«Маша, это Антонова!» — так раздавалось в моем телефоне на протяжении двадцати лет. Ирина Александровна звонила чаще по делу, но иногда и просто так.

Ирина Александровна Антонова была много-много-многолетним директором, а затем и президентом Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Кроме того, она была автором и ведущей телевизионной передачи «Пятое измерение». А я — тот человек, который помогал ей в этом. Я работала с Ириной Александровной с 2001 года до самого конца ее жизни, а знала ее, конечно, и того раньше. Еще учась в музейном клубе КЮИ[1] в школьные годы, я знала ее как «гения места» Пушкинского, она воспринималась нами не как важный директор, а именно как неотъемлемая часть музея, которая всегда присутствует в нем. И так случилось, что я стала бессменным режиссером программы «Пятое измерение» у бессменного автора Ирины Александровны Антоновой.

За двадцать лет существования нашей программы вышло больше 350 выпусков. В них рассказывалось о самом музее, о художниках, о временных выставках, а часть из них была посвящена близким Ирине Александровне людям, ее хорошим знакомым, прекрасным мастерам искусства двадцатого века, и мне показалось очень правильным объединить эти рассказы в книгу и подарить ее как самое душевное и важное, чего мы так часто не замечаем, гоняясь за призраками великого. Тицианы и Вермееры, Тёрнеры и Матиссы заслоняют от нас своим непререкаемым авторитетом мастеров, в силу разных причин менее известных, и мы проходим мимо многого, опираясь только на юбилейные даты из энциклопедии. Да и рассказывая о знаменитых людях, мы вынуждены сначала повторять самое главное, оставляя за скобками хронометража большое количество интереснейших деталей. Здесь все эти детали я постаралась сохранить.

Мы с Ириной Александровной часто разговаривали, и этими разговорами, то между делом и на бегу, а иной раз подолгу и вдумчиво, я делюсь с вами. Ирина Александровна была достаточно откровенна и охотно воспоминала, но не обо всем. Иногда отмахивалась — «ну, что говорить, давно дело было». И все же часто, в перерывах между съемками, я задавала ей вопросы, не скрывая того, что камера продолжает работать, и она отвечала.

Я представлюсь — меня зовут Маша. Я не очень люблю, когда меня называют полным именем или, тем более, по отчеству. Я уже взрослый человек, мама взрослых детей, но ощущаю себя такой же 26-летней, какой я пришла когда-то к Ирине Александровне. Она меня зарядила своей молодостью. Привел меня к ней папа. Я из телевизионной семьи, и мой папа — Лев Николаевич Николаев — хорошо известен тем, кто увлекается научно-популярным и документальным телевидением, и особенно тем, кто помнит передачу «Очевидное-невероятное». Я всегда была на телевидении, всю свою жизнь. Еще в школе мы с сестрой подбирали папе материалы для сценариев к фильмам и программам, искали стихи на нужную тему, исписывали страницы вариантами названий — это была обычная жизнь, такая же, как бесконечная лепка пельменей к субботним гостям вместе с мамой. Мама, Тамара Георгиевна, делала программу «В мире животных», и наши знания в этой области ей не были нужны, но именно она, когда мне было четырнадцать, привела меня в программу «Спокойной ночи, малыши», и я стала писать интермедии, а потом и делать передачи сама — «Избранное», «Под знаком Пи», «Гении и злодеи». Так что я не просто так оказалась в Пушкинском музее и возле Ирины Александровны, и была для нее не просто кем-то с телевидения. Я была своей. Я была дочерью человека, которого она очень любила и уважала, и часть этой любви она сразу безоговорочно перенесла на меня. Недаром, наверное, когда я родила сына, она сразу попросилась в гости, приехала, взяла его, крошечного, на руки и сказала: «Ну вот и у меня вроде внучек родился». Она очень любила моего папу.

