов.

Сумки оказались громоздкими, пришлось поднимать их в квартиру в два этапа. У Зои Фёдоровны всё было как всегда: Дашка орала, колотя ножками по прутьям манежа, а сама тётушка возилась на кухне, напевая какую-то песенку времён своей молодости. Она не отреагировала на появление Олега, открывшего входную дверь своим ключом, как и не обращала внимания на вопли внучки. Взяв на себя заботу о тётушке и Дашке, Олег сразу заказал дубликат ключей — так, на всякий случай. А уж если они есть, то и воспользоваться ими не грех.

Оставив сумки у порога, он прошёл в комнату и достал из манежа ребёнка, пахло от неё далеко не цветами. В ванной комнате он снял с Дашки памперс и вымыл ей попу в раковине под краном. Специально для ребёнка на отдельном крючке висело чистое полотенце с утятами. Олег завернул в него девочку и вернулся в комнату. Тётушка сердилась.

— Мало тебя мать секла, порядка до сих пор не знаешь. Ну как ты мог не позвонить и не поздороваться, как пришёл? — возмущалась она.

— Меня мама никогда пальцем не трогала, и вы, тёть Зоя, прекрасно это знаете. Когда я вошёл в квартиру, Дашенька захлёбывалась плачем, а я здороваться должен?! — резко, с металлом в голосе ответил Олег. — Кстати, у неё были веские причины возмущаться. Да, моя маленькая? — Его голос моментально изменился, и мужчина тепло посмотрел на ребёнка, а она ответила ослепительной улыбкой, совершая беспорядочные движения ручками и ножками.

— Олежек, ты с работы, пойдём покормлю, и положи уже её в манеж. Девочка тяжёлая, весит больше пяти килограммов. Как, по-твоему, я её таскать должна, а Соньки нету, третий день гуляет неизвестно где. И не надо так осуждающе на меня смотреть! Да, я не рассчитала свои силы, думала, что справлюсь с внучкой. С Сашкой же справлялась. Он тоже к рукам приучен не был, я тогда болела, вообще поднять его не могла, так он и из манежа сам вылезал, и гуляли мы с ним за ручку. — Она присела рядом с Олегом на диван и погладила Дашку за ножку. — Я беруши купила. Пока готовлю, ими пользуюсь. А кто приготовит? Кто мать её непутёвую накормит? Кто полы помоет? Думаешь, мне легко? Это непосильная нагрузка для моих лет. Не суди, я люблю внучку. Я же как считала… Да я уверена была, что Сашенька вернётся! Он ради Серёжи на всё был готов, последние штаны отдал, чтобы только сын ни в чём не нуждался. А тут кровиночка, да и Сонька хоть и непутёвая, но красивая. А он о них и слышать не хочет…

Олег первый раз заметил растерянность на тётушкином лице. «Логика Генерала дала сбой», — подумал он, и ему даже жалко её стало, ведь действительно старая. Он помог расставить покупки по местам, поел, потому что очень хотелось домашнего, а готовила Зоя Фёдоровна на зависть многим. Потом переодел Дашку, заметив, что комбезики стали ей малы и надо купить новые, покормил девочку, поиграл с ней, сфотографировал на телефон и поставил фотку на заставку, а потом ушёл, так и не дождавшись Соню.

Соня страдала.

Именно теперь, живя в одной квартире, да что там, в одной комнате с матерью Данилова, она поняла, что вернулась к тому, с чего начинала, когда вырвалась из своего посёлка и приехала в город, чтобы достичь положения и богатства. И ведь почти получилось… Но что-то пошло не так, или Кирилл просто оказался не тем человеком… А она ведь любила его. Отдала ему лучшие годы своей жизни! А он не сумел оценить её жертвы. Хотя, живя с ним, она не нуждалась материально, жадным Кирилл точно не был. А вот с Даниловым было уже взрослое, зрелое чувство. Но он жестоко её оттолкнул. Ещё и мамаша его свалилась на бедную Сонину голову. В этот момент Соня поняла, что то, что происходило между ней и Даниловым, было скорей влечением, какой-то непонятной зависимостью, основанной на хорошем, очень добротном сексе. Нет, не любовь это была, скорее иллюзия. Саша, сволочь такая, так и не поддался Сониным чарам, а ей мечталось властвовать не только над его телом, но и над душой. К тому же за этой самой душой у него практически ничего не было. Не бизнесмен же, хирург обыкновенный. А теперь придётся самой растить его дочь. Он даже фамилию и отчество ребёнку дать отказался, гад!

Соня отмела досадные мысли, подумав о том, что раз ей удалось вырваться из дома, так и время нужно провести так, чтобы полезное — а она пошла получать свидетельство о рождении для дочери — совместить с приятным и уделить себе немножко внимания. О мудаках-мужчинах можно думать и дома под несмолкающий ор дочери и свербёж Зои Фёдоровны.

«Как хорошо, когда вокруг тихо, — думала Соня, — как хорошо!»

Она стянула капюшон куртки, позволив ветру играть её длинными, красивыми шелковистыми волосами. Закрыла глаза, дав возможность ещё совсем холодному мартовскому солнцу нежно дотронуться до лица и мимолётным прикосновением поцеловать губы.

Хотелось ласки! Как же ей хотелось нормальной мужской ласки. Соня представила себя в крепких, сильных и в тоже время нежных мужских руках и закрыла глаза от наслаждения.

Тело отреагировало на мысли: в животе запорхали бабочки. Если бы она могла, то отдалась бы первому встречному, только чтобы притупить всё нарастающее и неудовлетворённое желание. Женщина она, в конце концов, или кто? Или ей теперь всю оставшуюся жизнь только с солнцем и ветром целоваться?

Соня остановилась, разглядывая понравившееся платье на манекене в витрине магазина, печально вздохнула, представив, как оно пошло бы ей. Теперь о таком только мечтать остаётся. Своих денег у неё нет. Декретные она не получила, детский капитал тоже, так как до сих пор не оформила свидетельство о рождении дочери. А всё почему? Да потому что несговорчивый Данилов открещивается от собственного ребёнка! И управы на него никакой не найти. Соня даже к главному ходила, просила воздействовать на Данилова через его новую работу, чтобы Саша ребёнка признал. Но главный назвал её аферисткой и прогнал. В отделении с ней никто даже не поздоровался, а она ждала, что они на рождение дочери хоть какой-никакой подарок в конверте дадут. Всем собирали, и она участвовала, никогда не отказывалась сдать деньги на хорошее дело. Соня не понимала, почему к ней такое отношение.

К Кристине тогда заходить не стала — та избегала её всеми правдами и неправдами.

Вот опять вспомнила, и так горько на душе стало. Вообще, с рождением этого ребёнка вся жизнь коту под хвост.

Соня отошла уже довольно далеко от магазина с понравившимся платьем, но решила вернуться и всё же его примерить. Пусть бабушка с внучкой посидит, понянчится, энергию лишнюю выпустит. А то только и умеет, что командовать. Ещё беруши купила, чтобы воплей внучки не слышать. Бабке так, видите ли, спокойней, да ещё и разделила обязанности: она продукты закупает и готовит, а Соня за ребёнком смотреть должна. То есть всё чистое — старухе, а как памперсы менять, так это Сонина обязанность. А её выворачивает при виде детского говна.