Я до сих пор скорблю, что Илья Самойлович не дожил до открытия музея. Он так хотел, чтобы музей состоялся, он мечтал, чтобы его пример и энтузиазм подвигли многих передать нам свои коллекции. Здание было отдано нам в конце 1987 года, а через несколько месяцев он скончался. Сам Музей личных коллекций был открыт в 1994 году.

Я бы еще раз хотела подчеркнуть огромную роль коллекционера. Ведь этих людей мало, относительно очень мало в нашем обществе, да и вообще в мире их немного. Но настоящий, истинный коллекционер — это человек, который не только удовлетворяет свой интерес и любовь к искусству, он помогает найти и спасти те художественные произведения, до которых работники музея могут не дойти. Коллекционеры — это особый круг энтузиастов, они всегда в поиске, иногда они находят художественные произведения у людей, которые даже не отдают себе отчет в их ценности. Известен случай, когда Илье Самойловичу один человек принес картину, которая очень давно хранилась в его семье. Он был уверен, что это Репин, и он даже настаивал, что это большая картина Репина, но Илье Самойловичу была свойственна категорически безапелляционная манера. Он сказал: «Репин?! Да никакой это не Репин! Немедленно выкиньте это недоразумение в мусорную корзину!». Но потом, почувствовав, что обидел человека, он замялся, смутился, и тогда этот человек сказал: «Знаете, у меня еще есть одна маленькая картина, но вас, наверное, она не интересует». — Зильберштейн ответил: «Покажите мне ее». А это оказался очень хороший Поленов.

Коллекционеры проделали невероятно важную работу. Они сохранили русский авангард, они сохранили русское искусство начала XX века в годы революции и послереволюционного времени. Они сохранили множество художников, которые не признавались в трудное для искусства времена — в 40-е, 50-е, 60-е и даже 70-е годы. То есть они сохранили не только ранний, начальный авангард, но и авангард более поздних десятилетий, «непубликуемое» искусство, которое ютилось в подвалах, сохранили работы непризнанных художников, многие из которых задешево продавали свои картины за рубеж. Например, картины Олега Целкова, а это очень крупный художник, практически все находятся за рубежом. Так что роль коллекционеров важна как в поиске старого, классического искусства, но может быть еще более в поисках авангарда, разных авангардов XX века, во всяком случае в нашем отечественном искусстве. Коллекционеры очень важные для художественного процесса люди, и Зильберштейн, конечно, возвысил это занятие. Он придал ему новый масштаб и новое измерение.

Судьба была благосклонна к Илье Зильберштейну, несмотря на все те удары, которые ему наносились в течение жизни. Когда в Кремле он получал Государственную премию, он сказал: «Я служу русской культуре». И он действительно служил этой культуре всю свою жизнь. Он очень любил реплику Эйзенштейна: «Справедливость всегда торжествует, только человеческой жизни иногда для этого не хватает».

Он обладал огромной силой воли. Людей подкупали его знания, эрудиция, находчивость, даже его чувство юмора. И оно ему, конечно, тоже помогало. Он сохранил одну историю в своих записках, просто как анекдот. Когда выходил том Маяковского, то тот деятель цензуры, кто просматривал этот том, написал на полях, что «Маяковский не мог поцеловать Лилю Брик 1000 раз». Зильберштейн добился свидания с этим цензором и сказал: «Вот вам, пожалуйста, томик Чехова. Чехов в письме к Ольге Книппер пишет: „Целую тебя 100 раз“. Почему, если уже больной Чехов мог поцеловать свою жену 100 раз, почему молодой, здоровый Маяковский не мог поцеловать Лилю Брик 1000 раз?». Оставили.

Илья Самойлович очень любил жизнь во всех ее проявлениях. Он очень любил природу, и его слабостью были собачки, которых он совершенно обожал. У него дома всегда были собаки, последних — Ромку и Крошку — он щеночками привез из Кисловодска.

