Полюбовавшись около часа этим великолепным зрелищем, мы тронулись в путь и продолжили подъем по пологому склону, пока не оказались в самой высокой точке гребня Венгенальпа. Уже давно мы оставили позади себя ели, которые напоминали бравых солдат, отброшенных назад во время атаки: у самого подножия горы они стояли густым ельником, словно армия, сплотившая свои ряды; выше, разбросанные по склону в зависимости от своей жизненной силы, они походили на стрелков, прикрывавших отступление; и наконец, там, где заканчивались их владения, не было уже ничего, кроме поваленных стволов без коры и хвои: они лежали, будто груда мертвых тел на поле битвы, над которыми потрудились мародеры.
Прежде чем начать спуск по противоположному склону, мы, стоя на самой вершине, бросили прощальный взгляд на тот край, с которым нам приходилось расставаться, и приветствовали тот, в который нам предстояло вступить. И тут я заметил, что мы случайно оказались в центре круга, имевшего около тридцати шагов в окружности. Хотя вне этого круга вся земля была сплошь покрыта альпийскими розами, пурпурной горечавкой и зарослями аконита, почва у нас под ногами была голой и высохшей, как это бывает в наших лесах в тех местах, где выжигают древесный уголь. Я обратился за разъяснениями к Вилле-ру, но он заставил себя долго упрашивать, прежде чем согласился рассказать мне связанное с этим местом предание, да и то, стоит отдать ему справедливость, заранее предупредил меня, что сам он в него не верит.
Некогда жил в долине Гадмен один дерзкий смельчак, весьма сведущий в магии и превративший зверей в своих послушных слуг. Каждую ночь с субботы на воскресенье он собирал их на самых высоких вершинах: то медведей, то орлов, то змей и, стоя в центре очерченного волшебной палочкой круга, границу которого звери не могли пересечь, призывал их свистом, а когда они скапливались вокруг него, давал им приказания, которые они должны были тотчас выполнять на всех землях Оберланда. Но однажды, призвав драконов и змей, он повелел им, видимо, нечто настолько ужасное, что они, вопреки обыкновению, отказались повиноваться. Волшебника охватил яростный приступ гнева, и он прибег к помощи таких колдовских сил, какие ему никогда еще не приходилось пускать в ход, настолько его самого пугали заклинания, которые при этом следовало произнести и которые, как он знал, были не только всемогущественны, но и в высшей степени преступны. Едва он их произнес, как два дракона отделились от скопища окружавших его рептилий и направились к соседней пещере; колдун решил было, что заклинание подействовало и он вновь обрел над ними власть, но вскоре драконы появились снова, неся на себе огромного змея, глаза которого сверкали, словно два карбункула, и на голове которого красовалась небольшая бриллиантовая корона: это был царь василисков. Драконы приблизились к границе круга, внутрь которого они не могли проникнуть, подняли своего повелителя на плечи и перебросили его через магическую черту: таким образом, он пересек ее, не коснувшись. Колдун успел лишь осенить себя крестным знамением и промолвить: "Я погиб"; на следующий день его нашли мертвым посреди этого адского круга, и с тех пор на этом месте ничего не растет.
Мы немедленно покинули это проклятое место, продолжив свой путь в Гриндельвальд, и благополучно туда прибыли, не встретив по дороге ни царя, ни царицу василисков.[74]
Мы задержались в гостинице ровно настолько, чтобы заказать себе ужин, и тотчас направились к леднику, находящемуся всего лишь в четверти часа ходьбы от селения.
Я уже так много рассказывал о различных ледниках, что воздержусь от описания этого, тем более, что ничего особенного он собой не представляет. Я расскажу лишь об одном трагическом происшествии, свидетелем которого он стал и который помогает как нельзя лучше понять особый характер тех отважных и преданных людей, что служат горными проводниками.
На ледник Гриндельвальда ведут несколько лестниц, грубо вытесанных во льду; вначале я был не очень-то склонен совершать это восхождение, но Виллер, зная мою слабость ко всему необычному, заявил, что наверху мне удастся увидеть нечто интересное, и я тут же последовал за ним.
