Нам доводилось делать выставки картин Владимира Васильева, а теперь мы смотрим коллекцию произведений искусства, собранную Михаилом Барышниковым, и мне кажется, что и в вашей судьбе, и в судьбе Михаила, в вашем существовании в мире искусства, есть что-то общее. Как говорят — талантливые люди талантливы не только в своей профессией, но и в более широком ареале.

С Барышниковым наш музей связывают довольно давние отношения. В 2006 году мы показали выставку его фотографий. Он увлекается фотографией, это его хобби. В том же году мы показали выставку 28 акварелей Максимилиана Волошина, которые он привез в Москву в дар нашему музею. Впоследствии мне удалось во время моего пребывания в Нью-Йорке побывать в его центре искусств, и там в одной из комнат я увидела коллекцию принадлежащих ему художественных работ, в основном графических рисунков пером, акварелью и некоторых картин, которые, как потом оказалось, всегда сопровождали его. Даже уезжая в другие страны, он брал какую-то группу произведений с собой и развешивал их в помещениях, в которых жил. Я бы сказала, что это совершенно особый род коллекционера и коллекционирования, в котором есть что-то очень личное, интимное, очень близкое человеку, который собирает художественные произведения.

Вся коллекция тесно связана с его основной профессией, то есть он собирает главным образом графические произведения, посвященные балету, танцам, костюмам, сценографии и тем людям, которые действуют в этой области.

Основная масса произведений в коллекции Барышникова связана с тем временем, которое, наверное, дорого и вам, Владимир, это время первой половины двадцатого века, время антрепризы Сергея Дягилева — выдающегося популяризатора, в самом высоком смысле этого слова, российской культуры за рубежом. В 1906 году Дягилев представил в Париже выставку русской живописи, затем начались знаменитые спектакли собранной им труппы в Париже и в других городах Европы, это был человек очень широких взглядов и, главное, свершений. Дягилевские сезоны ошеломили Париж, в Европе даже не догадывались о мощи российского искусства. Огромное количество замечательных танцовщиков, которые составили гордость и славу балета двадцатого века, такие как Вацлав Нижинский, Тамара Карсавина, прошли через Дягилевскую антрепризу. Рядом с Дягилевым работало много выдающихся русских художников: Лев Бакст, Сергей Судейкин, Мстислав Добужинский, даже Михаил Ларионов, один из самых крутых русских авангардистов начала века, и прежде всего Александр Бенуа, который был не только художником, но и искусствоведом, невероятно образованным человеком. По его замечательным искусствоведческим трудам я тоже в свое время обучалась истории русского искусства.

Владимир Васильев: Миша Барышников не просто коллекционер. Как это бывает с очень талантливыми мастерами, они поневоле окружают себя людьми, которые в своей области достигли определенных высот, и сами оказывают воздействие на окружающих. С годами мы познаем мир гораздо больше и лучше и хотим поделиться своими знаниями и опытом. Я не знаю истории каждого рисунка в коллекции, каким образом что Миша находил, но я думаю, что здесь очень много подарков.

Для меня его коллекция важна тем, что через собранные им предметы люди могут представить себе Михаила Барышникова. Не танцовщика, о котором все знают, а понять, что же он все-таки сам по себе представляет как человек, вне своей профессии. Он, по всей видимости, любит находиться в атмосфере этих вещей, они — его мир. И очень важно, на мой взгляд, что это — мир русского искусства, он же все равно замечательный именно русский танцовщик, он — часть России, и даже живя за рубежом, он делится с миром тем, чему был обучен здесь. И в этом смысле он является продолжателем деятельности Дягилева. Своим примером, своим отношением к профессии они раскрывают людям вне России саму Россию.

Ирина Антонова: Очень точная мысль. Она касается и Мстислава Ростроповича, когда он жил за границей, и уже отдаленных от нас по времени крупных деятелей искусства, таких как Сергей Рахманинов, Фёдор Шаляпин. Оставшись где-то за рубежом, они несут Россию с собой все время и во всем. И они воспринимаются там, кстати, как русские танцоры, как русские певцы, как русские композиторы. Я должна вам сказать, что даже передача Барышниковым нам в дар акварелей Волошина, то есть того, что он любит, это, если хотите, жест доверия и любви к родине, прежде всего. Ему хочется, чтобы то, что он ценит, было здесь. И чтобы это пришло от него.

