— Уф, — раздалось короткое сверху, а я испуганно обернулась.

— Прости, — пробормотала в искреннем раскаянии, но Вова всего лишь потирал нижнюю челюсть, так что большого урона, похоже, нанести не удалось.

— Ерунда, — отмахнулся парень, подтверждая мои выводы, а затем повторяет вопрос, — так что? Куда?

И ни грамма отвращения к происходящему. И недовольства не видно. И презрением не пахнет. Даже жалости не нахожу, хотя смотрю пристально и в глаза. А Вова и не думает отворачиваться, смело встречая мой внимательный с оттенком паранойи взгляд. Только улыбается чуть заметно, словно каждый день наблюдает явление пьяных родственниц на пороге. И таскает их пачками, не напрягаясь…

Я видела все сама, своими глазами. Но до конца поверить все равно не получалось.

— А ты разве не хочешь…в смысле, я пойму, если, — голос сорвался, и я закусила губу, переводя взгляд на его грудь. Черт, ну почему я до сих пор так на все это реагирую?! Когда научусь «держать лицо»?

— Уйти? Ты это хотела сказать? — молчу, но парень и не настаивает на ответе, продолжая сам, — нет, не хочу. И не собирался. И вообще, мне кто-то свидание должен. И поцелуй. И прогулку…

— Эй! — возмущенно вскидываю голову, встречая насмешливый взгляд напротив, — а ты ничего не путаешь? Когда я успела столько задолжать?

Напряжение исчезло, а легкая с ноткой иронии атмосфера, что царила между нами до прихода моей родительницы, постепенно возвращалась, щедро сдобренная моим облегчением и запредельной надеждой. Что в этот раз все будет иначе. А ведь парень и раньше показывал, что отступать не намерен…

— Извини, инфляция, произвол и грабительские проценты, — мне подмигивают, привлекая к себе. И я с судорожным вздохом встречаю крепкие объятия, чувствуя, как становится физически легче.

— Ну, что, операция «Миграция»? — звучит мне в затылок через полминуты, а я тихо смеюсь.

— Угу, — киваю, отстраняясь, — поехали!

— Быстро слезай!

— Нет, — а сама тянусь дальше, стараясь достать дальний верхний угол старой рамы, — мне еще чуть-чуть…

— Твою ж мать!

На щиколотках тут же смыкаются сильные пальцы, буквально пригвождая меня к месту. Я демонстративно фыркаю, пытаясь подергать то одной, то другой ногой, но в спину раздается еле слышное рычание, а хватка усиливается.

Из вредности протираю верхнюю часть оконного стекла весьма внушительных размеров, а потом показательно встряхиваю тряпку, бросая ее в стоящее недалеко от меня ведро.

Закрываю внутреннюю раму, с силой вгоняя верхний шпингалет на место, и изо всех сил стараюсь сдержать рвущуюся наружу улыбку, когда в спину доносится выдох облегчения.

Вторая рама поддается легче, и теперь уже я довольно вздыхаю — на сегодня работа закончена.

— И не рычи на меня! — с наигранной вредностью показываю парню язык, когда меня отпускают, позволяя повернуться.

Подоконники в здании высокие — приходится забираться ногами, так как моего роста не хватает, чтобы дотянуться до самого верха со старого стула. Но это обстоятельство, стопроцентно огорчившее бы в любое другое время, теперь несказанно радовало.

Потому что все мучения окупались тем, что с этого самого подоконника меня заботливо снимали…

— А ты прекращай изображать из себя камикадзе, — недовольно бурчит Вова, хмурясь, — ни страховки, ни решеток, нихрена! Дались тебе эти окна! Говорил же, давай я помою!

— Ага, помню, спасибо, — откликнулась я, красноречиво приподнимая бровь и складывая на груди руки, игнорируя протянутую руку парня, — только после твоего мытья мне пришлось еще раз все стекла перетирать. Не вижу смысла делать всю работу дважды.

— На-а-астя, — у Вовы вид человека, который пытается втолковать мне очевидные вещи, — это же всего лишь окна! В каком-то вшивом спорткомплексе, а не Метрополе! Кому какая разница?

— Нет уж, Вов, — качаю головой, давая понять, что спорить на этот счет дальше не намерена, — никакой разницы. Свою работу я буду делать либо хорошо, либо никак. Потому что порядок начинается с мелочей. И с таких вот окон во вшивых спорткомплексах.

