Но все вопросы и размышления вылетели из головы, стоило парню задержать на мне внимательный взгляд.

— Привет, — откликнулся он, скидывая ботинки и стаскивая куртку. Ставший привычным приложением к парню рюкзак, был аккуратно поставлен на пол, — как себя сегодня чувствуешь?

— Замечательно, — с энтузиазмом откликнулась я, принюхиваясь. Откуда-то просачивался запах кофе…и ванили…и снова кофе…

— Я рад, — Вова подхватил рюкзак и шагнул ко мне, внимательно разглядывая в непосредственной близи, — выглядишь намного лучше. Теперь я уверен, что угадал…

— С чем? — недоуменно интересуюсь, когда парень направляется в кухню, вынуждая шагать следом.

Мы доходим до стола, на который Вова ставит рюкзак, аккуратно расстегивая молнию. Чтобы достать оттуда…

— Боже, — мой стон неподдельный, идет из самого нутра, а пальцы подрагивают в нетерпении, когда я тяну руки к парню, — полцарства за кофе! Ты не волшебник, Вов! Ты — намного лучше! Спаси-и-ибо…

— Не за что, — ему приятна моя реакция, это прекрасно видно по широкой открытой улыбке и мелким характерным морщинкам вокруг глаз. Еще один стакан он берет себе, доставая следом коробочку с двумя слойками с вишней. И некоторое время мы молчим, отдавая дань вкусностям.

— Чем сегодня займемся? — спрашивает меня брат Пашки, когда я собираю пустые стаканы и выкидываю их в мусорное ведро, — можно посмотреть старые выпуски КВН или Stand up, например…Или, может, что-нибудь конкретное хочешь?

— Хочу, — киваю с готовностью, смахнув со стола тряпкой крошки и поворачиваясь к парню лицом, изобразив загадочность, — я почти здорова. Предлагаю разнообразить наше времяпрепровождение…

Хотела добавить про прогулку — хотелось на улицу, просто даже подышать свежим воздухом, но осеклась. Потому что Владимир шагнул ко мне, как-то хищно ухмыльнувшись. А ладонь, коснувшаяся моей шеи, так вообще заставила забыть про все.

— Как же долго я ждал этих слов, — бормочет парень прямо мне в губы…

И в следующий миг жаркий поцелуй стирает вокруг меня реальность.

Я с готовностью приоткрываю губы, позволяя усилить напор. Отвечаю с не меньшим желанием, подаваясь вперед — хочется быть еще ближе, прижаться еще теснее. Мои ладони уже на мужской шее, а я выгибаюсь, вжимаясь грудью в торс парня. Легко царапаю затылок с коротким ежиком волос, то ли поглаживая, то ли раззадоривая.

Вова тоже не отстает — его ладони давно легли на талию, обжигая тонкую полоску кожи между топом и бриджами. Проникают пальцами за край топа, гладят спину и лопатки. С силой вжимая в себя, делая поцелуи запредельно искушающими.

Безумно хочется коснуться кожи парня под белой тонкой толстовкой, красующейся на нем сегодня, но я почему-то медлю в странном смущении. А через секунду заметно вздрагиваю, когда сильные ладони сжимают мои ягодицы, разгоняя электрический разряд вдоль позвоночника…

И тут же едва сдерживаю разочарованный стон, маскируя его под шумный выдох, когда Вова неожиданно отстраняется.

— Теперь буду знать, что говорить, — выдыхаю, постепенно приходя в себя. Вова ласково гладил мои обнаженные плечи, уткнувшись носом мне в затылок и пытаясь отдышаться, — только уточни, тебя так выздоровление «завело» или разнообразие?

Веселый смешок всколыхнул волосы, пощекотав кожу.

— Скорее выздоровление, — пробормотал и отстранился, продолжая улыбаться и смотря мне прямо в глаза.

— А больная не привлекала? — изобразила притворную обиду. Даже руки в бока уперла для полного сходства.

— Дурочка, — меня мягко щелкнули по носу, — любая привлекаешь. Только целоваться с заложенным носом это прямой путь к самоубийству через удушье. Я точно знаю, пробовал.

Теперь уже смеюсь я, машинально пробегаясь пальцами по мягкой ткани толстовки.

— Ну, теперь-то…

Договорить не успеваю.

Звонок в дверь обрывает разговор, а я чувствую прилив надежды и радости.

Это же наверняка Пашка! Мой Пашка! Я не выдержала молчания и вчера написала другу сообщение с просьбой объяснить его поведение. Ответа не дождалась, но, скорее всего, друг просто решил выяснить все при личной встрече! И от предвкушения этой самой встречи на душе стало одуряющее легко, до эйфории.

Едва удержалась, чтобы до двери не побежать. Второй звонок застал уже в коридоре, и я ускорила и без того быстрый шаг. Владимир двигался следом бесшумной тенью, но я едва ли его замечала. Сейчас все мысли были безраздельно заняты визитером.

И от этого пальцы дрожали, а я приложила слишком большое усилие, едва не получив удар по лбу дверью…

Вовремя отшатнулась, но тут же застыла на месте, не веря своим глазам. Чувствуя, как леденеют руки и деревенеют мышцы, не позволяя ни одного лишнего движения. Парализуя даже дыхание, которого стало критически не хватать…

— А вот и я! Встречай маму, доча! — мать была неестественно веселой, а избыточный румянец на щеках и блеск глаз выдавали причину этого с головой. Впрочем, неуклюже завалившись в квартиру, она остановилась, уставившись на нас. И нахмуренные брови быстро заменили слишком широкую улыбку, — о, а я смотрю, тут и без меня было весело? Да?

Я потрясенно молчала. А внутри шок постепенно сменялся злостью с примесью стыда — облегчение от того, что мать нашлась живой и здоровой, оказалось куда меньше раздражения от ее состояния и поведения. А через несколько секунд от первого и вовсе ничего не осталось…

— Молчите? Ну, молчите, молчите, — бросила мать, пытаясь разуться и придерживаясь за стену, пытаясь не упасть. После пятой попытки у нее получилось, — не ожидала от тебя, дочь! Я только за порог, а она уже хахаля привела! Бордель тут устроила! Шалава!

Куртка летит на пол, но матери нет дела. Приходит понимание, что она куда пьянее, чем мне показалось сначала. Но мысль пролетает буквально мельком — родительница размахивает руками, не позволяя ее игнорировать.

— Выметайся, давай, отсюда, кобель! — с ее губ слетает капелька слюны и я брезгливо кривлюсь, отступая, — пошел вон! Праздник закончился, ищи себе другую ночлежку! Давай! Вон!

Шаг — и мать заносит. Она пытается зацепиться за стену, но руки скользят по гладкой поверхности. Неуклюже она заваливается на бок, едва не цепляя головой тумбу для обуви. А затем, возмущенно что-то пробормотав, обнимает свой же сапог, прикрывая глаза.

Чтобы через пару секунд уснуть, громко засопев…

Это фиаско.

Позорное и полнейшее.

И стыд душит, не давая поднять глаза. И лицо снова горит, только эмоции на приятные не тянут даже отдаленно. А мир перед глазами смазывается, стремительно теряя краски…

Господи, за что? Чем я так провинилась, чтобы моя жизнь стала именно такой? Каждый раз, когда мне кажется, что все потихоньку налаживается, находится ложка — нет, не дегтя, субстанция смердит куда насыщеннее, — и все возвращается к той точке, откуда начался отсчет.

Вот только сейчас мне обидно донельзя. И слезы скапливаются в уголках глаз, вынуждая зажмуриться, чтобы не пролилось ни капли. В груди все сдавило с такой силой, что терплю из последних сил. Кажется, что если я сейчас не выплесну все эмоции, выжигающие органы изнутри, то просто растворюсь на мельчайшие частицы, как в самой едкой кислоте…

Мелькает желание грубо встряхнуть женщину у порога — назвать ее матерью сейчас даже про себя не получается, хлестнуть по щеке, за шкирку отволочь в ванну или в спальню — трезветь или отсыпаться, я еще не определилась. Но ужасаюсь сама от себя, стараясь отвлечься на ровное глубокое дыхание. Вдох…выдох…

Это моя жизнь.

Дерьмовая, но другой не дано.

Я справлюсь. И в этот раз. И в следующий.

Вот только переживу ту минуту, которая понадобится Владимиру, чтобы уйти.

И когда-нибудь обязательно выйду из этой квартиры, чтобы никогда не вернуться. Чтобы оставить все это за спиной, забыв навсегда…

Вдох…выдох…

Минута. Ровно минута, Настя. Ты сможешь.

Вдох…

— Ну что, куда нести? В спальню?

От голоса, прозвучавшего над ухом, едва не подпрыгнула, дернувшись. Чтобы тут же затылком впечататься во что-то твердое…