Чувства в душе у врача были двойственные. В нём боролся хирург, призванный спасать людей, не взирая ни на что, и добропорядочный гражданин, который не будет помогать, убийце дальше убивать.
Долг врача победил, и Глеб Никифорович отдал команду готовить операционный блок для срочной операции. Он будет делать ревизию ран, доставать инородные тела из брюшной и грудной полости. Врач не находил в себе силы отказать пациенту, пусть даже этот пациент неделю назад кружил вокруг его саней, чтобы сожрать своего будущего спасителя.
Когда хирург уже шёл в операционную, он снова увидел в коридоре ту девушку, стоящую одиноко возле стены. Она была в полушубке, брючках и сапожках. Увидев доктора, девушка приблизилась к нему:
- Доктор, скажите, раны опасные? Шансов, наверное, нет?
У Глеба Никифоровича от близости к такому милому, в отличие от старшей угрюмой сестры, созданию закружилась голова, и сердце готово было выпорхнуть из груди. Он вмиг подтянулся, приосанился и просто пропел:
- Что вы, что вы! Всё будет хорошо, я вам обещаю! Я сделаю всё возможное, не волнуйтесь!... - и в эту минуту его ладони непроизвольно коснулись её ладоней, и они стояли в коридоре, держа, друг друга за руки и не могли насмотреться друг другу в глаза... Как будто не было ничего вокруг, только они, и... вечность.
Но тут дверь в операционную открылась, и уставший раздражённый анестезиолог окликнул врача:
- Так, ну вы идёте там? Вас ждём.
Глеб Никифорович выпустил руки девушки и направился к двери. Затем оглянулся и спросил:
- Как вас зовут?
- Селена... - ответила девушка.
"Я так и думал... Волшебное имя... Это рок, судьба.." - пронеслось в голове у врача.
- Всё будет хорошо, Селена, я вам обещаю.
И он закрыл дверь. Операция началась.
Глава 7 - Никодим
Глеб Никифорович оперировал пациента: произвёл лапаротомию, сделал ревизию брюшной полости, ушил раны печени, тонкого кишечника, резецировал прядь сальника, достал из брюшной полости дробины, задренировал и ушил. Когда же он стал разбираться с ранением органов грудной клетки осиновым колом, то заметил одну странную особенность: обособление левой и правой плевральных полостей друг от друга бало не полным, что встречается у собак. Глеб Никифорович очень удивился: "Так люди они всё же изначально, или волки? Как же происходит эта метаморфоза? Обратима ли она?"
Достав из грудной полости пациента кусочки древесины после ранения осиновым колом, ушив раны лёгкого и выведя дренажные трубки, врач удивился живучести пациента. При прочих равных условиях, как ему показалось, человек давно бы погиб, а вот это гибрид, мистическая помесь человека то ли с животным, то ли с нечистой силой - продолжала дышать, проявляя удивительную жизнестойкость и выносливость. Как врач, он был этому рад. Но оставался один вопрос: как, же выживать обычному человеку, когда на борьбу с ним выходит такая живучая нелюдь?
Необычного пациента перевели в палату, а его родственники уехали. Хирург вернулся в свой кабинет и сел писать протокол операции. Пелагея Ивановна заварив ему чай с плюшками, которые сама напекла и принесла из дома, сидела на кушетке и занималась формированием из отрезов марли салфеток. Санитарочка Варвара Игнатьевна перемыла везде полы и сидела возле окна в коридоре, вязала внукам носки. Она при этом покачивалась и напивала себе под нос какую-то молитву. Февральское солнце постепенно садилось, озаряя деревья и кусты, окружающие прибольничный сквер, в оранжево-розовый оттенок. Синичек и снегирей, что резвились до этого на ветках, больше не было слышно.
- Ну что, явились, ироды? - первой нарушила молчание Пелагея Ивановна, - Не запылились? Глаза их бесстыжие! Человек спасает, а они ... У, зверюги бессовестные...
- Да уж, Пелагея Ивановна, - поддержал её Глеб Никифорович, -хорошо ещё, к себе не позвали... - он грустно улыбнулся.
- А вы бы и не поехали! Ишь, нашлись! И в прошлый раз зря поехали. Говорил я вам. Сани есть, лошади есть, Дорога накатана, пусть едут!