После довольно утомительного подъема, занявшего около четверти часа, мы ступили на поверхность ледника, более пологий склон которого облегчал дальнейшее продвижение; однако на каждом шагу нам приходилось огибать глубокие расселины, чьи стены, становившиеся все темнее по мере того, как они уходили вниз, смыкались на глубине пятидесяти, шестидесяти, а то и ста футов. Виллер перепрыгивал через эти трещины, и я, в конце концов, последовал его примеру; пройдя еще с четверть часа, мы подошли к круглому, словно колодец, отверстию во льду. Виллер бросил туда большой камень, лишь через несколько секунд достигший дна, и затем сказал мне:
— В тысяча восемьсот двадцать первом году господин Мурон, пастор из Гриндельвальда, разбился насмерть, упав в эту пропасть.
Вот как это произошло, и вот каковы были последствия этого несчастья.
Господин Мурон, один из самых знающих исследователей здешнего края, посвящал все свободное время походам в горы; обладая неплохими познаниями в области физики и великолепно зная ботанику, он сделал несколько любопытных метеорологических наблюдений и составил гербарий, в котором были собраны и классифицированы по видам почти все растения Альп. Отправившись однажды в новую экспедицию, он пересек ледник Гриндельвальда и, остановившись в том месте, где стояли сейчас мы, стал бросать камни в отверстие, находившееся перед нашими глазами. Прислушившись к звуку от падения нескольких камней, пастор решил посмотреть, как выглядит пропасть изнутри, и, воткнув альпеншток в противоположный край отверстия, наклонился над бездной: непрочно державшийся посох соскользнул, и пастор упал вниз. Его проводник прибежал в селение и, с трудом пере-водя дыхание, сообщил там о приключившемся на его глазах несчастье.
Прошло несколько дней, и весть о случившемся разошлась по всей округе; пастора все любили, а поскольку горе, вызванное его гибелью, было очень велико, мало-помалу пробудились сомнения в честности проводника, который его сопровождал; вскоре эти сомнения переросли в уверенность, и в деревне стали говорить, что пастора сначала убили и затем только его тело бросили в пропасть: убийца будто бы хотел украсть у пастора его часы и кошелек.
И тогда собралась вся корпорация проводников, запятнанная подозрением в лице одного из своих членов; проводники решили, что тот из них, кому выпадет жребий, спустится, рискуя жизнью, в пропасть, ставшую могилой для их несчастного пастора, и, если на теле пастора окажутся часы и кошелек, это будет означать, что проводник невиновен. Жребий выпал Бургенену — одному из самых сильных и выносливых жителей округи.
В назначенный день все жители деревни собрались на леднике; Бургенен обвязался веревкой вокруг тела, повесил на шею фонарь, взял в одну руку колокольчик, чтобы дать знать, когда придет время его поднимать, в другую — альпеншток, чтобы уберечься от порезов об острые выступы льда, а затем соскользнул вниз и повис на веревке, которую удерживали четверо мужчин, постепенно опуская его в пропасть. Дважды, задыхаясь от недостатка воздуха, он звонил в колокольчик, и его вытягивали на поверхность; но, наконец, в третий раз те, кто держал веревку, почувствовали, что тяжесть на другом ее конце возросла, и вскоре в отверстии появился Бургенен вместе с изувеченным телом пастора.
На мертвеце нашлись часы и кошелек!
Надпись на надгробном камне, установленном на могиле пастора, удостоверяет несчастный случай, жертвой которого он стал, и самоотверженность того, кто рисковал своей жизнью, чтобы его тело упокоилось в христианской могиле. Вот эта надпись:
ВОЗЛЮБЛЕННОМУ МУРОН У, ПРОТЕСТАНТСКОМУ ПАСТОРУ, ЛЮБЕЗНОМУ ЦЕРКВИ СВОЕЙ УЧЕНОСТЬЮ И СВОИМ БЛАГОЧЕСТИЕМ.
РОДИЛСЯ В ШАРДОННЕ В КАНТОНЕ ВО 3 ОКТЯБРЯ 1790 ГОДА.
