Так они держались до утра. С первыми лучами солнца атака на больницу закончилась, и стая, вместе с сиганувшим из окна братом Никодима, унеслась в белое поле, создавая после себя клубы снежного вихря, как будто её и не было. Измотанный ночным сопротивлением народ разбредался по палатам. Врач спустился вниз, чтобы осмотреть разор, который нанесла стая больнице...
Глава 10 - Отец Василий
Хирург доложил в вышестоящие инстанции о ночном происшествии в больнице; обещали разобраться, наказать виновных и помочь с ремонтом. Но опытная Пелагея Ивановна как в воду смотрела:
- Ну и что мы им предъявим? Следы собак на снегу? Волки окружили больницу?
Глеб Никифорович упорствовал:
- Тогда надо их всех перестрелять! Пока они звери - перестрелять! Распоясались! Житья нет! Все стёкла в больнице побили. У меня тут люди, после операции, а в палатах холодно! Нет, я так этого не оставлю. Или перестрелять, или в зоопарк, или лечить их принудительно. Но что-то сделать нужно. Так дальше продолжаться не может.
Врач решительно вышел из кабинета и направился к дому сельского священника отцу Василию. Это был молодой высокий полноватый добродушный мужчина с бородой. Он жил недалеко от сельской церкви, с матушкой и тремя детишками-погодками. Селяне отца Василия уважали, многие при встрече снимали шапки, кланялись, целовали руку, прося благословления. Именно отец Василий выстроил церковь после пожара вновь. Он же боролся тогда с нежитью на колокольне.
Глеб Никифорович пришёл вовремя: батюшка только что приехал с отпевания деревенского мужика Трифона в соседней деревне. Врача пригласили за стол, поставили перед ним пироги, стакан молока и тарелку мочёных яблок. Глеб Никифорович с отцом Василием поздоровались, познакомились впервые, хоть были наслышаны друг о друге.
- Ну что, отец Василий,- начал бодро сельский врач, - иду за советом и помощью. Слышали вы, наверное, что у нас в больнице этой ночью произошло? Хорошо хоть люди живы остались. Мы уж думали - живыми не выберемся, честно сказать... Что вы об этом думаете? Можно как-то бороться?
Батюшка опустил задумчиво голову, рассматривая скатерть. Погладил бороду и начал:
- Это ведь, Глеб Никифорович, не вчера началось... Не завтра, думаю, и закончится. Но соглашусь с вами: надо что-то делать. Так этого оставлять нельзя. Они не только в вашей больнице наследили. Они забежали под утро на свиноферму, погрызли двух свиноматок, утащили поросят, перепугали до смерти сторожа (он залез на чердак, еле достали). В общем - вы правы: расслабились мы после их массового изгнания из наших деревень. А они обнаглели и снова всё возвращается.
- А что это было за изгнание?
- О, это было лет десять назад. Я тогда только заступил быть настоятелем, церквушку восстанавливали. Заново построили, на другом месте. От прежней после пожара ничего не осталось. Народ в церковь потянулся, приняли с радостью, помогали обустраивать всем миром. Но вот "что-то" мешало всегда. И были у меня мысли, что это "что-то" и спалило прежнюю церковь... Нечистая сила, как ещё назвать. Но она вселялась в сельчан... Вернее, кто сам выбрал путь служения ей. Были такие.
Почему-то именно в нашем крае процветают оборотни. Почему? То ли близость и окружение леса? То ли лесные топи этому способствуют? Но вот завелась именно такая порода этой нечистоты у нас.
Вообще раньше, люди рассказывали, они "таких" закалывали, затем топили или закапывали. Ну, раньше нравы были суровые. Извели, в общем, почти всю породу. Осталась девка с бабкой в одной заброшенной деревне.
Ну и приглянулась она нашему прежнему председателю... Вернее, не приглянулась, а охмурила она его. Чародейство там было применено, я так считаю. А он, Савелий Денисович, - хоть человек был хороший, но религию не признавал... И церковь отказывался восстанавливать... Это понятно, забот много, а раз самому не надо - то и другие обойдутся. Вот тут -то и началось. Хомутала, родила ребёнка, он погиб... Они с бабкой и младенцем сбежали.