- Пелагея Ивановна, - Глеб Никифорович после раздумий захотел всё же спросить, что его беспокоило, - а как ими становятся?...
Пелагея Ивановна заканчивала делать салфетки. Она свернула последнюю, бросила её в сердцах в стопку готовых, и сердито начала:
- Да как такими иродами становятся... Душу продают дьяволу, вот как становятся.
Глею Никифорович ожидал чего угодно, только не этого. Он открыл рот от неожиданности, потом всё же выдавил из себя:
- А я думал, это по наследству, по генам...
- Какие гены! Никаких генов там не надо! - Пелагея Ивановна начала активно объяснять, - им для того, чтоб не выродиться, надо периодически дитя от нормального селянина иметь. Они же изгои. Их выгнали в своё время изо всех деревень в округе, переселили в заброшенную Нелюдимку. Так вот по весне, когда в местных мужиках кровушка-то бродит, начинают их местные девки прикидываться невинными овечками и соблазнять. И это хорошо ещё, если жив, останется соблазнённый после того, как девка поймёт, что беременна. А то ведь, как правило, пропадали мужики после этого. Загрызали они их там, что ли, сволочи! - Пелагея Ивановна выругалась в сердцах.
- Ну, так, рождаются они, получается, уже полуволчатами?
- Нет, - терпеливо объясняла Пелагея Ивановна, наглаживая доктору на завтра новый белый халат, - рождаются-то они вроде как нормальными. И растут нормальными, только их не крестят, и крестики носить не дают. Но в определённом возрасте проходит у них какой-то обряд...
- Инициация? - переспросил врач.
- Я не знаю, как это называется, может и "цитация", мы не спрашивали у этих нелюдей. Но по слухам знаем, что лет так в десять-двенадцать выводят они своих волчат ночью в лес, обязательно чтоб в полнолуние. В круг становятся, огни разжигают, кого-то призывают, все в образе зверей, и закалывают жертву. Чаще крадут корову, козу, но могут и человека, если в лесу попадётся. Дают пить кровь своему волчонку, есть мясо людское. Потом он что-то повторяет за ними, ходят они по кругу, взявшись за лапы, и в итоге втыкают перед ним в землю ножи. Волчонок-то их, в смысле- пока ребёнок простой, кувыркается через эти ножи. И должен после этого обратиться в оборотня, тогда его примут в стаю, будет помогать охотиться, выслеживать. Если он, прыгнув через ножи, не обернулся в волчью шерсть - съедают они его там же, нелюди. Не их он, отверг его дьявол. Не желал он продавать душу и служить, что-то не так повторил, специально ли, нечаянно? Звери, одним словом, нелюди. Сваво ребятенка, представляете? У нас однажды Савка хромой нечаянно подсмотрел. Иду, говорит, летом лесом, заблудился малесь, вижу - свет впереди. Ну, я бегом на свет, радуюсь, думаю - люди там, помогут выйти. Хорошо ещё не выскочил сразу, успел рассмотреть этих вурдалаков на поляне возле огней. Затаился, говорит, наблюдаю. И вдруг вижу, ребёнка сваво малого эти сволочи, грызут. Он орёт, вырывается! Ну, негодяи, убила бы! Антихристы! Так Савка наш бегом оттуда в мокрых штанах пять километров без оглядки бежал. Думал: с ума сойдёт. Но Бог миловал. Поседел только волосами, как вы...
Глеб Никифорович непроизвольно погладил свои коротко стриженные с сединой волосы.
- Вот вам, доктор, сколько лет? - пытливо интересовалась Пелагея Ивановна.
- Двадцать семь, - признался доктор.
- Ну вот, жениться вам надо. Будет у вас жена, помощница ваша. Веселей будет. Может, и вурдалаки от вас быстрей отстанут. Они ведь к одиноким цепляются, женатых реже трогают. Одиноких охмуряют...
Глеб Никифорович молчал. Он вспомнил девушку, пришедшую к ним в больницу вместе с отцом поутру. Красота её была необычна, загадочна и таинственна. И с виду-то ничего особенного, правда, распущенные длинные волосы и какие-то изумрудные, миндалевидные глаза... Вот эти глаза не давали покоя врачу. В них хотелось глядеть, в них хотелось тонуть... Он снова обратился к Пелагее Ивановне:
