— Не любишь это имя? Или дело в сокращении?

Я задумалась. Скорее всего, в данном конкретном случае, меня бесило все вместе — и имя, и неудачное сокращение, и то, каким тоном его произносил Пашка. Но признаться в этом даже себе я была пока не готова.

— Не знаю, — чуть заметно дернула плечом, привалившись к теплому боку, когда крепкая рука обвила мою талию, придвинув к хозяину упомянутой конечности, — наверное, сокращение. Ну, нелепо же звучит, согласись!

— Возможно, — неопределенно пробормотал парень, а затем ошарашил вопросом, — а если попробовать по-другому? Настенька? Настюша? Стасенька?

— Ужас какой! — рассмеялась, чуть толкнув его в бок, — даже не надейся, откликаться на такое не стану! Сделаю вид, что вообще незнакомы.

— Хм, — неопределенно хмыкнул Вова, задумавшись. Судя по всему, мой смех ничуть не охладил его энтузиазм. И мне стало по-настоящему любопытно, что еще он придумает. Если начистоту, то я млела от того, как звучало мое имя в его исполнении. А уж от «ласкового» варианта внизу живота словно иголочки закопошились, заставляя дышать глубже. Даже несмотря на то, что само производное имени чуть резало слух.

— Нюша?

— Угу, как свинку из мультика, — попыталась изобразить я возмущение, но получилось не очень убедительно. Хорошее настроение и рвущийся наружу смех сводил все возмущение на нет, трансформируясь в характерное сдавленное похрюкивание. Самое оно к «Нюше»!

Следующая пауза оказалась заметно короче.

— Ася?

И тут задумалась уже я, «проглотив» первый порыв фыркнуть.

Это версия моего имени не отталкивала и не раздражала. Да и звучала на удивление мягко и нежно, словно и не обо мне вовсе. На «Асю» хотелось обернуться, даря смущенную улыбку и ласковый взгляд тому, кто этого действительно заслуживает…

— Ясно, — кивнул Вова, правильно истолковав мое молчание. А затем пальцами аккуратно прикоснулся к моему подбородку в безмолвной просьбе повернуться, — Ася…моя Ася…

И нежный до головокружения поцелуй словно закрепляет за мной право стать такой, какой я отражаюсь в темных глазах напротив…

Неделя пролетела в мареве ласк, поцелуев и совсем чуть-чуть — учебы, которая никак не позволяла забыть о себе в преддверии неотвратимо приближающихся экзаменов. Я разрывалась между книжками, лекциями, работой и желанием проводить как можно больше времени с Вовой. Он, судя по всему, тоже — иначе как объяснить то, что теперь меня встречали после занятий и провожали домой, затем отводили на работу и терпеливо ждали, когда можно будет оттуда забрать. И зацеловывали до синяков в подъезде, не желая отпускать и прощаться.

Я с трудом заставляла себя уходить каждый раз домой, чувствуя сладкую тяжесть внутри и подрагивание в мышцах. Отчаянно борясь с желанием пригласить парня в те дни, что мать пропадала у своего Валеры. Хотелось повторить те вечера, когда я болела — лечь с Вовой на мою постель и удобно расположиться на крепкой груди, позволяя обнимать себя и касаться обнаженных ног или талии под задравшейся футболкой… Но колкое смущение не давало даже заикнуться об этом, парализуя саму способность говорить.

И я успела давно забыть о предупреждении парня, когда очередной сюрприз от своенравной дамы по имени «Судьба» беспардонно вторгся в мою жизнь, добавляя в нее темных красок…

— Настя! Настя, иди сюда!

Крик матери раздался неожиданно, напугав — обычно она не имела привычки оповещать меня о своем приходе. Поэтому, удивленно одернув подол старой голубой футболки и забравшуюся штанину свободных домашних штанов, встала, со стоном потянувшись — завтра должен был состояться итоговый зачет по оперативной хирургии с допуском к экзамену, и я прилежно повторяла материал, с сожалением отказавшись от ежевечернего свидания, — и направилась в прихожую.

Увиденное повергло меня в настоящий шок.

— Настя, познакомься, это Валерий Антонович, — представила мне мать стоявшего рядом с ней мужчину. Он уже разулся, но куртку снять не успел, и теперь молча разглядывал меня, пока мать одновременно раздевалась и говорила, — я тебе про него рассказывала. Надеюсь, вы поладите.

