Берн был заложен в 1191 году Бертольдом V, герцогом Церингенским. Едва строительство города было закончено и герцог укрылся за крепостной стеной с крепко запертыми воротами, он принялся подыскивать имя для своего детища, проявляя такую же заботливость, с какой мать подбирает имя для ребенка, рожденного ею на свет. К несчастью, воображение у благородного сеньора, видимо, не было сильной стороной его ума, ибо не сумев найти желаемое, он созвал на пир всю окрестную знать. Торжества длились три дня, а имя, подходящее для крещения его детища, так и не было выбрано, как вдруг кто-то из гостей предложил, дабы этому затруднению был положен конец, устроить на следующий день в окрестных горах большую охоту и дать городу имя того зверя, который будет убит первым. Это предложение было принято с восторгом.
На следующий день, на рассвете, все отправились на охоту. Прошел час, как вдруг раздались торжествующие победные крики, и охотники бросились к тому месту, откуда они доносились: как выяснилось, лучник герцога убил оленя.
Бертольд, по-видимому, был весьма разочарован, что его слуга продемонстрировал свою ловкость на звере подобного вида. И он заявил, что не даст своему славному и сильному городу, который должен служить военной крепостью, имя зверя, ставшего символом робости. Любители глупых шуток утверждали, что жертва служит олицетворением еще одного символа, о котором их сеньор преднамеренно не упомянул: герцог Бертольд был стар, и у него была молодая и красивая жена.
В итоге было объявлено, что выстрел лучника следует считать недействительным, и охота продолжилась.
Ближе к вечеру охотники встретили медведя.
Хвала Господу! Вот животное, чье имя не могло опорочить ни чести мужчины, ни чести города. Несчастный зверь был безжалостно убит, и новорожденная столица получила крещение его кровью. В четверти льё от Берна, возле ворот кладбища Мури-Штальдена, и в наши дни высится камень, удостоверяющий происхождение названия города лаконичной, но весьма точной надписью на старонемецком:
ERST BAR HIE FAM.[58]
Против столь авторитетного свидетельства возражать не приходится. Я же на словах добавлю, что всецело верю в рассказанное нашим студентом предание, которое служит всего лишь предвестником другой истории, еще более занимательной, ожидающей нас впереди.
Тем временем мы пересекли улицу, затем большую площадь и, наконец, оказались перед кафедральным собором. Это готическое здание весьма примечательного стиля, хотя он и противоречит архитектурным правилам эпохи, ибо у собора, несмотря на его положение архиепископской церкви, есть лишь колокольня, но нет башни; к тому же колокольня усечена на высоте ста девяносто одного фута, что придает ей сходство с огромной головой сахара, у которой отделили верхнюю часть. Собор начали строить в 1421 году по проекту Маттеуса Хайнса, которому было отдано предпочтение перед его соперником, чье имя осталось неизвестным. Тот затаил чувство злобы, рожденное этим унижением, и однажды, когда стены здания уже достигли определенной высоты, он попросил у Маттеуса позволения подняться вместе с ним на верхнюю площадку строящейся церкви. Маттеус, не испытывая к нему недоверия, согласился на это с легкостью, делавшей честь скорее его самолюбию, нежели осмотрительности, повел соперника за собой и стал показывать ему, не оставляя без внимания ни малейшей подробности, как продвигается работа, которую его противник одно время надеялся возглавить. Тот рассыпался в высокопарных похвалах таланту своего собрата, а Маттеус, желая доказать, что он заслужил их не напрасно, предложил осмотреть остальные части сооружения и повел своего соперника самой короткой дорогой, рискнув ступить на высоте шестидесяти футов над землей на доску, которая своими концами опиралась на две смежные стены, пересекая их под углом. В тот же миг раздался пронзительный крик: несчастный архитектор полетел вниз.
