— Замолчи сейчас же! — она дернулась вперед, а я на миг испугалась, что меня сейчас ударят. Но мать только зло и резко одернула куртку, отворачиваясь и отпирая дверной замок, — что, завидно, что у самой ничего нет? Так надо ноги раздвигать не под студентами, а под нормальными мужиками! Вырастила тварь неблагодарную! Нет бы, за мать порадоваться, что личная жизнь наладилась! Че вылупилась, дура? Дай пройти!

И, чувствительно толкнув меня плечом, мать вылетела из квартиры, оглушительно хлопнув дверью.

А я обессилено сползла на пол, тяжело уронив голову на сложенные на коленях руки…

Было так муторно, что впору завыть на звезды. Мне так хотелось кому-то рассказать, с кем-нибудь поделиться, но никак не могла себя заставить перешагнуть через стыд. Все это казалось таким грязным, таким пошлым, что меня начинало тошнить от одной мысли, что придется вывернуть все это перед кем-то. Да и, как ни крути, стопроцентной уверенности в собственных подозрениях у меня не было. Пусть тысячная доля процента, но она существовала. Та самая, в которой неведомый Валера окажется просто обычным пузатым дядечкой с лысиной, который безумно влюблен в мою маму. И просто пьет с ней вместе. И дарит золотые украшения из случайного наследства от бабушки. И не только…

Впервые о нем мать заговорила, когда проспалась после «явления Христа народу» и выползла на кухню в поисках воды, в то время как я наливала себе чай. Простой вопрос о ее местонахождении на протяжении недели перерос в безобразный скандал. И тогда-то я и узнала, что существует некий Валера, с которым она познакомилась на сайте знакомств. И он весь такой замечательный, аки золотой слиток, и она отхватила джек-пот минимум в его лице.

Мои вопросы о том, знает ли она его фамилию, видела ли документы и прочее разбились о неконтролируемую агрессию. Подозревать этого святого человека в ее глазах было минимум кощунством. А попытки надавить на совесть, что она не поставила меня в известность о своем отъезде — недопустимым контролем со стороны «оборзевшей малолетки».

Оказалось, что Валера пригласил маму куда-то за город на базу отдыха. Там они, как я поняла, отдыхали в компании его друзей. То есть пили, судя по состоянию матери. И телефон она не забыла — просто Валера подарил ей новый. Айфон. Модель я определить не смогла — не разбиралась, а вот «яблочко» на обороте заметила. Как и царапины на корпусе, и длинную трещину на экране. На мои логичные, как мне казалось, вопросы, ответов я, разумеется, не дождалась. Вместо этого мне похвастались тоненьким золотым браслетом, туго врезавшимся в далеко не тонкое запястье матери…

Дальше — больше. Цепочка на шею. Кулон в виде рыбки. А теперь еще и серьги с кольцом… И даже мой, совершенно непрофессиональный взгляд, не давал обмануться — украшения явно были поношенные. Мать все более чем устраивало, а я начинала по-настоящему бояться. Воображение рисовало картинки, одну хуже другой, а я постепенно начинала сходить с ума. И осознание того, что мне нужна чья-то помощь — даже просто выговориться, крепло с каждым днем.

Да, пьянки дома стали реже, но радоваться этому у меня не получалось. Одна проблема сменилась другой, и едва ли она была легче и проще.

И сейчас, после жутких откровений Пашки и Вовы, очередной разборки с матерью, сидеть в одиночестве дома показалось сущей пыткой! Мне нужно было поговорить. С кем-то, кто не осудит. Кто просто сможет выслушать и дать совет. И перед кем не так стыдно, как перед остальным миром.

Первым безотчетным порывом было позвонить Вове. Я достала телефон из кармана и несколько секунд просто смотрела на экран в раздумьях. Не сомневалась, что парень приедет и поддержит, но…

Я вздохнула и набрала знакомый номер.

А после короткого разговора решительно встала и вышла из квартиры, крепко заперев дверь…

Телефон на столе внезапно завибрировал, начав выводить знакомую мелодия, а я вздрогнула. Покосилась на аппарат, лежащий дисплеем вниз, и накрыла его ладонью, чувствуя дрожание кожей. Мне не нужно было смотреть на имя абонента — каким-то шестым чувством знала, что это Вова…

— Так и не ответишь? — спросила Леся, когда мелодия стихла, а я так и не убрала руку, продолжая бездумно смотреть на нее, — тебе не кажется, что это перебор, Насть?

