С трудом переворачиваюсь на бок и двигаю по тумбочке часы.

Полночь.

Раньше я в это время уже спала. Дергаю покрывало из-под себя, пытаюсь натянуть на озябшие ноги, голова раскалывается напополам, и я даже слышу хлопок.

И спустя секунду, по легкому сквозняку понимаю, что это не во мне что-то лопнуло, это открылась и закрылась дверь.

Поднимаю глаза и вижу его.

В руках поблескивает стекло бутылки, звякает стакан.

Затаив дыхание слежу, как спокойно он приближается, ставит все на тумбочку. Спускается на корточки перед кроватью и смотрит мне в лицо.

Тикают часы, он сидит.

- Зачем вернулся? - хрипло спрашиваю. В груди сердце заходится, я на эту кровать легла и не ждала его, глаза на мокром месте, разбить на стоп-кадры это время что мы вместе провели и каждый рассмотреть хотела, прочувствовать.

Такими вещами не занимаются спонтанно у двери, в отеле, сразу после первого настоящего поцелуя. Мной азарт владел, я в беспамятстве была, мне голову вскружило, но ведь он...должен был все понимать, это у него не впервые.

- Я не должен был этого делать, - его голос тоже хриплый, его рука касается моих волос, он между пальцев пропускает прядку. - Ты же еще такая маленькая.

Завороженно смотрю на него.

А перед глазами снова и снова, его спущенные вместе с трусами брюки, гладкий и твердый налитый орган, большой и толстый, его рука, обхватившая член у основания.

"Только попробуем" - сказал он.

И я сама открыла рот, я хотела, жар кожи, горьковатый привкус геля, смешанного с его парфюмом, и как он заполняет меня, перекрывая дыхание, по-настоящему, не в моих фантазиях о взрослых отношениях и сексе, а в реальности.

Как он содрогался, как он рычал и хватал меня за волосы, я всё кожей впитала, у меня всё внутри выжжено в пепел, и есть место для нового, для него.

- Больше не маленькая, - отзываюсь.

- И нетрезвая, - продолжает он, будто не слышит меня, так же зачарованно мои волосы перебирает. - Я не собирался твоим состоянием пользоваться. Не знаю, как это вышло. Надо было принять душ и лечь спать. А я бы уехал.

- А сейчас останешься?

Вопрос оседает в воздухе. Останется ли он в гостинице со мной - это просто не слишком умело замаскированная фраза "будет ли продолжение".

Ведь если мы оба будем здесь, надеяться, что он не дотронется до меня, а я до него - то же самое, что на пороховой бочке засыпать.

Губы до сих пор щипит. И пальцы покалывает, я ощущаю его близость, смотрю на его сильные руки, сложенные на кровати в сантиметре от меня, надо лишь двинуться, ему или мне, и ударит током, мы оба под напряжением.

Я на краю держусь.

Не распробовала еще то, что люди называют страстью, каплю ее получила, и она, как яд, я отравлена, мне нужна еще доза.

- Что принес? - не дождавшись ответа, глазами показываю на тумбочку.

- Бурбон.

- Папа его пьет. А я ни разу. Даже сегодня в баре.

- И не надо.

- Надо.

Он тихо усмехается, в темноте его улыбка непривычно интимная, и я прижимаю руку к сердцу, у простой улыбки - и столько граней, оттенков, она отражает то, что случилось между нами, не дает думать, что это был сон.

Он поднимается. Крутит крышку, звякает стакан, в него булькает порция успокоительного, которую он залпом опрокидывает в себя.

Лежу не шевелюсь, запоминаю его образ в этой темноте, возле кровати по центру гостиничного номера.

- Ты пойдешь в душ? - он поддергивает рукава, выше обнажая загорелую кожу, контрастную белой ткани рубашки. - А я закажу чай.

- Я не хочу чай.

Не хочу, чтобы меня из этого тягучего состояния что-то выдернуло, кажусь себе трезвой впервые в жизни, ведь минус на минус дает плюс, его пьянящие объятия уже давно привели меня в чувство.

- Аня, - он снова плещет из бутылки бурбон. Его голос чужой, с новыми нотами, он пьет, трет руками лицо.

И я вижу, он жалеет, что коснулся меня, поцеловал, сказал на колени встать, не сдержался, он боится, что для меня это не проходная ночь, что я до смерти влюблена.

И он прав.

ОН

Выхожу из номера и прикрываю дверь.