А я с каждой секундой все больше убеждалась, что не поладим.

Потому что один вид стоявшего напротив человека мне совсем не понравился…

Возможно, будь я постарше, смогла бы объяснить, в чем крылась причина моего мгновенного неприятия, но сейчас подсознание взяло бразды правления в свои руки, заставляя остановиться и сложить на груди руки. О том, чтобы подойти ближе, и речи не было.

Передо мной стоял мужчина примерно пятидесяти лет, выше меня на голову, улыбаясь странной улыбкой, не затрагивающей глаза. Три «золотых» зубы впечатление ничуть не улучшили. Излишняя худоба бросалась в глаза, как и седина в коротком ежике волос с залысинами на лбу. Футболка невнятного кофейного цвета и черные джинсы — вполне обычный вид, если не обращать внимания на одну немаловажную деталь. Мужчина был весь покрыт непонятными татуировками, перемежающимися со шрамами различной степени привлекательности. Какие-то надписи на пальцах, фигура обнаженной женщины на правом предплечье, какая-то звезда на шее…внутри полыхнуло чувство беспричинной опасности, лишая малейшего желания оставаться в коридоре.

— Да ладно тебе, Валька, не трынди, — я едва не вздрогнула от низкого хриплого голоса Валерия, который отмахнулся от моей матери, — чего нам делить-то? Мы же поладим, да, Настя?

Я замедленно кивнула, стараясь ровно дышать, чтобы не выдать свой страх и непонятное болезненное волнение, сжимающее грудь.

Мать, наконец, освободившись от одежды и обуви, сделала три шага в сторону кухни, покосившись на меня как-то странно.

— Валерочка, пойдем? — она говорила непривычно ласково и даже немного заискивающе, — отчего мне захотелось скривиться, — посидишь со мной, поговорим, а я пока на стол накрою. Гости уже скоро придут.

— Пойдем, пойдем, Валька, — мужчина даже не посмотрел в ее сторону, продолжая гипнотизировать меня, как змея мелкую мышь, — и Настя с нами пусть идет. Выпьем, поближе познакомимся, да?

Беспомощно перевела взгляд на мать, пытаясь найти поддержку в ее лице — само собой в их компании я не нуждалась нисколько. Но тут же вздрогнула от злости, сквозившей в каждой черточке лице женщины. Даже опешила на мгновение, не понимая, что с ней творится и что я снова сделала не так.

Но уже через секунду постаралась взять себя в руки, делая полшага назад в подтверждение прозвучавших слов.

— Нет, нет, спасибо, это лишнее, — качнула головой, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал ровно, — мне заниматься нужно, зачет завтра. Так что я, пожалуй, пойду…

— Может, хотя бы на полчаса прервешься? — Валера уже успел разуться и теперь шагнул ближе к матери, попытавшись меня уговорить, но не слишком настойчиво, как мне показалось.

— Нет, извините, очень много учить, — снова помотала я головой, сделав еще полшага назад.

— Вот вырастила на свою голову заразу неблагодарную, — возмущенно начала мать, повысив голос, — живет здесь, а от простых людей и матери морду воротит! Ишь ты, книжки ей семьи важнее! Давно хочу с нее этот гонор сбить, да руки не доходят!

— А ну цыц, баба глупая! — рявкнул мужчина так, что мы с матерью синхронно подпрыгнули, — раскудахталась, аж в ушах звенит! Сама дура-дурой, так радуйся, что хоть дочь выучится, да человеком станет! Иди, Настя, учись. Еще успеем пообщаться…

Получив многообещающий до ярости взгляд матери и холодно-оценивающий от Валерия, я быстро скрылась в своей комнате. И тихо, но надежно заперла дверь, стараясь успокоить заполошно колотящееся сердце. Несмотря на заступничество мужчины, радости не ощущала. И неприятное предчувствие так и не отпустило, даже после того, как я успокоилась окончательно.

Решительно вдохнув и выдохнув несколько раз, вернулась на стул, пододвинув к себе учебник вплотную. Нужно было успеть просмотреть как можно больше материала, особенно того, который вызывал наибольшие трудности.