Ирина Александровна много раз рассказывала мне об Илье Самойловиче, и чаще всего это были воспоминания смешные, и удивительно добрые. Помню, она говорила, как страстно собирал Илья Самойлович сведения о коллекциях Москвы, которые можно было бы поместить в задуманный им Музей личных коллекций. Однажды он позвонил ей, а может быть, и пришел в музей — не помню, и радостно объявил, что нашел замечательную коллекцию самоваров, и она очень украсит будущий музей. То есть он совершенно не был педантом, или строгим, академическим ученым при всем его серьезном научном подходе к работе. Он умел быть счастливым от счастья других, и он хотел и умел поддерживать это счастье. Ирина Александровна всегда улыбалась, вспоминая его.

Ирина Александровна была человеком разносторонним не только в разных сферах деятельности, но в первую очередь по разнообразным интересам и увлечениям. И многие люди, с которыми она поддерживала теплые дружеские отношения, также отличались широтой своих взглядов, знаний и творчества. Много лет Ирина Александровна дружила с Тонино Гуэрра. Она бывала у него в Италии, он приходил в музей, и в 2007 году в Пушкинском состоялась большая персональная выставка его работ.

В августе 2007 года мне позвонила Лора Гуэрра, супруга знаменитого итальянского писателя, кинодраматурга, поэта и художника Тонино Гуэрра, и предложила нашему музею показать его новые работы — девять больших металлических конструкций в виде фонарей-светильников, фонарей-лантерн.

Интересно, что послужило импульсом для создания этих оригинальных и необычных произведений. В 2006 году Тонино Гуэрра побывал со своей супругой в Ясной Поляне. Они съездили на железнодорожную станцию, откуда начался скорбный путь Льва Толстого и где он умер. В маленьком пристанционном музее они увидели небольшой фонарь — фонарь станционного смотрителя. Он был очень старый и явно висел там давно, наверное, его видел и Толстой. Учитывая особую поэтическую настроенность души Тонино Гуэрра, легко представить, что фонарь произвел на него сильное впечатление. Тонино Гуэрра подумал об том свете, который излучает культура, излучает до сих пор личность Толстого, и создал фантастические, довольно объемные, почти в рост человека, работы. Их всего девять. Сам Тонино рассказывал, что, когда он увидел маленький фонарь, который в руках носили станционные смотрители, он подумал, что он хочет сделать фонарь, который мог бы осветить последний путь Толстого.

Выставка Тонино Гуэрра «Лантерны Толстого» в ГМИИ им. А. С. Пушкина, 2007. © ГМИИ им. А. С. Пушкина

Художник Борис Мессерер, который постоянно работает с нами в организации выставок, расположил их в экспозиции особым образом, так, как если бы они вели диалог между собой. Это светильники, но они напоминают скульптурные изображения. Это старый металл, старое железо, которое выковал и обработал кузнец Аурэлио Брунелло, чье мастерство сам Гуэрра называет фантастическим. Гуэрра рассказывал, как принес эскизы фонаря этому кузнецу, а когда пришел смотреть сделанное, удивился, что фонарь не совсем похож на его задумку, он хотел бы видеть все фонари ржавыми, старыми, тогда кузнец сказал ему, что это его проблема, он сделает их такими. И сделал это с помощью специального орехового уксуса. Но все-таки фонарь выглядел очень аккуратным, новым, кузнец боялся испортить его. Тогда Тонино сказал, что ему надо посоветоваться с русскими, потому что Толстой — русский, и только они лучше знают, как должны выглядеть такие фонари. Тонино вернулся и сказал, что русские спросили, достаточно ли старым выглядит фонарь, достаточно ли он искривлен, побит. Тогда кузнец попросил еще неделю, сказав, что уж побитой-то вещь легко сделать. Так были созданы все фонари — замечательно старыми, странной формы, но каждый со своей душой. Какие-то части фонарей застеклены, и это стекло создала художница Клаудия Оруцо. Это два, в высоком смысле этого слова, ремесленника, с которыми постоянно работает Тонино Гуэрра. Когда все было готово, появилось много людей, которые захотели купить такие фонари. Но кузнец Аурэлио сказал, что это невозможно, он копий не делает.