Бурбон не помогает, не расслабляет, я последняя скотина, в одном помещении с ней находиться не могу.

У нее до сих пор взгляд плавает, она утром хоть что-то будет помнить? И как на меня посмотрит, когда в себя придет?

Я лишь забрать ее хотел, чтобы не вляпалась никуда. Подруга, ночной клуб и парни, сценарий банален и стар, как мир.

Я спас ее. И бедствием для нее стал сам.

В ресторане заказываю крепкий чай. Барабаню пальцами по стойке, смотрю на часы. Она выпьет чай, уснет, я уеду и...

Что дальше.

Чертово слово "завтра" сверлит мозг. Бросаю взгляд за окно, там темно, еще несколько часов до рассвета.

И если провести это время с ней, не уезжать. Несколько часов -  у меня же целая вечность в запасе, гораздо больше, чем было, душная синяя ночь, и в воздухе что-то вязкое, плетется, путает, тянет туда, к ней. Ведь так говорится, кто сильно страдает, тому завидует дьявол, и выдворяет его - на небо.

Пальцами давлю переносицу.

Я не хочу уезжать. Разобьюсь по дороге, точно, я знаю, я думать ни о чем, кроме нее не могу, я заболел.

И это смертельно.

Забираю чашку с чаем, разворачиваюсь.

- Вау, как неожиданно. Ты пришел, - на пути вырастает Наташа, как елочная гирлянда светится. Ловит меня за руку, смотрит на ладонь с полустертой надписью, в какой номер я должен был зарулить.

Ведь была же подсказка.

Бывшая коллега, нормальная женщина, взрослая, о которой забыл бы сразу, как кончил.

Но я выбрал другую. Босую, с синяком на коленке, подпевающую радио.

Во времени отматываю, и серая усталось наваливается, черная скука, взворваться готов, смотрю на Наташу и хочу сделать ей больно, за волосы в туалет, заткнуть рот и отыметь, как шлюху, она же напрашивается, а мне нужно лекарство.

Чтобы не возвращаться туда.

Высвобождаю руку и шагаю между столиками.

- Интересно, - ее каблуки стучат рядом. - Я думала, мы вина выпьем, зачем чай?

- Это не тебе, - выхожу из ресторана, двигаю челюстью. - Я не один здесь.

- А с кем? 

- Наташа, - останавливаюсь, носом медленно втягиваю воздух. - Потеряйся.

Ее брови в изумлении поднимаются, она открывает рот.

Считаю секунды, равняю дыхание, эта дура что, не видит, не замечает, ей надо пропеллер в задницу и уматывать от меня нахрен, я не в себе, с ума схожу, у меня горячка.

В таком состоянии люди с катушек слетают. Прыгают с крыши, уходят жить в пустыни, познают вкус убийства.

Наташа истерит под ухом.

Не слушаю. Наблюдаю, как Аня за перила держится, по лестнице спускается. Не пошла она в душ, как я ей сказал, она сбегает, двенадцать, золушка, все такое.

Стряхиваю руку, удерживающую мой локоть, шагаю по ступенькам, с чаем наверх, навстречу к ней.

- Аня, разворачивайся, - преграждаю ей дорогу. - Вот чай.

- Я не хочу.

- Куда ты пошла?

- К Кристине поеду.

- Я подвезу.

- Я сама.

- Одна не поедешь.

- Чего ты ко мне пристал! В няньку играешь! Делаешь вид, что не было ничего, со своим сраным чаем таскаешься! - со слезами выкрикивает она и бьет меня по руке.

Кружка опрокидывается, меня шпарит кипятком.

Швыряю чашку в сторону, она брякает по лестнице, раскалывается. За голову притягиваю Аню к себе, носом втягиваю воздух возле губ, на ней столько запахов смешано, но бурбон мой не пила, кажется, во мне надежда живет, что она протрезвела, понимает, что между нами происходит.

Она не двигается.

Я тоже замираю и смотрю.

Приоткрытый пухлый рот, рваное дыхание, краешки белых резцов, которыми она кусала меня, как наяву ощущаю и сразу все вокруг черным закрашивается, лишь губы красным горят, и я шаг делаю на ступеньку выше, впечатываюсь в нее.

Она отвечает, с той же горячностью целует в ответ, руками обвивает мою шею и жар, ноющая боль с ошпаренной кисти по нервным центрам расходится, сжимаю узкую талию и медленно, вслепую, тяну свою добычу обратно на второй этаж.