Ардел резко отпрянул от нее и убрал руки за спину. В широких зрачках отражались огни фонарей.

— Здесь всегда что-то или кто-то исчезает, — произнес он таким тоном, будто не прикасался к ней минуту назад, — в этом мире нет ничего вечного. Ты должна смириться с этим, Эллин. Но я бы не хотел, чтобы исчезла ты.

Эллин стояла как вкопанная. Несколько минут они молча смотрели друг на друга. И она сама не знала, что чувствует сейчас: радость, раздражение?

— Мне пора идти, — с досадой в голосе произнес Ардел и подошел к Эллин, — и тебе тоже. Доброй ночи, пташка.

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и пошагал прочь. Эллин смотрела на его удаляющуюся спину, и ее пронзило дежа вю, пахнущее безысходностью. Казалось, уже сотни раз он уходил вот так — в ночь, а она сотни раз смотрела на его широкую спину и ничего не могла поделать.

Ничего.

С того момента, как исчезла Айрика, у Эллин появилась новая подруга. Нэла, разумеется. Может, дело было в чувстве благодарности или в одиночестве, но Нэла теперь почти всегда была рядом с Эллин. Они вместе трапезничали, вместе ходили на репетиции, в купальную и на прогулки в сад.

Куда бы ни следовала Эллин — Нэла была рядом.

Прошло еще два месяца, и Эллин пополнила ряд удачливых пташек, что сумели выжить в стенах этого замка полгода. Владыку она так и не видела вживую, только на портретах, и он, как и когда-то в детстве, казался ей мифическим существом, страшилкой, которой так любили запугивать матери непослушных детей.

Многие соловьи из ее комнаты играли для него раз или два. Эллин тоже выступала, но для гостей и советников владыки. Раз-два в неделю она с другими соловьями играла в Серебряном зале веселые песенки и мотивы. Ни разу ее не просили спеть. Музыка оставалась музыкой, и приносила ей прежнее удовольствие. Она была счастлива просто играть. А если закрыть глаза и не видеть довольные и высокомерные лица гостей владыки, то можно даже на краткий миг забыть, что ты в неволе.

Однажды утром, после завтрака, стоя перед зеркалом рядом с тремя соловьями, Эллин вдруг поймала себя на мысли, что эта жизнь стала для нее привычной. Она привыкла к ней, как когда-то привыкла к выступлениям в трактирах в мужской одежде. Девушка наносила на губы малиновый бальзам, чтобы придать блеск — обязательное требование для всех пташек — и поправляла окрашенные в вишневый цвет волосы, когда поняла это.

«Но это лишь внешние изменения, — подумала Эллин, отходя от зеркала, — внутри я все та же девушка в мужской шляпе».

И все же это был самообман. Та девушка стремилась к своей мечте, она твердо шла к ней, веря, что ей хватит сил, чтобы претворить ее в жизнь.

А что теперь? Бездумные выступления, не жизнь, а существование в пределах нескольких комнат и сада. Никаких целей, никаких горизонтов впереди. Да, жизнь пташек была сытой, холеной, но часто короткой.

Эллин теперь часто слышала о том, что пропала та или другая девушка. Об этом шептались в коридорах или в постелях перед сном. Воробьи, совы, ласточки…Ни одна из соловьев больше не исчезала. Ни одну из соловьев владыка больше не брал в свою постель. На какое-то время все вздохнули с облегчением.

Пока однажды Рэмин не пришел в комнату соловьев с объявлением.

— Наш владыка намерен жениться, — торжественно-высокомерным тоном произнес он, встав в центре зала.

Все девушки притихли и замерли, внимательно глядя на главного музыканта. Рэмин, на удивление, выглядел довольным. Его серые глаза так и сияли, и в уголках тонкого рта притаилась улыбка. Он обвел комнату взглядом и, довольный произведенным эффектом, продолжил:

— Невеста со своей свитой вскоре прибудет в Западные края. Все мы должны радушно их встретить и показать, что играем и поем не хуже заморских гостей. Отныне я буду репетировать с вами каждый день, а ваши занятия музыкой увеличатся вдвое. Никакой праздности я не потерплю — каждая из вас должна быть занята делом.

Он постоял еще пару мгновений и, словно вспомнив о чем-то, развернулся и вышел из комнаты, оставив девушек в полном недоумении.

