С трудом встал, отключил, не глядя, телефон, поплелся на кухню, выпил кружку воды, вернулся, лег, но сон уже не шел. Он ворочался, пытался поудобнее пристроить голову на подушке, раз за разом прокручивая события вчерашнего вечера.
Он был уверен, что женщина уехала встречать Новый год к родным. Он же проследил за ней и видел, как она садилась в автобус. Квартира стояла пустая. Только зайти и спокойно всё обшарить. А он не успел. Она вернулась. Зачем-то вернулась.
От этих мыслей ему снова стало не по себе. Вспомнились ее глаза. Как она смотрела на него. Молча смотрела.
Под ее взглядом он сначала растерялся, а потом, испугавшись — так сильно, как будто на него что-то нашло, — бросился вон, оттолкнув стоявшую у него на пути женщину. Она упала.
«Не могла же она умереть. Ну, ударилась головой, руку там зашибла. И всё. Всё? Она же наверняка меня запомнила. Полиция составит фоторобот! На каждом углу будут висеть мои фотографии!!! Господи, какие фотографии? Всего лишь фоторобот, да и зачем он на каждом углу? Я же не убийца. Ничего в квартире не пропало. Толкнул тетку, и всё. Так глупо получилось. Именно сейчас, когда оставалось-то — зайти и взять. И вот она, новая жизнь. Я, здоровый, молодой, красивый, с кучей денег. Делай что хочешь, живи в свое удовольствие! Черт! — Молодой человек поморщился. — Надо принять душ. Если не поможет, придется искать таблетку».
Душ помог, но ненадолго. Были выпиты одна за другой две таблетки, но голова продолжала болеть. Скорее всего, болела уже просто от непрерывного потока мыслей:
«Что делать? Позвонить шефу? Всё рассказать? Нет, по телефону нельзя. Кстати, надо включить телефон. Меня же все потеряют. И это будет подозрительно».
Молодой человек ходил по комнате, ложился, снова вставал. Наконец головная боль отпустила. Ехать ужинать в кафе он не захотел: народу везде, пробки. Поджарил яичницу, проглотил, не чувствуя вкуса, запил крепким чаем. Полегчало. Включил телефон и стал отзваниваться, поздравляя всех с Новым годом и на ходу сочиняя причину, почему не отвечал на звонки.
Алла тридцать первого декабря только успела зайти после планерки в свой кабинет, как раздался телефонный звонок — опергруппу вызывали на место происшествия. Нападение на женщину в квартире. Адрес показался ей знакомым.
Точно, она недавно читала протокол с этим адресом. Это же рядом с ее домом. Это же… адрес той «сумасшедшей»! И хотя по должности — замначальника по оперативной работе — она могла остаться в кабинете, Алла поехала на вызов.
Доехали быстро. Типичная многоэтажка, вся в суете надвигающегося праздника, гудела ещё и слухами о происшествии во втором подъезде. Но точно никто ничего не знал: то ли там кого зарезали — надо же, перед самым Новым годом! — то ли семейные разборки: муж напраздновался и задушил жену. Возле подъезда стояли любопытные и скорая.
Когда следственная бригада подъехала к дому, из второго подъезда на носилках вынесли женщину, возле которой озабоченно суетился врач. Алла, расталкивая любопытных, поспешила к врачу, на ходу доставая удостоверение и стараясь рассмотреть лицо женщины.
— Капитан Смагина, ОВД Северное Медведково, — отчеканила она, показывая удостоверение. — Что с потерпевшей? Жива?
— Живая. Состояние тяжелое. Колото-резаные раны. Большая потеря крови, — быстро проговорил врач, вместе с фельдшером загружая носилки с потерпевшей в скорую, потом онизапрыгнули в машину сами и, пугая сиреной зевак и случайных прохожих, выехали со двора.
Алла отправила оперов проверить видеокамеры, где они есть, и в поквартирный обход на поиск свидетелей. А сама с экспертами поднялась на шестой этаж в квартиру потерпевшей.
Медики, конечно, прилично наследили, но их можно понять: жизнь человека дороже улик. Двухкомнатная квартира обставлена просто, без претензий. Везде следы погрома и борьбы, кровь на диване, на полу, в прихожей на стене. Кто-то что-то усиленно искал, не находил и злился, уже просто опрокидывая всё вокруг, — такое впечатление сложилось у Аллы.
