— Я решила зайти к тебе первой, — вместо приветствия сказала она и поставила поднос на стол в углу, — скоро придут служанки. Как ты?

Эллин повернула голову и равнодушно взглянула на Мелиссу.

— Меня будто терзали псы, — ответила она слабым голосом.

Мелисса взяла с подноса крохотный флакон и села на край кровати.

— Это все из-за бассейна. Это проходила каждая из нас. Я не знаю точно, то ли дело в воде, то ли в магии, но каждая, прежде чем стать пташкой, испытывала это. Вот, выпей, — она открыла флакон и протянул его Эллин, — это лечебная настойка, ее делает придворный лекарь. Тот же, что осматривал тебя.

Девушку посетили смутные воспоминания.

— Проверял, что я…

— Девственница ли ты, — закончила за нее Мелисса, — да, это тоже проходили все пташки. Рутина. Ну же, выпей.

Она ткнула ей под нос флакон. Эллин нехотя повиновалась. Жидкость на вкус оказалась сладкой и пахла душицей и мятой. Туман в голове сразу ушел, а ломота в теле сменилась слабостью. И проснулся голод.

Оживленная настойкой, Эллин приподнялась и села рядом с Мелиссой.

— Как? — произнесла Эллин, схватив Мелиссу за руку, — как ты можешь быть такой радушной и веселой? Живя здесь, в неволе, с этой меткой, как чья-то скотина?

— Легко, — улыбнувшись, ответила Мелисса, — ты привыкнешь. Все привыкают. Многим даже нравится, многие мечтают стать райской птицей…

— Что это значит? — спросила Эллин.

Мелисса ответила не сразу. Она отвела глаза в сторону, рассеянно теребя подол платья.

— Мы все — пташки владыки. Если Рикар прав, то ты станешь соловьем. Соловьи поют. Есть воробьи, они помогают служанкам, воробьев очень много. Есть ласточки, они танцуют. А есть райские птицы…Чаще они проводят время в постели владыки.

Мелисса прикусила губу и внезапно покраснела.

— Я не должна была тебе этого говорить, — сказала она и поднялась с кровати, — ты узнаешь все в свое время. Тебя ждет обучение. Никто не станет пташкой без обучения и подготовки.

Мелисса грациозно подбежала к двери.

— Постой! — вскрикнула Эллин и соскочила с постели, — а если я не пройду это ваше обучение, то что тогда?

Мелисса остановилась в дверях. Ее полудетское лицо было серьезным, большие глаза увлажнились.

— Рикар поедет искать новую пташку, — отрывисто произнесла она, — а ты…ты… Исчезнешь.

Мелисса развернулась на пятках и выбежала из комнаты. Эллин неподвижно стояла посреди комнаты. Она не была удивлена. Чего-то подобного она и ожидала. Теперь, когда подействовала настойка лекаря, к ней вновь вернулась способность соображать, несмотря на слабость и голод. Сейчас Эллин понимала, что ее утренняя затея с побегом была обречена на провал, и ей крупно повезло, что ее обнаружил садовник, а не кто-нибудь похуже.

Вошли две служанки. Пробормотав что-то бессвязное, они взяли Эллин под руки и повели в другую комнату, наполненную паром и ароматом сандала. Это была купальня. Посреди комнаты стояла ванна, наполненная горячей водой, в которой плавали листья мирра.

Эллин позволила раздеть себя и усадить в ванну. Горячая вода подействовала расслабляющее, а разум заработал с новой силой. Пока девушки не щадя натирали ее кожу, Эллин пыталась вспомнить все, что слышала о владыке и этом месте.

Помнила она не так и много. Все истории о нем были похожи: они были кровавые и жуткие, наполненные страданиями и мертвыми девами. Владыка любил убивать, он жил за счет чужих жизней. Ничего о пташках она никогда не слышала. Эллин знала, что все девицы, что попадали к владыке, становились рабынями, его вещами. Это несмотря на то, что в их королевстве рабства не было уже тысячи лет. Но только не для владыки. Для него закон не писан. Может, дело было в его нечеловеческой природе (ни один человек не способен жить так долго), может, в его силе, колдовстве или в богатстве. А, может, во всем сразу.

Но всем было ясно: если ты попадешь к владыке, прощайся с жизнью. И истязать он будет так, что смерть даром небес покажется.