Потом селяне заметили ещё какую-то "нежить" страшную, бегающую мимо домов по ночам. Думали - девка та, что была женой председателя, вернулась. Да нет, оказалась женой Макара, Ульянов... Что бабе не жилось? Зачем связалась? Ходила бы чаще к причастию, да о детях думала - не обуяла бы её "эта сила". А когда человек не защищён крестом да крестным знамением - тут ей полный разгул...
- Ульяну больше не видели?
- Ну как же? Я с ней боролся лично, когда она из звонаря моего, Михаила, выпустить кровь решила. С колокола её снимал. Визжала, вырывалась, покусала меня... Эх!
- Так, вы всё разговариваете, а доктор даже к угощениям не притрагивался! - шутливо упрекнула мужа матушка Серафима, заглянув в комнату.
- Да, Глеб Никифорович, ты ешь, давай, угощайся! - опомнился батюшка, - А то мы с тобой разговорились...
- Спасибо, спасибо, - вежливо стал извиняться молодой врач, - очень вкусно! Но истории эти тоже интересные. Надо понять, что же дальше делать.
- Ну, так вот, - продолжал батюшка, убедившись, что Глеб Никифорович взял пирог и стал, есть, - Стали мы в своё время уговаривать Макара, чтоб вернул ножи-то на место. Жаль было Ульяну. Дети ведь у неё, как-никак. Ну, заплутала одержимая баба. Но ведь помочь хотелось.
Я приходил к нему, просил. Обещал молиться усиленно за неё. Как только обернётся обратно человеком, говорю ему, - в церковь её насильно приведём, отчитывать будем. Мне в этом деле даже брат Епифан с соседнего края помочь желал. Батюшка там тоже хороший у них, усердный. Правда, такой нечисти у них не водилось. Но соборной молитвой он обещал помочь.
Ну а Макар - ни в какую... "Ты не видел, - говорит, - образину её. Я как увидел, да голос услышал - нет, не нужна она мне более. Я забыть не мог, три ночи не спал, боялся, что вернётся. Или детей в лес утащит."
Не сговорились мы с Макаром. Не смог я его убедить. Так и "потеряли" мы Ульяну. Где она бродит? По каким лесам? Жива ли? Эх... Это теперь одному Богу ведомо... Он же всем и судья...
Батюшка замолчал, задумчиво устремив взгляд свой в окно. Глеб Никифорович вывел его из воспоминаний:
- Отец Василий, так как же переселили?
- А... Ну так что? Такое засилье началось! Расползлись по всему селу, во многих домах были те, кто практиковал эти "перекрути через ножи". Уж я в храме объяснял, и по домам ходил, увещевал - бесполезно... Как взбесился народ...
Стали люди сельские в лесах пропадать. Сначала думали - заблудились. Потом некоторых находили, объеденных. Затем этих нежитей прям ночами стали селяне видеть то в коровниках, кто - на ферме... Ужас просто, страх такой был у людей! Боялись вечерами из дома выходить.
Ну и собрались как-то все вместе обсудить. И ведь каждый понимал, что возможно, это и его сродники таким занимаются.
Поэтому решили для начала всех, каждый со своей семьёй, в церковь на службу привести. Я буду всех причащать, кропить святой водой, отчитывать. Чтоб стало страждущим, да и селянам, облегчение.
Но трудно шли "такие" в храм. Один селянин рассказывал, что когда сказал жене о том, что завтра на службу пойдём - так она на него набросилась... Всё лицо расцарапала. А он и не подозревал, что его жена этим занимается... Вспомнил, что иногда ночью пропадала. Но она говорила, что к телятам ходила, посмотреть, как они?
Горевал тогда... Что делать? Общие дети, любит её... Беда...
Вот так и у многих в семьях... Снова собрались решать, как быть? Кто предлагал стрелять "нежить". Как ночью увидишь - пали! Но ружья не у всех есть, да и пожалели люди тогда своих заблудших родственников. Понимать надо... У некоторых взрослые дети этим занимались, у кого - старики... Неразбериха была страшная.
Ждали, надеялись, боролись, кто как мог. Я ходил по домам, освещал жилища.
Закончились эти ожидания тем, что стали людей по ночам из домов утаскивать. Ну, это уже слишком! Тут уже даже разговаривать нечего. Лесник давно уже их в лему стрелял, даже не извиняясь и не выясняя, кого прибил. Ну, его можно понять: один он там. Съедят в первую очередь.