Когда возникла идея делать программу о Пушкинском музее и об искусстве, папа попросил меня заняться этим, апеллируя к моему знанию музея, все-таки я в нем много лет провела, и к тому, что он мне доверяет. Хорошо. Я решила про себя: запущу проект и уйду делать другие программы, не всю же жизнь в музее сидеть. И вот я пришла к Ирине Александровне…

Я могу, нисколько не лукавя, написать, что мы с Ириной Александровной не просто проработали вместе двадцать лет, за эти годы она стала для меня очень близким и важным человеком. Мы делали одно дело и постоянно выходили за рамки ролей автор — режиссер. Наши дружеские отношения начались со спорта. Известно, что она была страстной болельщицей, а я, скорее, выступала со стороны увлеченных спортсменов. И вот однажды февральским вечером она спросила меня, смотрю ли я Олимпиаду. Шли Олимпийские игры 2002 года в Солт-Лейк-Сити. Я смотрела. Ирина Александровна вздохнула, что в музее ей и поговорить об этом не с кем, и мы проболтали добрых два часа. К тому времени мы с Ириной Александровной перешли на новый уровень отношений — она мне доверилась, поверила уже мне, а не папе через меня, она увидела мой интерес и внимательность. Я привыкла все проверять, работать с источниками, лазить по словарям, и это очень импонировало Ирине Александровне. Она серьезно готовилась к съемкам, но из-за нехватки времени часто наговаривала мне по два часа информации на положенные 26 минут эфира и моей задачей становилось отредактировать это, и сделать из большого материала передачу.

Мы смотрели каждую готовую программу, и Ирине Александровне нравились наши посиделки, когда дело уже сделано и можно расслабиться. Если позволяло время, она заказывала нам перекус, и мы разговаривали. Я любила, когда это было вечером, Ирина Александровна не торопилась и расспрашивала меня о делах. Она довольно пристально следила за моей жизнью. Давала советы, когда я стала водить машину, подсказывала удачные маршруты по центру. Ей было интересно, что я смотрю, чем увлекаюсь. Делилась она со мной своей фонотекой, приносила книги почитать. Мне нравилось, когда она мне звонила просто так, по какому-то не связанному с нашей работой вопросу. И меня искренне поражало, как Ирина Александровна отвечала по телефону, мгновенно включаясь в разговор. Сколько раз я была свидетелем того, как она терпеливо объясняла часы работы музея, какая идет выставка или еще какие-то подобные вещи, и если чего-то не знала, то спокойно говорила, что звонивший попал в кабинет директора и лучше перезвонить по такому-то номеру. Нет, она не была супертерпелива, но в таких ситуациях было видно, что она и правда хозяйка музея, она не работает там, а служит ему, и каждый вопрос по музею — это вопрос к ней лично. Меня эта преданность до сих пор восхищает. Так мы и общались, обговаривая, что снимать, что посмотреть, например, в Греции, куда лучше поехать отдыхать, а также обсуждая книги, фильмы и многое другое.

На съемках Ирина Александровна прислушивалась к моим советам. В какой-то степени ей нравились мои указания — как сесть, куда смотреть, как лучше начать передачу. Неизменные споры у нас вызывало только упоминание спонсоров выставок, имена которых нельзя было произносить в передаче, потому что это становилось рекламой. Она понимала законы телевидения, но всегда сердилась и упрямо говорила, что она должна сказать, «а вы уж там потом все, что нельзя, вырежете». Поначалу Ирина Александровна робела камеры, и это было очень видно, но потом привыкла, стала вести себя свободно, научилась брать интервью и даже руководить разговором с несколькими участниками, не забывая, что это передача, а не конференция, и зрителю важно, что он видит, а не только о чем ему рассказывают.

Я вполне музейный человек, но мои знания об искусстве не были систематическими, и работа с Ириной Александровной, стала, что называется, моими университетами. Конечно, я узнавала массу новых имен, сведений об уже знакомых мастерах, но, самое главное, я училась смотреть, училась понимать, почему и как тот или иной мастер работал, училась видеть пересечения в искусстве. И это тоже одна из тем этой книги.

Все материалы этой книги записаны с января 2002 года по октябрь 2022-го. Часть записей сделаны к передачам, и они звучат собраннее, серьезнее и академичнее, часть — разговоры именно «между делом», и они, конечно, так и читаются. Записи очень разнородные, потому что делались в разное время и в разных обстоятельствах, в разном состоянии Ирины Александровны, в разном ее настроении и расположении духа. Иногда Ирина Александровна вспоминала эпизоды своей жизни, о которых я расспрашивала, вспоминала людей, а иногда сама предлагала темы для разговора, тогда я подхватывала предложенное ею. Вы увидите, что иногда она рассказывала, явно сердясь, а где-то посмеивалась над былым.

В этой книге два голоса: основной текст — прямая речь Ирины Александровны, а курсив — мои комментарии.