Эллин взглянула на вытатуированную метку на лодыжке. Ее клеймили, она уже стала рабыней. И все же те, кого она видела, не были похожи на напуганных, забитых девиц.

«Или еще не пришел их черед», — с горькой усмешкой подумала Эллин, вспомнив слова Мелиссы, что их так же много, как птиц в лесу. А сколько гибнет птиц в лесу? Никто не знает. Никто и не замечает этого.

От этой мысли у Эллин похолодело внутри. А ведь действительно, ее исчезновения никто не заметит. У нее никого не осталось в этом мире, чтобы ощутить утрату, начать искать, в конце концов, скорбеть.

Поэтому Рикар, этот мерзкий охотник за живыми людьми, выбрал ее? Потому что она совсем одна? Мало ли девушек, что умеют петь да играть. Да, поняла Эллин, именно так.

Служанки помогли ей встать из ванны и насухо вытерли тело хлопковым полотном. Надели жемчужно-серое шелковое платье без рукавов. Длина его была такая, что было видно метку на лодыжке. Ноги обули в закрытые туфли, а влажные волосы собрали на макушке, убрав под металлический обруч.

После всех приготовлений, ее снова повели в другую комнату. Ничего, кроме круглого столика и мягких подушек, в ней не было. На столе ее ждал ужин: суп, хлеб, сыр и фрукты. Служанки усадили Эллин прямо на подушки и оставили ее одну.

Когда Эллин уже доедала десерт, в комнату вплыла темноволосая, красивая экзотичной красотой, женщина.

— Ты неправильно ешь, — мягким, с легким акцентом, голосом произнесла она и села на подушки напротив Эллин. Это была та самая женщина, что разглядывала Эллин, когда ее только-только привели в замок. — Это зимний фрукт, его нужно разрезать на небольшие кусочки и есть вилкой, макая в мед.

Эллин демонстративно взяла зимний фрукт в руку и откусила приличный кусок.

— Здесь нет меда, — произнесла она, прожевав, — и вилки тоже.

— Знаю, — холодно сказала женщина, — но ты должна запомнить на будущее, что я сказала. Ты должна запоминать все, что я говорю, понятно? И не совершать нелепых ошибок. Они могут стать роковыми.

Эллин принялась за второй фрукт.

— Я так понимаю, здесь так принято, — сказала она равнодушным тоном, — запугивать, не давая объяснений.

— Здесь принято рассказывать о правилах и соблюдать их. И за любое нарушение правил ждет суровое наказание. Я не потерплю глупости или легкомысленности. Владыка милосердный — он предпочитает прежде предупредить о правилах. Запомни, это птаха.

— Своеобразные понятия у вас о милосердии, — сказала Эллин и вытерла руки холщовой салфеткой.

Женщина сузила глаза и выставила указательный палец перед лицом Эллин.

— Никто не обсуждает и не осуждает нашего владыку. Это первое правило, — полным гнева голосом сказала она, — запомни это раз и навсегда, если дорожишь жизнью.

Она не напугала Эллин, но все же в этот раз девушка решила промолчать и со смиренным лицом кивнула. Порой лучше притвориться, что играешь по чужим правилам, чтобы после придумать свои.

Женщина будто осталась довольна реакцией Эллин. Она встала с подушек и плавно прошлась по комнате, высоко подняв голову. Осанка и походка у нее были величавыми, горделивыми, словно она была королевских кровей.

— Меня зовут Изора, — важно произнесла она, — я слежу за порядком во дворце и буду твоей наставницей. Не каждая пташка удостаивается такой чести. Но если этот охотник прав, то ты будешь соловьем. А соловей должен быть достоин своего владыки.

Она приблизилась к Эллин и критично осмотрела ее.

— Встань, — приказала она.

Эллин нехотя поднялась и скрестила руки на груди. Изора обошла ее кругом, осматривая с головы до ног пристальным взглядом.

— Что ж, — вынесла она, наконец, вердикт, — неплохо вполне, но еще есть над чем поработать. Во-первых, твои волосы, — она прикоснулась к выбившимся из прически прядям, — им не хватает блеска, огня. Твои руки грубы, ты когда-нибудь умащивала их маслами или кремом?

Эллин усмехнулась. Последние два года она проводила либо в пути, либо переодетая в мужскую одежду. Ей точно было не до масел. Она ухаживала за руками — это ее инструмент — но насколько хватало времени и сил.