- И пускай сиганёт. Что же я поделаю? Я сделал для него всё, что мог. Железные решётки только на окнах первого этажа, на втором нет. От этого сдержать я его не смогу. И, Варвара Игнатьевна, убедитесь, пожалуйста, что входная железная дверь в приёмный покой тоже закрыта на засов...

Убедившись, что подпор двери надёжный, врач и санитарочка снова разошлись по своим местам. Баба Варя, убедившись, что входная дверь закрыта надёжно, вернулась на кушетку смотровой; Глеб Никифорович пошел отдохнуть в свою комнату, что была смежной с его кабинетом, на первом этаже.

Врач уснул. Он очень устал за день, поэтому даже плохое предчувствие не смогло заставить его взбодриться и отказаться от ночного отдыха. В голове был туман, глаза слипались, и сон овладел им быстро.

В полудрёме, тонком сне, он увидел стаю волков, которая неслась на всех порах через поле к больнице... Впереди стаи был вожак - самый крупный, злой и свирепый Никодим... Глеб Никифорович рассмотрел его кровожадное и хитрое лицо. Оно было настолько уродливо и обезображено гримасой злобы, что вздрогнул от ужаса, но тяжёлые от усталости веки не открылись и проснуться он не смог...

Стая рывками приближалась к больнице, оставляя за собой лишь клубы снега. Они неслись через долгие поля, и дорогу своим детям освещала равнодушная к людским страданиям холодная мать-луна. Она укрывала их от чужих глаз лёгкой дымкой и по ней они сверяли путь.

Глеб Никифорович спал. Но сон его был беспокойным. Он слышал, как терзают какую-то девушку, чьё-то рычание, а она кричала: "Помогите!" Врач во сне идёт по палатам: а там кровь... кровь... кровь... И в тёмных ночных палатах - никого живого, двери и окна распахнуты, везде со свистом и воем гуляет ледяной ветер...

Вот он в растерянности снова выходит в коридор... Идёт по темному коридору, слыша лишь завывание ледяного ветра и гул своих шагов... Один, он совсем один в больнице... Он не доглядел, он потерял своих, доверенных ему больных! Где они? Куда они исчезли? Что с ними стало?...

Глеб Никифорович судорожно жмёт включатели во всех палатах и коридоре, но в темноте, озаряемой лишь предательским светом луны, он слышит только щелчки переключателя... Света нигде нет, во всей больнице вырублен свет... Кто-то перекусил кабель.

"Где же больные? Где все?" - врач побежал в конец коридора, и вдруг, в самом конце, он увидел одиноко стоящую чёрную фигуру высокого плечистого человека...

Тот его ждал. И увидев, что хирург его наконец-то заметил, тихо засмеялся:

- Ну что, студент? Где твои больные? Потерял?

Врач не знал, что делать: бежать или нападать на чёрный силуэт. Он стоял в растерянности, не понимая, чем эта встреча закончится. И тут зверь с фигурой человека бросился на него...

Глеб Никифорович вздрогнул и проснулся. Кругом стояла зловещая тишина. Окно в его комнатке было зашторено отрезом из белой ткани. Сквозь эту щель пробивался полоской слабый мерцающий свет луны. Голова была не свежая, она кружилась, и хирург с трудом понимал: то, что происходит сейчас - реальность или следующий сон?... Его вдруг повлекло к входной двери... Он шёл к ней, не совсем понимая, зачем это нужно. И совершенно очевидно чувствовал, что за массивной железной входной дверью в приёмный покой стоит этот огромный силуэт на ногах и ждёт...

Врач уже дошёл до двери и руки потянулись отодвинуть затвор. Зачем ему это было нужно - он не понимал. Ему казалось, не плохо бы подышать свежим морозным воздухом... Когда хирург уже почти отодвинул затвор, в голове он услышал внушающий ему низкий тихий голос предводителя стаи: "Открой, студент..." В эту секунду в голове у него прояснилось, он вспомнил сон и понял, кто и зачем ему командует. Глеб Никифорович в последнюю секунду остановил свои руки и не убрал всего засова. В то же мгновенье в дверь с диким рёвом стало биться какое-то мощное, огромной силы существо. Оно низко и громко рычало, рядом с ним кто-то визжал и так же пытался пробиться в щель двери. Сзади закричала с испугу и убежала в коридор проснувшаяся баба Варя. Она захлопнула за собой дверь и стала кричать: "Караул!" и звать на помощь... Глеб Никифорович остался один в приёмном отделении, запертом с одной стороны входной дверью, с другой - дверью, ведущей в коридор, из которого доносились крики санитарки и постовой медсестры, мечущихся по первому этажу.

- Открой, слышишь, открой! - грозно рычало и клокотало за дверью. Хирург лишь удерживал засов, чтоб он не вылетел от ударов сотрясающейся двери, так же плечом поддерживая её.

Внезапно удары в дверь и рычание прекратились. Глеб Никифорович отошёл от засова, не до конца понимая, что происходит и, не желая верить в происходящее. Он стоял, весь мокрый от пота, и пытался отдышаться. Вдруг сверху, со второго этажа, так же послышались истошные женские крики, и он услышал шум и глухие удары. Снова женские визги, звон стекла, чей- то рёв...

Хирург стал стучать в закрытую бабой Варей дверь, чтоб подняться на второй этаж. Он стучал и кричал, звал Варвару Игнатьевну, но шум и рёв на втором этаже всё перекрывал, и врачу оставалось только догадываться, что там происходит...

Тогда Глеб Никифорович бросился к окну своего кабинета. Все окна первого этажа были обрешёчены, но в кабинете хирурга могла открываться маленькая форточка. Он осторожно её приоткрыл, чтобы понять, что происходит...

С улицы доносился грозный низкий рык, как командный голос:

- Спусти нам верёвки. Спусти простыни. Слышишь? Что ты там телишься? Открой дверь в палату, выйди в коридор и открой входную дверь!

Это Никодим так разговаривал со своим младшим братом, стоящим у открытого окна на втором этаже. Тот пытался что-то объяснить, что у него не хватает сил выбить дверь в палате. Наверное, она чем-то подпёрта. И простыня всего одна, даже вместе с пододеяльником её не хватит, чтоб подняться Никодима. Тот рычал и заставлял брата стараться, но брат только жалобно скулил...

Глеб Никифорович наклонил голову слишком близко к открытой форточки, и тут чья-то мохнатая цепкая когтистая рука схватила его за шею и притянула к форточке. Он хотел вырваться, схватил пальцы этой лапы, чтоб они его не придушили, но через форточку, сквозь решетку, уже лезла страшная рожа, открыв свою пасть и показав слюнявые клыки. Хирург изо всех сил ударил скалящуюся морду в нос, и оборотень на секунду ослабил хват. Этого времени было достаточно, чтоб врач вырвался и отбежал от окна. Мохнатая лапа, просунутая сквозь форточку, ёрзала по воздуху, пытаясь кого нибудь захватить когтями.

Распахнулась дверь в коридор, и Глею Никифорович в темноте присел, чтоб его не было видно. В руке он нащупал ножку табурета и решил ударить входящего по голове наотмашь... То суетилась, и плакал от страха баба Варя. Она совсем растерялась, кружила по приёмному покою вся в слезах и с причитаниями:

- О, Господи, что же делается? Матерь Божья, пропадаем!

Хирург выбежал ей навстречу и спросил:

- Вода святая есть? Ладан? Иконы? Хоть что-нибудь?

Баба Варя побежала в смотровую и вынесла от туда елей. Остался с прошлого раза, когда в больницу приезжал батюшка для освящения заведения. Где-то на первом этаже слышался звон разбитого стекла, на втором снова женские визги, мужские крики, топот и грохот.

- Варвара Игнатьевна, ставьте везде кресты! - скомандовал врач. - На окнах, на дверях, мажьте елеем кресты! И молитесь! Иначе сегодня - наша последняя ночь...

Хирург кинулся на второй этаж. Там, разбуженные криками и грохотом пациенты изо всех сил удерживали дверь в палате с оборотнем. Тот почти проломил полотно двери, но на его пути стоял шкаф и стол с кроватью, которые подпирали защищающие свои жизни люди. Глеб Никифорович спросил:

- Святая вода есть?

Одна бабушка, что поступила с почечной коликой, посеменила и принесла бутылочку со святой водой. Глеб Никифорович вылил её на расцарапанную, практически разломанную дверь. Он слышал звон стекла окон на первом этаже, но надеялся, что оборотни не пролезут сквозь рёшетки... Кто-то робким дрожащим от страха голосом затянул "Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его...". Остальные подхватили...