- Давайте, быстрее доедайте, - торопит чья-то родительница. - И все вместе пойдем на речку.

Вижу, как выпускники морщат носы и зеваю в тарелку. Всех подняли в девять утра, когда мы легли только в семь, но мы сюда не спать приехали, так сказали родители, и вот мы сидим.

Завтракаем.

- Я думала они не будут за нами все время таскаться, - русоволосая девушка наклоняется к моему брату и с его тарелки крадет оливку. - Антон, придумай что-нибудь. Мы же на речку хотели еще шампанского взять.

На речку.

Жую салат, присматриваю себе еще канапе, оглядываюсь на лес.

Когда солнце светит и жарит, не кажется, что там сплошная черная стена, и заблудиться там невозможно, угораздило же меня.

Все вокруг правы, я несамостоятельная, и к жизни не приспособлена, мои навыки из пансиона пригодились бы в девятнадцатом веке, я была бы завидной невестой, но ведь время на месте не стоит, а я теперь в таком отрыве от реальности, не знаю молодежных шуток и не весь сленг понимаю, я постарела в молодости, вот так.

Но зато салат вкусный.

Ем.

И вскидываю глаза, когда на лаву напротив усаживается Кирилл. Он кладет телефон на салфетку, поднимает чашку с кофе, ближе двигает тарелку с круассанами.

- Сейчас соседи звонили, - говорит он, кивает на свой телефон. - Не понял, что у них случилось, сотовый отключился. А зарядку я не взял. 

- И? - перестаю жевать.

- Телефон мне дай. Позвонить.

- У меня тоже разрядился, - пристально изучаю его, с подозрением оглядываю блестящие от геля волосы, гладковыбритое лицо, выглаженную рубашку с закатанными рукавами. В ушах эхом отдается его голос, он мнится знакомым, по-особенному, прикидываю к его сухому тону разные интонации, представляю, как он звучит, когда от поцелуев тяжело дышит, когда в шепот скатывается, и меня по-новой мучают подозрения. - Где ты вчера ночью был? - щурюсь. - Тебя искали.

- А ты где была? - его льдисто-синие глаза сужаются в ответ. - И что у тебя на шее.

Невольно касаюсь кои, замазанных тональным кремом красных пятен. В его голосе насмешка чудится, но лицо остается серьезным, и я сомневаюсь, встряхиваю волосами.

В каждом мужчине видеть Виконта - это ненормально.

Но я же знаю - он где-то здесь.

За соседним столом раскатисто смеются.

Отправляю в рот салат и смотрю туда, на родителей, там несколько мужчин. Не все отцы поехать на базу смогли или не захотели следить за порядком, с нами в основном, женщины. Но Виконтом и кто-то из этих мужчин запросто может быть.

Кто-то из тех сорока и пятидесятилетних пузатых Аполлонов.

Передергиваю плечами. Это настолько странно, его выискивать в чужих лицах, порыву поддаюсь и тяну руку через стол.

Хватаю круассан, который уже взял Кирилл, наши пальцы сталкиваются, а внутри у меня вспышки молнии, я без телефона, без его сообщений уже готова кидаться на всех, хочется за воротничок рубашки его встряхнуть, и чтобы он сказал.

- Ты выглядишь нездоровой, Аня, - говорит он невозмутимо, и руки не убирает, - тебя какая-то мысль отравляет, хочешь об этом поговорить?

КУсаю губы.

Он же знает, я терпеть не могу психиатров, мне по горло хватило психологов в пансионе. В раздражении шлепаю его по руке, выбиваю из пальцев круассан.

У него даже мускул не дрогнул, он сидит напротив, и просто смотрит, как на неуравновешненную истеричку, и мне уже кажется, что лишь он один может так изощренно поступать, писать сообщения, называть маленькой, а потом встречать в прихожей и требовать убрать обвувь в шкаф.

- Это ты был? - цепляюсь в его запястье и наклоняюсь над столом.

Он бросает взгляд на мои пальцы, возвращается к лицу. Смотрю на его приоткрытые губы.

Он бы не повез меня в отель год назад, он ведь женат и...

- Аня, - над ухом тихо, как-то задушенно возмущаются. - Ты что делаешь?

- Ничего...Лиза, - поднимаю голову, натыкаюсь на недовольный мамин взгляд. Разжимаю пальцы и поднимаю со стола круассан. 

- Не поделили завтрак, - говорит ей Кирилл после паузы, во время которой она его недовольно рассматривала. - Аня забыла, что не дома находится, что люди вокруг.

Он пьет кофе.

Встаю с лавки, выбираюсь из-за стола и оглядываюсь, но мне ведь не кажется "Аня забыла" - это упрек, и говорит он про то, что год назад случилось, а не сейчас за завтраком.

Мнусь у выхода из беседки, жду когда он повернется, и взглядом мои подозрения подтвердит.

Но у стола собираются родители, спинами его загораживают, и я перестаю его видеть.

 На пляж идем через лес, как вчера, солнце за несколько часов все высушило, и деревья, и траву, и землю, и можно даже решить, что мне этой ночью все привиделось, но нет.

Аня шагает впереди и оглядывается по сторонам.

Что-то высматривает с сосредоточенным видом, и я тоже, вглядом пробегаюсь по полянке, на которой вчера ее поймал.

И замечаю.

Белый, в пятнах от травы и земли комок под деревом.

Ее купальник.

Я ведь сам эти трусики снял, а она не нашла.

Смотрю ей в спину.

Она идет и сжимает телефон, но сотовый отключен, знаю, мои сообщения до нее не доходят. Ей надо, чтобы я подошел, а мне надо, чтобы она вспомнила.

Очень надо.

Ночью не устоял, темень и вокруг никого, и она, с прежней жадностью отвечающая на поцелуи. Не стоило, но я опять себе вру, чем эта поездка на базу закончится я понимал сразу.

Выходим на пляж.

- Ты взял шампанское? - громким шепотом спрашивают девушки у Антона, шагающего впереди меня.

- Нет, мама смотрела, - отзывается он раздраженно, идет и бесится, ему до совершеннолетия осталась какая-то неделя, и сейчас он теряет авторитет. - Но я со вчера кое-что припрятал вон там, в воде, - Антон машет рукой в сторону зарослей камышей и бросает быстрый взгляд на Лизу, та шагает под ручку с одной из родительниц и увлеченно треплется про свой институт и Ницще, и что это кощунство - не включить такого умного мужика в учебную программу.

- Лежаков на всех не хватит, - говорит Лиза, оглядывает забитый народом пляж. - Тогда дети, берите покрывала. А я хочу с комфортом позагорать.

Долго ищем место, потом все суетятся, под зонтики ставят корзинки с едой, раздеваются.

Я тоже стягиваю рубашку и брюки, ногой загребаю раскаленный песок. Смотрю на голубую гладь озера, возле берега брызгается и визжит малышня, дальше на надувных матрасах и лодках плавают отдыхающие.

Спускаю на глаза солнечные очки.

- А эта не раздевается, - слышу голоса совсем рядом и тихий смех, тонкий палец с синим лаком упирается в Аню.

Аня топчется возле Лизы, сжимает перекинутую через плечо пляжную сумку и, кажется такой потеряной, что мне хочется подойти и спросить в чем дело.

- Может, у нее зона бикини волосатая, - хихикают над ухом. - Знаешь же, она в каком-то закрытом пансионе училась. От Минобороны, типа элита. У маминой знакомой дочка там учится. И у них даже тумбочки проверяют, бритвы и эпиляторы, ничего такое нельзя. Она точно волосатая.

Смотрю на Аню и мне еще жарче становится, я-то помню, гладкий лобок и мягкий пушок в промежности, и запах, с ума сводил, я как первобытный человек, утративший весь опыт, что люди веками копили, чуял лишь самку, лишь нестерпимую потребность владеть.

- А еще она парней шугается, - продолжают эти сплетницы мыть кости моей маленькой. - Сейчас живет у отца, и у нее там какая-то нянька, постоянно с ней, даже уроки у нее проверяет.

Поворачиваюсь на девушек.

Обе плюхнулись на расстеленное на песке покрывало, сверкают попами в черных стрингах и заливисто смеются. Этим доморощенным стервам невдомек, что полураздетые тела наблюдать скучно, это убивает фантазию, и остается банальное желание засадить по самые гланды. Мужчинам нравится скромность, и это не миф, впервые раздеть ее в спальне, уложить в кровать и смотреть на то, что под одеждой было скрыто, трогать - это почти секс.