Минут через тридцать она опрашивала на кухне потерпевшей главную свидетельницу происшествия Марию Петровну Каретникову 68 лет, соседку с седьмого этажа, которая и вызвала скорую и полицию.
— Мария Петровна, расскажите, как всё было, по порядку.
— Да что, спускаюсь я утром — в магазин. Так-то я давно закупилась. Осталось по мелочи — хлеба там…
— И что вы увидели?
— Да дверь у Александры Васильевны, у Шуры, приоткрыта была. А я вспомнила, что она к сыну в Вешки собиралась. Ну, думаю, передумала, что ли, ехать. Сын-то у нее пьющий. Такой парень хороший был… А вот связался с пьющей девкой, да еще старше себя на одиннадцать лет. Прямо окрутила она его! И сам стал пить…
— И что было дальше?
— Так что, постучала, позвала ее. Не откликается. Я зашла, а тут… — Женщина взмахнула руками, закрыла глаза, лицо ее сморщилось.
— Мария Петровна, успокойтесь. Может, воды?
— Нет… — опрашиваемая выдохнула и продолжила: — Кровь везде на полу, вещи раскиданы. А она лежит в зале, возле дивана, и тихонечко так стонет. Ну, я подорвалась, достала телефон, сумку свою бросила и начала звонить. А у самой руки трясутся, ничего не вижу, цифры прыгают…
— А почему вы не на лифте спускались?
— Так по привычке. Мы с Шурой приятельницы. Я спущусь, спрошу, может, и ей хлеба надо или молока. Так вместе пойдем. Забыла я, что она к сыну собиралась.
— А вы не знаете, было что-то ценное в квартире у Александры Васильевны?
— Не знаю. Ни о чем таком разговора не было.
— А кто к ней в гости ходил?
— Да никто шибко не ходил. Она как мужа похоронила, так болеть начала. Всё по больницам.
— А сын?
— Сын редко. Когда совсем уж денег нет. Всё просит ее квартиру продать. Ей, значит, однокомнатную, а деньги, оставшиеся от продажи, им. Это его благоверная подзуживает. Кому еще…
— А вчера ничего такого не слышали, может, крики, шум?
— Нет. Телевизор смотрела — у меня звук громкий, я плохо слышу. Потом голова разболелась. Я таблетки выпила и спать, а утром…
— А вы никаких странностей не замечали в поведении вашей приятельницы?
— Какие еще странности? Хорошая женщина, всегда поможет. Я вот в прошлом году сильно болела, так она и за продуктами ходила, и за лекарством, и…
— Она ведь предсказательницей была? На картах могла погадать, да?
— А, да, угадывала. Вот, говорит, зря мы сейчас сходим в магазин — свежее молоко еще не привезли. И точно! Я потом уже всегда ее слушалась. Или идем по улице, а она — смотрите, Мария Петровна, она со мной на «вы» всегда, какая счастливая пара прошла. Да ты-то откуда знаешь, спрашиваю. Сегодня счастливые, а завтра несчастные. Она улыбнется, знаю, говорит.
— А внуки?..
— Один у нее внук. Так Шура ради внука и ездила в Вешки. Сашенька. Ему всего четыре года. Сергей в честь матери назвал. Она его, когда могла, к себе забирала. Может, и на Новый год хотела к себе привезти — на горку сводить, еще там куда. А вот как вышло…
— Спасибо вам большое, Мария Петровна. Вы нам очень помогли. Если вдруг что-то вспомните, услышите, позвоните, — закончила допрос Алла. Одна из версий вполне вырисовывалась: «Пьяный сын, жаждущий денег. Надо ехать в Вешки. Вторая — кто-то, кто знал, что в квартире есть что-то ценное. Если Гергардт работала в полях, могла и найти какой драгоценный камешек, а может, золото. Может, может… В этом направлении — надо встречаться с бывшими коллегами. Посмотрим еще, что покажет опрос, видеокамеры и что скажут эксперты».
Алла сделала пометки в блокноте и отпустила свидетельницу. Увидела Илью, подозвала:
— Илюша, давай внимательно посмотрим квартирку на предмет драгоценных камней, скорее всего, необработанных. Если преступник не нашел, может, нам повезет. Давай я осмотрю кухню и зал, а тебе спальня, санузел и прихожая. Идёт?
— Договорились, — Илья улыбнулся: санузел, конечно, достался ему. Но он любил работать с Аллой Сергеевной, считал ее профессионалом с большой буквы. Она была его наставником, когда он еще только начинал служить в полиции.