Наверное, по количеству больше всего в коллекции Барышникова работ Александра Бенуа. Мне кажется, Володя, вам тоже нравятся его этюды костюмов для «Щелкунчика», для «Жизели» и для других знаменитых балетов. Глядя на эту часть собрания, видно, что в чем-то Бенуа, которого, конечно же, Барышников знать не мог, потому что он скончался раньше, чем они могли бы познакомиться, становится его собеседником.

ВВ: Александр Бенуа — замечательный художник. К счастью, сохранилось очень много его работ. Я обожаю Бенуа. Когда мы смотрим его эскизы костюмов, декораций, да и в любых работах Александра Бенуа чувствуется интеллект и широкий диапазон художника. Бенуа воспитан, он интеллигентен, всегда точен в том времени, о котором нам рассказывает. У него действительно мы получаем не только эстетическое удовольствие, но и учимся. Его костюмы и декорации прописаны по деталям, не просто дотошно вылизаны, но выверены, он очень большое внимание уделял мелочам.

ИА: В коллекции Барышникова несколько интересных вещей Льва Бакста, в частности замечательный костюм для Иды Рубенштейн. Кстати, это не была Дягилевская антреприза, это была отдельная антреприза самой Иды. Очень красивые костюмы. Тогда именно Бакст объявил, что теперь в театре надо не слушать, а смотреть, и стал фактически первым модельером. Еще в 1903 году в Петербурге он оформил балет «Фея кукол», и Бенуа сказал, что Бакст занял доминирующее положение и стал единственным и непревзойденным. Бакст совершенно изумительный театральный художник, по его эскизам шили костюмы для всех ведущих танцоров Петербургского императорского театра, но главное, что он был прекрасным рисовальщиком, и каждый его рисунок или этюд — жемчужина. У нас, в Музее личных коллекций, есть большая группа его работ для театра из коллекции Ильи Самойловича Зильберштейна.

Очень удачны в коллекции Барышникова некоторые работы Сергея Судейкина, одного из художников объединения «Мира искусства». Я очень люблю этого художника, ироничного, острого и вместе с тем очень яркого. Даже не знаю, как они попали к Михаилу, где он их нашел, но вещи красивые безусловно.

У него есть одна работа Судейкина, которая стоит особняком — «Портрет молодого человека». Мне почему-то кажется, что это портрет человека тоже из балетного мира. В нем есть какой-то артистизм. Хотя нарисована только голова, но уже понятно, как стоит вся фигура.

ВВ: Что-то есть балетное в этом портрете, это верно, и главное — в глазах юноши. Я вспоминаю портреты танцовщика Леонида Мясина, его потрясающие миндалевидные глаза, смотришь на него и сразу видишь — да, это танцовщик.

ИА: Может быть, имя изображенного у Судейкина молодого человека и можно было бы найти где-нибудь. Конечно, Михаил не мог этим заниматься, но наши сотрудники провели некоторые изыскательские работы по его собранию и нашли, в частности, что изумительные пары Судейкина, видимо, исполнены в 1922 году для балета, который назывался «Саксонский фарфор».

Михаил Барышников рассказывает, что в 1975 году он впервые оказался в Париже, он гулял и совершенно случайно зашел в одну из галерей на Сене, где увидел рисунок Жана Кокто. Это знаковая, легендарная фигура всей французской культуры XX века. Кокто дружил с Прустом, работал с Дягилевым, с Пикассо, вместе с Пикассо сделал знаменитый балет «Парад». Он увидел его рисунок, изображающий Дягилева и Вацлава Нижинского вдвоем, и был совершенно потрясен. Он рассказывал, что тогда уже жил неплохо и мог позволить его себе купить. Это была первая покупка. Когда он пришел в гостиницу и просто поставил его перед собой, он вспоминает, что не мог опомниться, он считал, что это что-то невероятное, и был абсолютно покорен. С этого началась и уже длится больше тридцати лет его собирательская деятельность.