Никто, кроме соперника, не был свидетелем несчастья, случившегося с Маттеусом. А тот рассказал, что под тяжестью тела доска, неустойчиво лежавшая на двух стенах, неодинаковых по высоте, перевернулась, и он с болью увидел, как Маттеус падает вниз, но не смог прийти ему на помощь. Неделю спустя он получил по праву преемственности должность покойного и велел установить там, где тот упал, великолепную статую в его честь, заслужив благодаря этому среди жителей Берна прочную славу человека скромного и незаносчивого.
Мы вошли в собор; его внутреннее убранство, как и во всех протестантских храмах, отличается простотой; лишь два надгробия стоят по обе стороны его клироса: под одним из них покоится герцог Церингенский, основатель города, под вторым — Фридрих Штайгер, который был городским головой Берна, когда в 1798 году французы захватили город.
Выйдя из собора, мы направились к внутреннему городскому бульвару: если память мне не изменяет, он называется Террасой. Бульвар располагается на высоте ста восьми футов над нижним городом; отвесная стена, наподобие крепостной, поддерживает землю, предупреждая оползни.
С этой террасы открывается один из красивейших видов в мире. У ее подножия разноцветным ковром стелятся крыши домов, а между ними извивается, подобно змее, Ааре, река своенравная и быстрая, голубые воды которой берут начало в ледниках Финстераархорна; она лентой опоясывает со всех сторон Берн, этот огромный укрепленный замок, которому окружающие горы служат передовыми оборонительными сооружениями. На втором плане возвышается Гуртен, холм высотой в три-четыре тысячи футов; за ним ваш взгляд устремляется к бесконечной цепи ледников: они закрывают горизонт, словно алмазная стена, и напоминают ослепительно сверкающий пояс, за которым, чудится, должен существовать волшебный мир из сказок «Тысячи и одной ночи»; это разноцветный шарф с тысячью оттенков, который утром, под лучами солнца, переливается всеми цветами радуги — от фиолетового до нежно-розового; это сказочный дворец, который вечерами, когда город и равнина уже погружены во тьму, еще какое-то время продолжает освещаться последними проблесками дневного света, медленно затухающими на горных вершинах.
Эта великолепная площадка, сплошь засаженная чудесными деревьями, служит внутренним городским бульваром. В двух кафе, которые размещаются в разных углах террасы, гуляющей публике подают изумительно вкусное мороженое; между этими кафе, посередине парапета террасы, на камне выбита надпись на немецком языке, засвидетельствовавшая событие поистине чудесное. Разгоряченная лошадь, верхом на которой сидел молодой студент, понесла и с высоты террасы бросилась вниз вместе с наездником; лошадь разбилась насмерть о мостовую, но молодой человек отделался лишь несколькими ушибами. Животное и человек совершили прыжок с отвесной кручи, пролетев сто восемь футов. Вот дословный перевод этой надписи:
Сей камень поставлен в знак преклонения перед всемогуществом Господа, дабы передать память о нем нашим потомкам. С этого места господин Теобальд Вайнцепфли 25 мая 1654 года прыгнул вниз сидя верхом на лошади. После этого происшествия он тридцать лет прослужил пастором в церкви и умер в преклонном возрасте и в ореоле святости 25 ноября 1694 года.
Позднее одна несчастная женщина, приговоренная к каторжным работам и введенная в заблуждение этим примером, решилась повторить подобный прыжок, спасаясь от преследовавших ее солдат, но ей посчастливилось меньше, чем Вайнцепфли: она разбилась о мостовую.
Бросив прощальный взгляд на великолепный вид, открывающийся с террасы, мы направились к нижним воротам, чтобы взглянуть на Берн с высоты Альтенберга, покрытого виноградниками чудесного холма, который высится по другую сторону Ааре, немного возвышаясь над городом. По дороге нам показали небольшой старинный постоялый двор, на вывеске которого красовался сапог. Вот какое историческое предание связано с этой вывеской, бесспорно способной вызвать удивление у того, кто обнаруживает ее над дверью торговца вином.