Никто не ожидал, что владыка может жениться. Сложно было представить, что ему близки человеческие заботы. Зачем такому, как он, жениться, думала Эллин. И почему он еще не женат?

Впрочем, это радовало. Может, женившись, он поймет, что сады с пташками ему больше ни к чему и отпустит их всех на волю? Девушка мечтательно вздохнула и, взяв скрипку, отправилась в музыкальный зал. Нэла была уже там. Она, закрыв глаза, играла на арфе печальный мотив. Кроме них, никого не было. Эллин дослушала мелодию и ласково прикоснулась к плечу Нэлы. Та вздрогнула и открыла глаза.

— Владыка женится, — прошептала Эллин и улыбнулась.

Нэла подскочила с табурета. В ее зеленых глазах засветилась сумрачная надежда.

— Женится? Не может быть, — тоже шепотом произнесла Нэла, — как думаешь, он освободит нас после своей свадьбы?

— Нет! — раздался за их спинами звонкий голос.

Девушки оглянулись. В дверях зала стояла Шайла, укутанная в красный шелк и золото. На этот раз она была одна, без своей свиты. Шайла медленно, с гордо поднятой головой, шагнула в комнату и окинула девушек высокомерным взглядом.

— Конечно, он никого не освободит, глупые. — Произнесла она жестким голосом, — еще ни одному его браку сады с пташками не были помехой. Не будут и в этот раз.

Она скривила губы в подобии улыбки. Глаза ее злобно сверкали, от нее так и веяло враждебностью.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Эллин, — не похоже, чтобы ты интересовалась музыкой.

Шайла медленно прошлась по залу.

— Не твоего ума дела. Твое дело — пиликать на своей скрипке. Мое же…

В коридоре послышались чьи-то шаги. Шайла замолчала и уставилась на закрытую дверь. Через мгновение она распахнулась, и на пороге показалась Мелисса, раскрасневшаяся и взлохмаченная. Увидев Шайлу, она широко улыбнулась, обнажив мелкие, как у зверька, зубы. Шайла побледнела.

— Мелисса? — вздернув брови, произнесла она, — какой сюрприз!

Мелисса вошла в зал. Она улыбнулась и подмигнула Эллин и подошла к Шайле.

— Я удивлена не меньше, — звонким голосом сказала девушка, — кого-кого, а тебя тут увидеть я не ожидала. Я пришла навестить Эллин. А ты к кому?

Губы Шайлы презрительно скривились, и она скрестила руки. Мелисса по сравнению с ней казалась хрупким ребенком, в своем белом воздушном платье, веснушчатая и кудрявая.

— Здесь нет никого, кого бы я хотела видеть, — ответила Шайла, многозначительно взглянув на Эллин и Нэлу, — как ты помнишь, я, как и все, забочусь о том, чтобы наш владыка…чтобы он был счастлив. Я хочу того же, что и он. А наш владыка хочет, чтобы соловьи в этот раз были на высоте. Но это личное поручение, тебя оно не касается.

Она улыбнулась и отошла от Мелиссы.

— Где Рэмин? — спросила она, подойдя к девушкам. Эллин пожала плечами.

— Кто мы такие, чтобы знать, где главный музыкант, — усмехаясь, сказала Эллин, — еще недавно он был в общей спальне. А где теперь — не знаю.

Шайла закатила глаза и подошла к двери, ведущей в сад. В этом замке почти в каждой комнате, что видела Эллин, был выход в сад.

«Потому что пташки должны резвиться в саду», — сказала ей как-то Изора.

Дверь распахнулась, появился Рэмин. Увидев Шайлу и Мелиссу, он удивленно приподнял бровь и сжал губы.

— Не думал, что райские птицы интересуются музыкой, — с легким презрением произнес он.

Шайла отступила и скрестила руки, вздернув подбородок.

— Райские птицы интересуются всем, что интересно владыке, — сказала она, — а сейчас нашего владыку волнует музыку. У меня есть поручение для тебя…

Она обернулась и обвела девушек высокомерным взглядом.

— Но оно не предназначено для ушей этих птах.

Рэмин нехотя кивнул и указал рукой на дверь. Первой вышла Шайла, мужчина — следом, на его лице было написано презрение вперемешку с брезгливостью. Всем соловьям было очевидно, что главный музыкант не любит пташек, и если соловьев он терпел, то райских птиц, судя по его виду, он на дух не переносил.