— Не знаю, Лесь, — вздохнула, убрав руку и повернувшись к подруге, сидевшей напротив, — с одной стороны понимаю, что это глупо. А с другой…это ведь вранье. Самое настоящее.

— П-ф-ф, — фыркнула девушка, вставая и включая чайник, — мне кажется, что ты преувеличиваешь. Вранье…не слишком ли категорично? Подумаешь, не сказал. Или должен был прибежать и сразу «заложить» тебе Пашку? Ай-ай-ай, братик не с той компанией гуляет, давайте ему по жопе дадим! Серьезно?

— Ну что ты такое говоришь! — искренне возмутилась я, всплеснув руками, — да и нашла, что с чем сравнивать! Это же Борщевский, Лесь! Да этот урод мне со школы столько нервов попортил, на три жизни хватит!

— А ты своему Вовчику про него рассказала? Поделилась сокровенным? Или сама молчишь, как партизан на допросе, и только от других безусловной откровенности требуешь? А, Насть?

Я открыла рот, чтобы снова возмутиться. А затем закрыла.

И задумалась…

У подруги я сидела уже около часа, и успела ей рассказать обо всех событиях сегодняшнего дня. Мне повезло, Леся оказалась не на свидании с Димой, дома и одна. И теперь, плеснув нам обеим белого вина в высокие пузатые бокалы, слушала мои откровения. И вслух, сопровождаясь ее выразительной мимикой и меткими, хотя порой совсем не ласковыми комментариями, они звучали совсем не так, как в моей многострадальной головушке. Причем страдала эта часть тела чаще всего от самой себя, чем от несправедливости и предвзятости окружающего мира.

Вот и сейчас всего несколькими вопросами она ввела меня в абсолютный тупик.

А Вова ведь на самом деле не знал о Борщевском ровным счетом ничего. Нет, эпичный момент на даче парень наверняка не забыл, но пояснять ничего я не стала ни тогда, ни после. Вот и получается, что…

А что получается? Сама придумала, сама обиделась?

Или нет?

Я так тяжко вздохнула, что Леся с удивлением покосилась на меня, присаживаясь обратно на стул. Мы расположились на кухне, довольно маленькой, но вполне уютной. Небольшой стол в окружении четырех стульев, компактный кухонный гарнитур, высокий холодильник, «рваные» занавески. Все в бело-оранжево-красных тонах — креативно и весело. Прекрасное помещение для дружной семьи…

И я.

Мда…

— А как же слова Пашки? — «уцепилась» я за последний аргумент, — ну, о том, что Вова знал, что он…ко мне, в общем, чувствует…

Произнести слово «любит» так и не смогла. До сих пор в голове не укладывалось, что лучший друг, с которым мы столько лет не расставались дольше, чем на пару дней, мог испытывать что-то большее ко мне. Когда это произошло?

Нет, я решительно не понимала.

— А что с ними не так? — приподняла брови подруга, сделав глоток прозрачного напитка и подцепив виноградину из блюда с фруктами, стоявшим тут же, на краю стола.

— Все с ними не так! — повысила я голос, но тут же осеклась, устыдившись собственного порыва, — получается, что Пашка ему доверился, рассказал. А он…ко мне…

— Ну, тут тебе лучше спросить у него самого, — Леся смотрела на меня с сочувствием, — ход мыслей мужчины понять сложно. Но я не вижу криминала — подумаешь, понравилась девушка. Тем более Пашка ему наверняка все уши прожужжал, сам тебя разрекламировал дальше некуда. Сам тормоз, если уж на то пошло! Мог бы давно попытаться выйти из френдзоны, вместо того, чтобы сейчас обижаться на всех вокруг.

— Лесь, ну зачем ты так, — попробовала я защитить друга, — не все же могут с места в карьер. Стеснялся, наверное…

— Ага, ага, — закивала она с иронией, — наверное. Так бы до пенсии и топтался вокруг в надежде, что само как-нибудь все сложится. Насть, не говори глупостей! Он прав только в одном — всем давно было понятно, что ты ему нравишься. Даже я тебе не раз прямым текстом говорила, что твой друг тебе не просто «друг».