Молчание длится недолго. Вова пристально смотрит в мое лицо, словно раздумывая над сказанным. А затем делает быстрый шаг вперед…

— Ой! — взвизгиваю от неожиданности, вцепляясь пальцами в плечи парня, когда меня, обняв за середину бедер, резко сдергивают со злосчастного подоконника. Захват сильный, но мне все равно страшно, и пальцы немеют в попытке обрести надежную опору, — дурак! Поставь меня!

Но Вова с мстительным смешком поворачивается со мной вокруг оси прежде, чем слегка разжимает объятия, позволяя мне соскользнуть чуть ниже. Ровно настолько, чтобы его руки подхватили меня под ягодицы. И я рвано выдыхаю, на этот раз сдержав вскрик.

Но взгляд напротив, поймавший мой в непосредственной близости, гипнотизирует. И я тут же забываю и о своем страхе, и о своем возмущении. Лишь краем сознания отмечаю, что меня сажают на тот самый подоконник, с которого стащили меньше минуты назад.

— Прости, — тихо произносит, так и оставшись стоять между моих разведенных ног. Только ладони с ягодиц переместил чуть выше, но ненамного, — только мне каждый раз кажется, что еще шаг и ты соскользнешь и вывалишься.

— Ну, куда я вывалюсь, Вов? — мягко перебираю короткие волосы на голове парня, получая какое-то извращенное удовольствие. В таком положении я выше его на полголовы, но нам это ничуть не мешает, — держусь крепко, наружу не свешиваюсь, акробатикой не занимаюсь. А для суицида второй этаж это совсем бесперспективно.

Он снова на секунду хмурится, но тут же «возвращает» брови на место.

— Пусть так, — коротко кивает, чуть прикрывая глаза на нехитрую ласку, — но смотреть на это все равно не могу. Поэтому буду держать сам.

И я не могу сдержать улыбки, когда его ладони, словно в подтверждение слов, вжимают меня в мужское тело. И несмотря на то, что мы одеты, а в помещении настежь открыта дверь, поза кажется предельно откровенной, откликаясь странным смущением в груди.

Миг, и правая ладонь парня ложится мне на шею, проводя большим пальцем по губам и заставляя приоткрыть их. И я с готовностью поддаюсь, одновременно чуть подаваясь вперед. А руки будто живут своей жизнью, перемещаясь на мужские плечи и шею…

И снова его губы на моих. И снова жаркое дыхание заставляет замереть в предвкушении, прикрывая глаза. Не от смущения, вовсе нет. Только лишь затем, чтобы ничего не отвлекало от восхитительных ощущений, позволяя насладиться в полной мере.

С готовностью отвечаю на поцелуй. Чувствую легкую шершавость обветренных губ парня и успеваю коротко лизнуть нижнюю, как награду встречая его прерывистый вздох. И снова он перехватывает инициативу. Уделяет внимание моим губам поочередно, чтобы затем жадным движением прильнуть к моему рту, окончательно сводя с ума.

И я с нетерпением встречаю его язык своим, пока его пальцы ерошат мои волосы, распуская небрежный узел на затылке. И через секунду выгибаюсь, издав короткий тихий стон, когда мужские ладони нетерпеливо и уверенно ложатся на голую кожу спины, пробравшись под тонкий джемпер на молнии…

Мы оба тяжело дышим, но остановиться даже не пытаемся. Какой там, нас снова «занесло», впрочем, как и все разы до этого. Тогда, после моей болезни, почти три недели назад, между нами все как-то изменилось. Может дело в моем укрепившемся доверии, может, в уверенности парня в отношении ко мне, но в чем я была точно убеждена — это не просто «химия», это нечто большее. И банальные поцелуи натурально «сносили крышу», вырубая здравый смысл к чертовой матери и не позволяя вовремя остановиться.

И с каждым днем мне было все очевиднее, что тот момент, когда мы не сможем остановиться, опасно близок. И эта «очевидность» заставляла чувствовать себя весьма неуютно. Потому что я никак не могла отделаться от мысли, что все происходит слишком быстро. И в то же самое время, желание захлестывало с головой, посылая разум в неведомые дали.